Путь воина - Роланд Грин

— А если мы предпочитаем не умирать в Офире?

— Значит, вы предпочтете сделать то же в Аргосе, капитан Конан. Скольким Воителям вы можете дать бой?

— Гораздо большему числу, чем вы, похоже, думаете, если у вас хватит глупости навязать нам бой!

— А, но глупость-то эта будет тогда не наша. Или по крайней мере она будет разделена между нами. Что скажут об этом боги, я предоставляю узнать тебе. Ты, по всей вероятности, встретишься с ними раньше меня.

Конан боролся с желанием доказать, что по крайней мере в этом Воитель лжет, сломав ему шею на месте. Но если он это сделает, то больше двунадесяти воинов, присягнувших киммерийцу, умрут от медленного повешения или еще более медленного сажания на кол. У него лишь дернулись спазматически руки.

— Мы вместе выпили, киммериец, — продолжал Воитель. — И поэтому я могу оказать тебе услугу.

— На услугах аргосийцев быстро похудеешь, — проворчал Конан.

— Только не на этой, по-моему. Если твои ребята достаточно крепкие для трудной работы, то ищите ее в Рабийских горах.

— Что за работа?

— Добывать руду, ломать камень, подновлять дороги, валить лес, кто знает? Все меняется в зависимости от времени года, равно как от капризов купцов.

Этому-то Конан мог поверить. Его опыт знакомства с купцами привел его к убеждению, что по части капризов они могли потягаться за честь с самими богами. Что же касается остального — это имело столько же смысла, сколько все слышанное им в Аргосе.

Поэтому он купил еще вина и поблагодарил капитана, а на следующий день стал добиваться и получил право забрать своих людей в горы. Они ворчали и ругались, а двое дезертировали, но остальные по-прежнему оставались с ним, когда северный горизонт пронзили зазубренные пики, а по долам зазвучало эхо от тюкающих топоров.

Господин Акимос с кряхтением повернулся, тщетно пытаясь облегчить боль в спине и ягодицах. Он также распустил ремешок кавалерийского плаща, который, казалось, так и норовил спилить ему голову с плеч.

Ничто не могло изменить того факта, что он был слишком стар, чтобы вообще ездить по этим горам, не говоря уж о том, чтобы проделывать это надев на себя личину. Более того, не просто личину, а личину, которая требовала, чтобы он ездил с небольшим эскортом на лошадях, приобретенных у скупщиков кляч.

У него, однако, не было выбора. Если б поднялся шум вокруг того, что он поехал на север поговорить с драконобойцом, то эта новость дойдет до ушей Скирона скорее раньше, чем позже.

Тогда он может быстро оказаться в еще худшем положении, чем прежде. Скирон вполне мог повергнуть драконобойца в поединке чар. И даже если он потерпит поражение, у Акимоса по-прежнему будет только один колдун и он будет зависеть от милости этого человека, вместо того чтобы, имея двух, разыграть их мощь друг против друга.

Он натянул поводья и поднял руку, делая знак ехавшим за ним:

— Пора дать лошадям передохнуть. И, ради Митры, передайте мне флягу.

Вино, выпитое в количестве достаточном, чтобы притупить боль, опрокинуло бы его с коня. Но глоток-другой обмоют навязший у него в зубах песок и напомнят ему о мире за пределами этих гор.

Поднеся флягу ко рту, Акимос услыхал принесенный ветром звук тюкающих топоров. Затем вдруг тюканье сменилось гневными криками. Он сунул флягу за пояс и пришпорил коня. Они зацокали копытами, подымаясь по тропе, и охранники на скаку обнажали мечи и надевали тетивы на луки.

Конан не нуждался ни в каком предупреждении Талуфа-шемита, что близнецы дошли до точки. Он уже не один день наблюдал за ними, так же пристально, как и маленький мастер драться на ножах, которого он сделал своим сержантом.

Поэтому когда он услышал гневный крик Джаренза, то сразу обернулся. Когда он увидел этого юнца прыгающим на одной ноге держась обеими руками за окровавленную стопу и ругаясь, то двинулся вниз по склону. А когда увидел, что приближаются охранники, то бросился бегом.

Талуф бежал не отставая от него ни на шаг, но он кой-чему научился за те немногие дни, что пробыл сержантом: его нож все еще оставался в ножнах. Киммериец и шемит добрались до упавшего сверху дерева в тот же миг, когда брат Джаренза, Вандар, добрался до него снизу.

Охранники стремительно обернулись. Один поднял дубину, а другой — короткий кнут. Кнут рассек воздух на расстоянии вытянутой руки перед носом Вандара.

— А ну за работу! — прорычал охранник. — Мы сами позаботимся о твоем брате.

— Как позаботились о веревке, такой же гнилой, как пища в столовой? — выкрикнул Вандар. Его голос чуть не прервался от ярости, он шагнул вперед.

Кнут снова щелкнул, на этот раз огрев его по плечу. Вандар издал гортанный звериный рык и бросился на охранника.

Он так и не завершил своего броска. Когда он его начал, между ними нырнул Талуф, кинувшись под ноги Вандару. Высокий юноша растянулся на земле. Охранник поднял кнут огреть Вандара по спине.

Кнут так и не обрушился. Через плечо охранника метнулась длинная рука киммерийца, ловя кнут на лету. Быстрый выверт, и язык кнута обмотал массивную руку киммерийца.

Охранник быстро обернулся, и сапог Конана зацепил его ногу за голень. Он продолжал крутиться, потеряв равновесие, и грохнулся наземь, тогда как кнут остался болтаться на руке Конана.

— Я верну его тебе, когда ты научишься не применять его против свободных людей, — пообещал Конан.

— А кто сказал, что вы, обезьяны, свободны? — осведомился охранник с дубинкой. Он все еще стоял подняв дубинку, но отступил от боя на расстояние, которое он явно считал безопасным.

— Это было записано в свитке-обязательстве, — начал было Конан.

— Что? Ты умеешь читать? Киммериец, умеющий читать, такая же шутка, как и летающая корова! Сегодняшний день полон — иихх!

Конан поднял одной рукой охранника над землей, в то время как другой вырвал из его обмякшей руки дубинку.

— Сегодняшний день будет для тебя полон сломанных костей и недостающих зубов, если ты не укоротишь свой язык. Позови своего командира. Я переговорю с ним об этом деле, и сейчас же!

Охранник едва ли мог удалиться быстрее, даже если бы им выстрелили из осадной машины. Кнутобой поднялся, посмотрел на свой кнут, а затем поглядел на Талуфа. Шемит стоял положив руку на рукоять кинжала. У Вандара оружия не было, но его лицо обратило бы в бегство и демонов.

Конан ткнул большим пальцем через плечо в сторону низины:

— Сходи за лекарем. Если он слишком пьян, чтобы лезть на гору, принеси его мази и повязки сам. Я в свое время залечил несколько ран.

— Ты. — Конан натянул кнут между двух рук, его мускулы сократились, и прочная кожа разорвалась словно нитка. — Иди, или следующая рана, которой я займусь после раны Джаренза, будет твоей.