Чистая работа - Линда Ла Плант

— Нет, точно не знаю.

Гарри наклонился к ней:

— Почти полсотни. Что они там думают — как нам работать? Как только их осудят и посадят, тут же снова освобождают! Прямо зло берет. Я тебе так скажу: если бы этот отморозок убил мою дочь, я бы его собственными руками задушил. А почему нет? Дадут двенадцать лет, так я за хорошее поведение выйду через семь, может, еще раньше. Я не шучу. Вон министр внутренних дел говорит, что у нас кризис. Какой, к черту, кризис? Я бы сказал, что дело гораздо серьезнее. У меня друг в тюрьме работает, так он мне рассказывал, что Ассоциацию тюремных работников уже предупреждали: сажать больше некуда — и так то бунт устроят, то в заложники кого-нибудь возьмут, и это почти каждую неделю. И знаешь что? Министерство внутренних дел выделяет на каждого заключенного почти четыреста фунтов, так что, если подсчитать, налогоплательщикам все они обходятся больше чем в десять миллионов. И что, у нас строят новые тюрьмы? Ничего подобного! Зато извращенцы вроде Мерфи освобождаются раньше срока. А теперь заключенным еще и ключи от камер собираются давать, чтобы не ущемлять их достоинство! Господи, я просто не понимаю, куда мир катится! — Гарри допил кофе и встал. — Извини, — произнес он со смущенной улыбкой. — Выговориться надо было.

— А ты с женой разговариваешь о работе?

— Нет. Когда я отсюда выхожу, то стараюсь держать все в себе, но тут, когда моя дочь такого же возраста… Я все смотрю на нее, потом на жену и думаю: а что, если бы такое случилось в моем доме? Если бы ко мне зашел маньяк, которого на улицу выпускать нельзя? Да вот хотя бы бедолага Джимми…

— Извини, кто?

— Ленгтон. Какой-то нелегальный иммигрант чуть его не пришил, и я слышал, дела у него не очень.

— В каком это смысле «не очень»?

— Ну, ходить-то он вроде не будет?

Анна вспыхнула:

— Почему это не будет? Конечно будет! Не знаю уж, с кем ты говорил, но ему сейчас гораздо лучше!

— Да встретил тут одного, только что выписался из того реабилитационного центра. Он мне и рассказал. Может, я чего не понял, ты уж прости.

— Да, ты не понял, Гарри.

— Так я и говорю, прости. Я знаю, вы с ним… как уж это? Живете вместе?

Анна встала и взяла со стола папки.

— Надеюсь, ты вразумишь своего друга. Джеймс скоро должен вернуться на работу.

— Так это же здорово!

И с этими словами Гарри ушел, оставив ее в смущении и гневе. Но все равно она была ему благодарна — из головы улетучились мысли об Артуре Джордже Мерфи. Она не позволит ему вмешаться в свою жизнь. Одного Ленгтона вполне достаточно.

Анна чувствовала себя защитницей Джимми, но расстроилась из-за того, что пополз слух, будто он не сможет ходить.

Глава 3

Освободившись на работе, Анна сразу же позвонила в реабилитационный центр. Она рассчитывала поговорить с Ленгтоном и сказать ему, что сегодня времени у нее больше, чем вчера вечером, и она приедет навестить его.

— Привет, как дела? — задал он нетипичный для себя вопрос.

— Знаешь, мы поймали убийцу, и он во всем сознался. Ему не удалось отвертеться, доказательств больше чем достаточно. — Анна помолчала, послушала. — Алло! Ты где?

— Здесь, только знаешь, у меня прямо язык на плече — в спортзале занимался. Я сейчас рухну в койку и отключусь. Давай-ка приезжай завтра.

— Как хочешь.

— Ну, до завтра тогда. Рад, что у вас получилось. Спокойной ночи.

Телефон замолчал. Анна сидела, держа в руке трубку, и чувствовала себя ужасно. Даже когда он был не в настроении, он так не разговаривал. Она подождала немного, позвонила снова, намереваясь поговорить с медсестрой. После этого разговора ей стало только хуже.

Ни в каком спортзале он сегодня не занимался. А накануне переусердствовал и занес инфекцию в коленный сустав, теперь он не мог ходить и любое движение вызывало нестерпимую боль. Опухоль была размером с мяч для регби, врачи очень беспокоились: он уже раз перенес заражение крови и теперь это могло повториться. Чтобы приглушить боль, ему ввели морфий и отвезли спать в палату.

Анне хотелось рыдать. Что, если этот друг Гарри Бланта прав и Ленгтон так и не сможет ходить? Она поразмышляла над словами медсестры и согласилась, что, если бы Ленгтон отдыхал сколько нужно и не заставлял бы себя заниматься через силу, развитие инфекции можно было бы держать под контролем и постепенно он смог бы увеличить нагрузку.

