Когда будущее стало чужим (СИ) - Чайка Дмитрий

Сама княгиня красавицей не была, но нимало по этому поводу не переживала. Той науки, что ей преподали в той самой школе, с избытком хватало на то, чтобы муж боготворил ее. Она всегда была мила, желанна и не забивала мужу голову обыденной женской чепухой. У нее никогда не болела голова, а рядом с ней муж чувствовал себя героем, готовым покорить новые континенты. Или разбить захватчиков с длинными головами. Он даже не догадывался, что мужская психология — это предмет в той самой проклятой Школе, который занимает целых три семестра. Так что княгиня железной рукой управляла семейным кораблем. А то, что у мужа было пара официальных наложниц, даже и неплохо. Она сама их и купила. Мужчине нужно иногда пар спустить. Иначе он это сделает без ее ведома.

— Муж мой, — сказала княгиня. Все с уважением прислушались к ней. — Когда наши войска войдут в Гургандж, я хотела бы увидеть документы о бракосочетании покойного князя.

— Но, дорогая, он же еще жив! — безмерно удивился Мардоний.

— Это недоразумение, муж мой. Он непременно погибнет в том бою.

Все склонили головы. Приказ был отдан, и не подлежал обсуждению. Даже князь в такие моменты не противоречил жене, признавая ее острый ум, просчитывающий ситуацию на много шагов вперед.

— А зачем документы, дорогая? — на всякий случай уточнил он, начиная понимать, какой будет ответ.

— У меня есть информация, что заключение брака прошло с нарушением необходимых процедур.

— Ведь это значит… — хватал воздух князь.

— Это значит, что дети князя Хорезма от той актриски незаконнорожденные, и мы возьмем княжество под свою руку. Разве наш младший сын, что стоит рядом с тобой, не достоин стать князем?

Князь махнул рукой, и в комнате осталась только семья. Совет окончен, а это уже было не для чужих ушей. Дети внимательно слушали, а на их юных лицах проявилось то, что и отличает настоящих правителей от обычных людей- абсолютный приоритет целесообразности над иными чувствами. Это и было последствием столетий селекции в княжеских семьях. Даже десятилетняя девочка, играющая в куклы, спинным мозгом понимала суть власти. Если ты слаб и делаешь непростительные ошибки, то ты уже умер. И это не вызывало в ее юных мозгах ни малейшего отторжения, ведь такова жизнь.

— Но, дорогая, а если в этих документах нет ошибки? — спросил князь.

— Как это нет? — возмущенно сказала княгиня. — Я же сама их готовила.

Двумя неделями позже. Октар.

Лагерь кочевников напоминал рассерженный улей. Вожди суетливо собирали воинов, которые еще не отошли от вчерашней тяжелейшей сечи. Огромный разбросанный лагерь занимал почти фарсанг, и в разные концы поскакали всадники с выпученными глазами, которые должны были собрать в кучу племена и роды. Ни о каком правильном сражении речь уже не шла. Всем было понятно, что битва пойдет в разных местах, и отдельными очагами. А без единого вождя, что железной волей скреплял эту рыхлую массу, иначе бы и не вышло. Двоюродный брат Баламира, который претендовал на старшинство, ничего сделать не успевал. Ведь совершенно не так становятся ханами в степи, и вождь Октар с большим трудом собирал чистокровных гуннов, которых в этом войске была едва треть. Но это была самая боеспособная треть.

— Мой хан, что будем делать? — спросил вождь Кульпа, который быстро пришел в себя, и воины его рода уже подтягивались к лагерю, где стояла элита войска гуннов.

— Пойдешь с нами, князь! — ткнул Октар в Кульпу. — Мы прорвем строй тяжелыми всадниками, а вы добьете пехоту.

— Я приведу других вождей, хан. Тех, кто еще не развернул своих коней в степь.

— Веди, я не забуду тебя! — в глазах гунна мелькнуло уважение к старому воину.

Движение начало принимать более упорядоченный характер, и бестолковая суета сменилась чем-то похожим на приготовление к битве. Все-таки тут были опытные воины, прошедшие не одну войну. Часть мелких родов ушла в степь, нещадно нахлестывая коней, они уже видели полки, что охватывали лагерь, прижимая его к Аралу. Они не знали, что помимо Согдианы, своих солдат прислали и другие княжества, и теперь кочевников с флангов обходила тяжелая конница, отрезая им путь к отступлению. Чувство опасности, которое просто кричало и било в набат, увело пятую часть войска подальше от неминуемого поражения. А в том, что это будет так, никто и не сомневался. Битвы выигрываются заранее, грамотным маневром, а тут пришло свежее войско, да и явно большее, чем разбили накануне.

