Сокровище тамплиеров - Джек Уайт

и нащупал мягкий мешочек из козлиной кожи, прикреплённый изнутри несколькими стёжками. Вызванный по срочному делу аль-Ашраф объявил, что самое худшее для раненого позади и что лорд Джордж выздоровеет без помощи врача, если не наделает глупостей и не станет рисковать своим здоровьем. Лаклан, который почти не отходил от постели лорда с того момента, как тот был ранен, заверил сирийского врача, что готов присмотреть за родственником. Аль-Ашраф склонил голову, признавая ответственность, которую взял на себя давший такие обязательства человек, и перед отъездом снабдил Морэя необходимыми наставлениями. Вместе с ними он вручил шотландцу маленький пакетик с восемью тщательно отмеренными порциями волшебного белого порошка, который врач называл опиатом. Аль-Ашраф серьёзно предостерёг насчёт последствий небрежного использования лекарства или слишком частого его применения и перечислил признаки, при которых больному можно давать снадобье. Морэй слушал внимательно, с готовностью повторял усвоенное, и удовлетворённый аль-Ашраф счёл возможным доверить ему порошок, способный облегчить боль или, по крайней мере, дать раненому забыться во сне.

Повинуясь наставлениям врача, Морэй использовал только четыре порции из восьми, пока выхаживал лорда Джорджа. Всякий раз, дав раненому лекарство, он удивлялся, как быстро зелье успокаивало, погружало в сон и, похоже, лишало сил. Под действием опиата человек не мог даже ворочаться и метаться в бреду.

С тех пор Морэй носил с собой оставшиеся четыре порции, слепо веря, что когда-нибудь волшебная сила порошка может понадобиться ему самому. Он понимал — если возникнет такая необходимость, он вряд ли сможет помочь себе сам, потому что будет слишком болен или слишком серьёзно ранен. И всё равно он никому не рассказал о лекарстве, полагая, что столь ценное снадобье может принести его владельцу беду.

Пальцы Морэя сжались на маленьком мешочке, но шотландский рыцарь колебался. А вдруг при своих скудных познаниях он подвергнет друга опасности? Ведь хотя снадобье и доказало свою силу, Морэя предупреждали, что при неверном применении оно таит в себе угрозу. Кроме того, даже если лекарство и облегчит состояние Синклера, оно наверняка не позволит им сегодня покинуть это место, поскольку раненый надолго погрузится в беспробудный сон. С другой стороны, Синклер страдал и другого средства помочь ему не было.

Медленно, неохотно Морэй высвободил маленький пакетик и, открыв его, уставился на четыре крохотных свёрточка из белого муслина, в который были завёрнуты четыре оставшиеся порции. С волнением и трепетом он бережно развернул аккуратный пакетик, высыпал порошок в свою чашу, налил туда воды, перемешал, приподнял голову друга и помог ему проглотить снадобье, не пролив ни капли.

Потом Морэй снова поудобнее уложил Синклера и сел у него в ногах. Ждать пришлось недолго: не прошло и нескольких минут, как Синклер погрузился в глубокий сон. Его дыхание сделалось ровным. При виде этих перемен Морэй почувствовал облегчение, но криво усмехнулся, гадая, что же теперь с ними будет.

Они были беспомощны, у них почти не осталось воды, им волей-неволей пришлось остаться там, куда рано или поздно наверняка явится один из мусульманских отрядов, чтобы забрать тело своего товарища.

И тут Морэй вспомнил о приспособлении, с помощью которого сарацины протащили мертвеца по пустыне позади лошади, надо думать, не одну милю. Это навело его на мысль.

Не теряя времени зря, он выглянул из вади, в котором они скрывались, как в траншее, и посмотрел в сторону виднеющихся в сумеречном свете валунов. Убедившись, что вокруг ни души и никто его не заметит, шотландец рискнул свершить рывок в четверть мили от пересохшего русла до того места, где недавно прятался от сарацин.

Поспешив прямиком к лежащему рядом с валунами мертвецу, Морэй попытался скатить тело с самодельной волокуши, но обнаружил, что это не так-то просто сделать, потому что покойник успел окоченеть. Всё же Морэй справился со своей задачей, и в его распоряжении оказалась прочная и на удивление тяжёлая волокуша. Накинув на плечи её ремни, рыцарь нагнулся, чтобы подобрать лук и стрелы, но это оказалось нелегко и удалось не с первой попытки. С трудом наклоняясь и пытаясь вслепую нашарить на земле оружие, он всерьёз опасался, что потеряет равновесие и упадёт.

Не прошло и получаса, как Морэй вернулся в вади, таща за собой волокушу. Он ничуть не удивился тому, что Синклер, похоже, за всё это время даже не шелохнулся. Морэй нагнулся, потрогал лоб спящего и с удовлетворением отметил, что дыхание друга стало ровнее, глубже, а странные хрипы в горле вовсе исчезли. Однако больше всего Морэя беспокоило, насколько глубоко уснул Синклер, ибо успех плана, составленного шотландцем после напряжённых раздумий, зависел от того, удастся ли ему управиться со сломанной рукой друга.

В распоряжении Морэя имелся арбалет с шестью металлическими болтами и инкрустированный сарацинский лук с колчаном на два десятка прекрасно оперённых стрел. Сравнение шести арбалетных болтов с двадцатью двумя стрелами упрощало дело. Морэй поднялся, устало снял полотняную рубашку, кольчугу и штаны, бросил их на песок и наклонился, чтобы разрезать крепления доспехов Синклера. Потом освободил раненого от почти пятидесяти фунтов металлических пластин и звеньев, понимая: если налетят сарацины, доспехи уже не помогут.

Отложив в сторону поблёскивающие кучки кольчуг, он с превеликой осторожностью принялся надевать на друга свою кожаную безрукавку, сперва с большим трудом обернув её вокруг сломанной руки, а потом, с куда большей лёгкостью, просунув в пройму здоровую руку. Управившись с этим, он застегнул на талии так и не пришедшего в себя Синклера его пояс и устало опустился на колени, размышляя о предстоящей задаче. Ему надо было вправить Синклеру сломанную руку.

Эта задача оказалась не из лёгких. Стоя на коленях на песке, Лаклан Морэй внимательно всматривался в лицо спящего, прикидывая, что именно должен сделать в следующие минуты. Раньше он видел, как знающие люди выполняют подобные процедуры. Но тогда он не только не следил за их действиями, но и с содроганием отворачивался, в слепой надежде, что ему самому не придётся претерпеть подобную боль, не говоря уж о том, чтобы заниматься подобными операциями. И теперь Морэй ругал себя за это.

«Господи Иисусе, — молча молился он, — Алек, только не проснись, пока я буду это делать...»

Он перевёл дух, подался вперёд и осторожно срезал лубки, которые сам вчера изготовил из древков стрел.