Она приготовила себе омлет, без аппетита поковыряла в нем вилкой и уже собралась поехать на квартиру Ленгтона, чтобы забрать почту, когда в дверь позвонили. Приехал Майк Льюис. Извинившись, что заглянул так просто, без звонка, он сказал, что ездил к Ленгтону.

Анна предложила ему стакан вина, он с мрачным видом уселся на софу.

— Неважные у него дела, Анна.

Она ответила, что звонила медсестре и знает, что у него воспаление коленного сустава.

— Ну, это еще не все.

— Как это понимать?

— Знаешь, есть еще и другое.

— Ничего не знаю. О чем ты говоришь?

— С головой у него не в порядке, он злится как черт.

— А ты бы какой был? — попробовала она защитить Ленгтона.

— Ну понятно, конечно, только я не могу помочь ему, Анна. Не могу я сделать то, что он хочет.

— Что же он такого особенного хочет?

— Выследить эту сволочь — незаконного иммигранта, который его искромсал.

— Он тебя просил?

— Боже ты мой, да он мне каждый день названивает, пристает с расспросами, что я сделал, что накопал, но ты ведь знаешь, этих гадов ищет специальная бригада. Я работаю над другим делом, у меня просто времени на это нет.

— Ты хоть как-то продвинулся?

— То-то и оно, что пока никак. Они точно сквозь землю провалились. Вероятнее всего, их уже и в стране-то нет, но говорить такое Ленгтону — все равно что перед быком красной тряпкой махать. Он не хочет верить, что этот подонок может уйти, улететь, вообще как-то исчезнуть, но факт есть факт — ни одного следа, ни единого. Бригада, которая это расследует, просто землю роет, но пока ничего.

— А ты что-нибудь принес с собой?

Льюис со вздохом открыл папку:

— Вот… Вообще-то, я не должен был снимать копии с оригиналов дела, но… Это все, что я пока что сумел раздобыть.

— Можешь оставить папку у меня?

Льюис кивнул:

— Конечно, только никто тебе не поможет. Я натолкнулся на кирпичную стену. Не знаю, как еще действовать.

Анна сделала Льюису бутерброд и перевела разговор на его сына и на то, как работает Баролли.

— О, нам всем не хватает шефа, с ним никто не может сравниться, понимаешь? Я знаю, ты сейчас работаешь с этим козлом Шелдоном.

Анна улыбнулась.

— Анна, я ничего не могу для него сделать, и Баролли тоже, но это все равно бесполезно. — Льюис явно колебался. — Знаешь, что сейчас самое главное? Он сосредоточен на том, чтобы поправиться. Но похоже, он больше не сможет работать, ему надо будет проходить медицинскую комиссию, но он ее не пройдет. Я думаю, его спишут.

Анна проводила Льюиса. Был уже двенадцатый час ночи, и ей вовсе не хотелось читать оставленную им папку. Ей и без того было о чем подумать, и в первую очередь о физическом состоянии Ленгтона. Будильник она поставила на пять часов, чтобы с утра пораньше почитать материалы. Анна даже не представляла, что было в папке, но если она как-то может помочь, то делать это надо было поскорее.

В папке оказались копии всех материалов по расследованию убийства: показания свидетелей, документы по аресту подозреваемого, множество фотографий. Кроме того, здесь же лежали заметки Льюиса и маленькая черная записная книжка с замечаниями Ленгтона по ведению дела. Ленгтон имел привычку говорить: «Записано!» — и постукивал по нагрудному карману, в который клал свою книжку. Над этой его привычкой частенько подшучивали и говорили: «Это в книжку, шеф». Он произносил свое излюбленное слово и тогда, когда кто-нибудь где-нибудь напортачил или даже, например, если он сам забыл выпить утром чашку кофе! Когда Анна спросила его об этой книжке, Ленгтон усмехнулся и ответил, что все прекрасно знают о его ужасной памяти: еще с молодости, с первых дней работы в полиции, он начал записывать то, что, казалось бы, никак не должен был забыть, например что нужно забрать белье из прачечной. С годами это стало привычкой, а потом и вовсе вошло в поговорку. Кстати, он обратил внимание, что детективам очень действует на нервы, когда он, находясь рядом с ними, быстро записывает что-то в блокнот.

— Пусть не расслабляются! — со смехом добавил он тогда.

Анна в ответ заметила, что никогда не видела, чтобы он пользовался своими записями.

— А… Так я о тебе пишу, а не о своих полицейских делах.

— Значит, ты хочешь сказать, что напоминаешь сам себе, нравлюсь я тебе или нет?

Он опять рассмеялся и беззаботно махнул рукой:

— День твоего рождения, например. Не бери в голову. Ну, шучу, шучу, и потом, ты-то все время заглядываешь в свою записную книжку, чаще, чем другие, я заметил!