Гунны спешно выстраивали кулак в центре, а кутигуры и еще пять племен, что не струсили, стали по флангам. Они видели перед собой войско, ощетинившееся жерлами пушек, и воины понимали, что первые линии будут сметены картечью, но деваться некуда. Им нужно прорвать строй, и затоптать пехоту, иначе все они останутся на этом поле.

Октар поднял руку, и завывающая конница пошла в бой, засыпая пехоту ливнем стрел. Как и предполагалось, первые ряды были скошены огнем пушек, которых было больше чуть ли не вдвое, чем у хорезмийцев. Пехота стояла незыблемо, хоть и несла потери. Убитых и раненых вытаскивали из строя, а их место занимал новый боец, смыкая ряды.

Волна за волной накатывали гунны на каре, и Октар понял, надо идти на прорыв, иначе будет поздно. Он поднял кулак, и в атаку понеслась элита войска — отборный тумен одетых в кольчуги всадников с длинными копьями. Это были те, кто сокрушил все степные племена на своем пути.

Легкие лучники шли сзади, чтобы хлынуть в пролом пехотных рядов, но тут случилось странное. Вперед пошли только гунны, а их союзники из степи открыли огонь из луков им в спины. Пока картечь крошила отборных всадников, скачущих впереди, вторые ряды уже ударили длинными копьями в пехотный строй, увязнув в тугой массе людей, ощетинившейся штыками. Они не видели, что сзади их поливают стрелами бывшие союзники, почти истребив легкую конницу гуннов, как не видели и того, что во фланги им заходят кирасирские полки. Все было кончено. Кирасиры сделали по два выстрела из длинноствольных пистолетов, пули которых прошивали кольчуги, и ударили в палаши. Тяжелые длинные мечи (ну а что это еще?), заточенные с одной стороны, легко прорубали немудреный доспех кочевников. Копья же степняков скользили по стали кирас, и могли лишь поразить незащищенные ноги и конские бока. Гунны умирали с честью, это последнее, что им оставалось. Хан Октар погиб последним, окруженной горсткой охраны, которую в конце просто и незатейливо перестреляли. Он стоял один, скаля зубы, как волк, а навстречу к нему выехал сам князь Мардоний, сопровождаемый сыном.

— Отец, позвольте мне, — почтительно спросил младший сын Тирибаз, что был назван в честь предка, завоевавшего Согдиану в незапамятные времена. — Ведь если я привезу с собой голову хана в Первую Сотню, я стану лучшим в выпуске. И мои права на это княжество уже никто не оспорит.

— Иди, сын, я верю в тебя. — ответил отец. — Если ты умрешь, пойду я. Это наш долг, как князей.

Пятнадцатилетний парень уверено двинулся на уставшего, но все еще крайне опасного соперника, который презрительно смотрел на мальчишку, который шел к нему, обнажив длинную тяжелую саблю. Он не любил палаш, это для рубки в конной лаве. А в бою один на один лучше сабли ничего и нет.

— Ты решил умереть, мальчик? — оскалился гунн, сорвав шлем с уродливой головы. — Или ты хочешь стать героем, чтобы твой папаша тобой гордился? Или чтобы девки писались от одного твоего вида?

— Нет, я просто хочу тебя убить, — ответил Тирибаз на языке степняков, становясь в позицию.

— Это непросто сделать, — захохотал Октар, который все это время цеплял песок носком сапога. В глаза княжича полетела грязь, но он увернулся и от ее, и от прыгнувшего гунна, который рубанул мечом там, где только что была голова мальчишки.

— Неплохо, гунн, но я на такие финты не ловлюсь уже года три как, — спокойно сказал Тирибаз, отбивая наскоки широкоплечего и длиннорукого хана.

Отточенные движения парня, учившегося у лучших мастеров клинка, не могли пробить защиту опытнейшего воина, который был гораздо сильнее. Да он и не пытался. Он просто изматывал Октара, который до этого рубился не один час, и ждал, когда тот совершит ошибку. А ошибка была неизбежна, потому что гунн рассчитывал смять более легкого и молодого противника с наскока, но не вышло. Парень отбивал удары, экономя силы, пока хан тратил свои, обрушивая на того град тяжелых ударов. Октар стал выдыхаться минут через десять, его движения стали более медленны и тягучи, и именно этого ждал Тирибаз, который подсек ему голень коротким ударом. Гунн завыл и схватился за ногу, а Тирибаз широким молниеносным ударом снес ему башку, вызвав восторженный вопль воинов, стоявших вокруг. Тирибаз поднял отрубленную голову, чтобы было видно всем, не обращая внимание на кровь, что заливала его одежду и доспех.