Свадебный бунт - Евгений Салиас

И на вопросы Барчукова кухарка объяснила подробнѣе все происшедшее въ домѣ Ананьева за отсутствіе молодца. А произошло многое…

Послѣ смѣлаго сватовства Барчукова, его изгнанія изъ дома, Варя много горевала и плакала безъ конца. Ананьевъ бранился, грозился всю Астрахань разрушить и такое сотворить съ дочерью, что «чертямъ въ аду тошнота приключится» затѣмъ, купецъ, не говоря худого слова, просваталъ дочь за новокрещеннаго въ православье татарина, хорошо извѣстнаго Барчукову и именуемаго въ Астрахани Затыломъ Иванычемъ, хотя при крещеніи имя, нарѣченное ему, было Макаръ.

Барчуковъ, еще живя въ приказчикахъ у Ананьева и видая часто у хозяина новаго перекрестя, подозрѣвалъ, что Затылъ Иванычъ, 45-тилѣтній татаринъ, неравнодушенъ къ красивой Варюшѣ. Часто онъ сомнѣвался въ своихъ подозрѣніяхъ и объяснялъ себѣ свою загадку простой ревностью влюбленнаго.

Теперь оказывалось, что онъ былъ правъ.

Настасья, продолжая разсказъ, передала Барчукову диковинную вѣсть — и страшную, и пріятную вмѣстѣ… Варюша бѣгала топиться въ рѣчку Кутумовку, и не подоспѣй два татарина, пожалуй, была бы теперь на днѣ рѣки или на погостѣ.

— Господи! Какъ? Почему? — воскликнулъ парень.

— А какъ ее хозяинъ просваталъ Затылъ Иванычу да ей брякнулъ, она, недолго думая, въ тотъ же вечеръ убѣжала, да въ рѣчку…

— Ну?..

— Ну, говорю… Татаринъ Сеидъ да калмыкъ Кулимычъ вытащили и принесли ее не въ своемъ чувствѣ, будто мертвеца.

По словамъ Настасьи, тутъ съ хозяиномъ бѣда и приключилась. Дочь-то онъ заперъ на чердакъ, а самъ сталъ ходить… Ходилъ три дня. Все по дому ходилъ, а не по улицѣ…

— Да вдругъ это разъ, — продолжала женщина:- поутру, ранымъ-рано, пришелъ ко мнѣ, да и показываетъ себѣ на рожу пальцемъ, да спрашиваетъ… «Что-й-то, молъ, мнѣ рыло будто перекосило»? Гляжу и впрямь все съѣхало!

Всѣ свои вѣсти и весь разсказъ Настасья заключила, однако, увѣреніемъ, что теперь въ домѣ «все слава Богу».

Барчуковъ передалъ женщинѣ вкратцѣ всѣ свои приключенія въ пути и упросилъ передать Варюшѣ отъ его имени, что онъ ее попрежнему любитъ, помираетъ отъ желанія ее видѣть и этой же ночью будетъ у нея въ горницѣ.

— Что ты родной?! — ахнула Настасья.

— Не твое дѣло! Предупреди только. А то Варюша перепугается и весь домъ всполошитъ. Скажешь ей?..

Настасья сказать обѣщала, но прибавила:

— Вѣдь хозяинъ тебя убьетъ… Изъ своихъ рукъ убьетъ.

— Ладно. Не твоя забота! — весело отозвался Барчуковъ. — Ты только скажи: нынѣ, молъ, въ ночь жди къ себѣ Степку и не бойся.

— Да какъ ты попадешь къ ней, парень?

— Это мое дѣло, Настасьюшка.

— Не хорошо это, парень, къ дѣвицамъ ночнымъ дѣломъ лазать.

— Напротивъ того, очень хорошо, раскрасавица ты моя — весело и шутливо воскликнулъ Барчуковъ. — Поди, и ты рада была бы, коли-бъ какой парень, не глядючи на твое рыло и годы, полѣзъ къ тебѣ ночнымъ-то дѣломъ? Ну, прости родная моя. Упреди Варюшу, не забудь!

