Габриэль-сатаноборец. Хроника времени папы Льва XIII - Иосиф Аронович Крывелев

Напрашивалось и более сложное решение: он верит в истинность основного, главного в догматике христианства — в Христа, в искупление, воскресение Христово, в Страшный суд и всеобщее воскресение, в рай и ад, в существование Сатаны и в его злокозненные действия; что же касается деталей, то в интересах поддержания веры в «главные ценности» он считает возможным не быть особенно щепетильным в обращении с истиной. Массам-де нужно то, что поражает их сознание, что повергает их в восторг или ужас, что указует им перстом церкви на действительного или вымышленного виновника их страданий. И тут уж любая выдумка может пойти в ход, это уже не обман, а политика, тактика. Масоны — враги. Выглядит, однако, этот тезис куда менее абстрактно, куда более ощутимо и прямо-таки зримо, когда церковь говорит, что это не просто враги, а служители Сатаны, дьяволы во плоти, омерзительное исчадие ада! А сие надо показать массам, и если это возможно только при помощи вымыслов, то будь благословенны вымыслы. К вящей славе божией!

Так рассуждал Таксиль, возвращаясь в отель после длинного библиотечного дня, помахивая тростью и, к удивлению встречных прохожих, разговаривая с самим собой. Вроде бы получалось убедительно. И все-таки в конце концов — свинство! Многим ли отличаются мои фантастичные вымыслы от «основного и главного» — от догмата Троицы, от учения о Страшном суде и Сатане? А если уж начать поддерживать одну ложь, почему не поддерживать другую и как вообще находить тогда разницу между ложью и истиной? Ладно, может быть, что-нибудь пойму после аудиенции у папы. Подождем и посмотрим…

Визиты к кардиналам Рамполле и Пароччи прошли гладко и, как оценил обстановку Таксиль, благополучно. Он держался умеренно благочестивой позиции, не демонстрировал ни особенной экзальтации в выражении ненависти к масонству, ни фанатизма в преданности христианству: пусть они поймут, что имеют дело не с полусумасшедшим фанатиком, а с рассудительным человеком, сознательно поставившим себя на службу церкви. Со своей стороны он внимательно и с огромным интересом присматривался к своим высокопоставленным собеседникам.

Через несколько дней, придя в отель из библиотеки, Таксиль получил от администратора пакет, в котором находился роскошно напечатанный на меловой бумаге пропуск в Ватиканский дворец вместе с небольшим письмом от монсеньора Фуэ. Тот извещал его, что аудиенция состоится завтра в одиннадцать часов утра и что он, Фуэ, приедет за ним на полтора часа раньше, с тем чтобы предварительно успеть кое о чем поговорить.

Приглашение последовало тремя днями раньше, чем истек тот двухнедельный срок, на который Фуэ ориентировал Таксиля.

11

Смыв с себя в холодной ванне дневную жару и пыль римских улиц, смешавшуюся на его теле с книжно-бумажной пылью библиотеки, Таксиль вызвал коридорного и наскоро проглотил принесенный им ужин. Некогда было: надо решать, как вести себя завтра перед лицом Непогрешимого?

Возможны два варианта. Один: спокойный, рассудительный человек размышляет, взвешивает, его утверждения основаны на знании христианского учения и богословской литературы, а также всей колоссальной церковной документации, он уверен в полезности для церкви своих разоблачений масонства, он убежден в том, что позиция церкви не может быть иной, как признание масонства синагогой Сатаны. Другой вариант: экзальтированный сангвиник, взвинченный своей верой почти до истерии, ненавидящий всех врагов церкви до умопомрачения, способный в момент особо острых религиозных переживаний испытать нервный приступ, в ходе которого появляются иллюзии и даже галлюцинации. Предпочтительней второй вариант, хотя во встречах с кардиналами неплохо прошел первый, — с папой надо, пожалуй, по-иному. Пусть папа не думает, что передним человек, считающий себя его сообщником, готовый вместе с ним участвовать в хладнокровно планируемом и осуществляемом обмане, — ведь это и самого папу зачисляет в обманщики! Нет, перед ним искреннейший фанатик, идущий на самопожертвование во имя того, что ему кажется истинным и полезным для интересов церкви. И придется ведь слезу пустить! Это не так легко, но достижимо, при удаче можно даже разрыдаться. Физиономия у меня не очень подходящая для таких упражнений. Таксиль придвинул к себе стоявшее на комоде овальное зеркало. Да, неистребимая плутоватость, ярко сангвиническая личность, но никак не экзальтированная и не проникновенная. Марселец! Удастся ли сыграть?

Ночь была бессонная. Возникали новые планы на случай, если все обойдется, и на другой случай — если папа в той или иной форме выгонит. И когда явился в назначенное время монсеньор Фуэ, Таксиль был усталым, напряженным, взволнованным. Тот посмотрел на него с интересом и некоторым удивлением. Впрочем, тут же объяснил себе: понятно, что волнуется… Стал успокаивать:

— Не беспокойтесь, сын мой, святой отец расположен к вам. Все будет хорошо.

Но Таксиль не собирался успокаиваться, наоборот, он поддерживал в себе состояние взбудораженности и с удовольствием рассматривал в зеркале свои красные от бессонницы глаза. Так легче будет и расплакаться, и вообще изобразить нужную степень чувствительности и одержимости фанатизмом. Потом он обратился к монсеньору:

— Я жду ваших указаний, дорогой отец.

— Они очень просты, — ответил Фуэ. — Вы войдете в кабинет святейшего вместе со мной и вслед за мной станете на колени, приложитесь к его туфле и будете ждать, что скажет папа. На всем протяжении беседы вы только отвечаете на вопросы, по возможности немногословно, сами никаких вопросов не задаете. Вы — ведомый и пасомый. Говорю это вам как мирянину, который может не знать наших обычаев и этикета. А самое главное — вы можете не знать некоторых особенностей характера нашего мудрейшего и великого отца…

При этом Фуэ молитвенно вознес очи горе, но когда он опять обратил свое лицо к Таксилю, тому показалось, что в его выразительных красивых глазах поблескивает огонек иронии.

— Скажите, пожалуйста, отец мой, — спросил Таксиль, — не будет ли выглядеть неуместным, если я преподнесу святому отцу сувенир — маленький золотой чернильный прибор?

Фуэ оживился:

— Нет, нет, никак не неуместно. Это будет очень хорошо. И если не считать просьбы о благословении, которая сама собой разумеется, единственное, с чем вы обратитесь к папе, — попросите о принятии этого подарка.

Таксиль вспомнил установившуюся за Львом XIII репутацию скряги. Когда он покупал в Париже золотой приборчик, у него было сильное искушение обмануть папу и на этот раз — купить латунный и позолотить его. Но побоялся: ведь этот скупердяй может обратиться к ювелиру за проверкой и оценкой подарка. Сердить святого отца на этом этапе их взаимоотношений никак не следовало.

Сели в тот же кабриолет с тем же роскошным рысаком и покатили по ослепительно солнечному утреннему Риму.

Опереточно-величественные швейцарские гвардейцы