Барчуковъ ласково треснулъ женщину по плечу и бодро, весело, напѣвая и чуть не припрыгивая отъ довольства, пошелъ на свой постоялый дворъ.

Богатый купецъ Климъ Ананьевъ былъ «ватажникъ», или владѣлъ учугами на Волгѣ, т. е. занимался рыбнымъ промысломъ и отпускной торговлей рыбой во всѣ края, и въ Русь, и за Каспій.

На уловѣ и на торговлѣ рыбой держалась вся Астрахань. Въ этомъ состояло все ея богатство, и ради этого промысла городъ сталъ центромъ оживленнаго обмѣна всякихъ товаровъ съ Русью и съ сосѣдями татарами, персами, армянами и турками. Если бы не рыба въ изобиліи и не цѣлые караваны ея, отправлявшіеся сухимъ путемъ и моремъ, то не было въ городѣ и трехъ каравансераевъ, не было бы сотенъ всякихъ купцовъ съ разнымъ товаромъ, какъ изъ Хивы, или изъ Тегерана, такъ и изъ нѣкоторыхъ христіанскихъ государствъ Европы.

— Рыбой Астрахань богата, но рыбой и жива, — говорили умные люди. — Засни вся рыба на Волгѣ, и запустуетъ Астрахань.

Въ Астрахани было не болѣе двадцати ватажниковъ, владѣтелей рыбныхъ промысловъ, и поэтому всѣ они были наперечетъ, всѣ богаты, уважаемы и всѣ пользовались всякими льготами отъ властей. Двое изъ ватажниковъ, купцы Лошкаревъ и Кобяковъ, были далеко извѣстны за предѣлами Астраханской округи, такъ какъ у нихъ у каждаго ватаги рабочихъ батраковъ доходили до цифры въ полторы тысячи человѣкъ, что давало понятіе и о количествѣ ихъ учуговъ. Обороты всѣхъ ватажниковъ были огромные, и милліоны пудовъ соленой рыбы расходились изъ Астрахани по всему свѣту. Существовала басня-шутка, доказывавшая значеніе этого торговаго центра. Присказка говорила такъ:

«Пришла ватага на рѣчку… Берегъ отъ берега не видать… Что та за рѣчка? Догадай, умный человѣкъ? Поймала ватага рыбы столько, сколько звѣздъ на небѣ, просолила и разослала отъ себя… Одну рыбку съѣлъ царь на Москвѣ, одну шахъ персидскій, одну султанъ турецкій, одну ханъ-хивинскій, одну ханъ крымскій, одну армянскій патріархъ, одну греческій, десять рыбокъ съѣли христіанскіе короли и королевичи, двумя рыбами подавились калмыкъ и ногай. Изъ какого города рыбки тѣ были, умный человѣкъ, догадай»?

Разумѣется, и глупый человѣкъ не только зналъ, что рѣчка та — Волга, а городъ тотъ — Астрахань, но зналъ даже, почему всѣ рыбу ѣли благополучно, а калмыкъ съ ногаемъ рыбой подавились.

Присказка шутила насчетъ калмыковъ и ногайскихъ татаръ въ отмщеніе за вѣковую борьбу съ ними изъ-за промысла на Волгѣ, берега которой принадлежали обѣимъ сторонамъ. Ссоры и драки эти иногда переходили въ настоящія сраженія.

Не разъ случалось православному войску выходить въ походъ сражаться, подъ начальствомъ воеводы, съ калмыцкими и ногайскими ордами изъ-за учуговъ ватажниковъ. Русь всегда побѣждала татарву. И если разныя злоупотребленія и нападенія татаръ на Волгѣ, по отношенію къ ватажнымъ рабочимъ, на время прекращались, то драки шли своимъ чередомъ, ежедневно, изо дня въ день, изъ года въ годъ, даже изъ вѣка въ вѣкъ.

Ватажники были рыботорговцами по наслѣдству отъ дѣда и отца къ сыну, изъ рода въ родъ.

Ватажникъ Лошкаревъ считалъ, что его учуги принадлежатъ роду Лошкаревыхъ со временъ покоренія Астрахани, когда Грозный «сюда русскихъ людей насадилъ».

— Первая бѣлуженка, что скушалъ царь Грозный на Москвѣ, была Лошкаревская! — говорилъ, хвастаясь, богачъ-ватажникъ.

Дѣдъ Клима, Антонъ Ананьевъ, первый разбогатѣлъ и увеличилъ свою ватагу до двухъ сотъ человѣкъ. При отцѣ Клима учуговъ было уже больше, а самъ Климъ довелъ свою ватагу до полтысячи человѣкъ рабочихъ и гордился этимъ.

Ватажниками и ихъ дѣлами интересовалась вся Астрахань, и поэтому теперь многія семьи поглядывали на дворъ и домъ Ананьева съ намѣреніями особаго рода.

У Клима не было сына, было одно время лишь три дочери, изъ которыхъ осталась въ живыхъ одна… Жениться Климу, вдовцу, вторично было уже поздно, да и хворать онъ уже началъ. Слѣдовательно, единственной наслѣдницей и владѣтельницей многихъ учуговъ на Волгѣ и всего торговаго оборота, представительницей торговаго промысла и почетнаго положенія въ городѣ, будетъ одна Варвара Климовна, одна Варюша.

А она къ тому же еще и красавица собой писанная, не хуже иной царевны красоты, о которой въ сказкѣ сказы вается… Кто же станетъ для нея Иванушкой счастливымъ? Кого же судьба угораздитъ ее плѣнить или отца умаслить, чтобы Ананьевскіе учуги въ другой купеческій или посадскій родъ перешли.

Немало объ этомъ толковали и заботились многіе родители, у которыхъ были сыновья, Варющѣ въ женихи подходящіе.

Немало свахъ и сватовъ засылали къ Климу купеческіе и посадскіе сыны — и недоросли, и вдовые, и молодые, и пожилые.

Климъ сначала гонялъ всѣхъ, такъ какъ его единственному дитяткѣ, Варюшѣ, не было еще полныхъ пятнадцати лѣтъ. Ананьевъ не хотѣлъ выдавать дочь замужъ ранѣе 17-ти, хотя оно и не было въ обычаѣ такъ долго ждать. Климъ твердо былъ увѣренъ, что и его покойница жена померла раньше времени оттого, что раньше времени выдана была за него замужъ, всего 14-ти лѣтъ. Такъ ему бывшій архіерей Самсонъ смерть его жены объяснилъ, а онъ умница и возсѣдаетъ уже нынѣ астраханскимъ митрополитомъ.

X

Подросла, наконецъ, красавица, но относилась ко всѣмъ сватамъ и свахамъ равнодушно. У нея только и было заботы, какъ бы побѣгать по отцовскимъ баштанамъ и чаирамъ да фруктовъ поѣсть въ волю, дынь или винограду. Кромѣ того, она любила воду до страсти, но не ради питья ея, а ради катанья по ней. Вырваться изъ дому, сѣсть въ лодку, и махнуть далеко, хоть на самый Каспій, раздольный и безконечный, и покачаться на его волнахъ — было ея единственной страстью. Часто охала и сожалѣла дѣвица, еще дѣвочкой, зачѣмъ она не уродилась парнемъ, пошла бы въ ватагу рыбу ловить на Волгѣ. А еще того лучше — не ловить, а возить по Каспійскому морю къ нереидамъ.

— Да, будь я парень, была бы я матроцъ! — говорила и хвасталась Варя своей мамушкѣ:- И какой бы я была матроцъ! Не хуже хваленыхъ грецкихъ матроцовъ. Одна бы съ кораблемъ управилась. Ей-Богу!..