Замкнутый круг - Александр Рогинский

Кошерин даже хотел ее взять к себе на работу в клуб, в котором у него был талантливый директор, где можно было бы организовать обучение на разных музыкальных инструментах, в том числе и на фортепьяно.

Но Роза даже и слышать об этом не захотела.

— Я не продаюсь, — гордо заявляла она. — Не хочу быть тебе обязанной.

Кисло-сладкое было съедено подчистую. Роза не притронулась к еде, а только сидела напротив Кошерина и подкладывала ему самые аппетитные куски, пока он не умял все… Даже не заметил, как это произошло. И начал извиняться.

— По-жлобски веду себя. Пришел нагло, сел и съел все твои припасы.

— Ничего, купим новые, — успокаивала его Роза. — Давай лучше подумаем, кого можно расспросить в отношении Виктора.

И вдруг Кошерина что-то толкнуло в грудь. Неизвестно откуда взявшаяся радость обуяла его. То ли замечательно приготовленное блюдо, то ли уже давно копившиеся чувства и созревшее решение повлияли. Он встал и торжественно произнес:

— Лучше поздно, чем никогда. Давай, наконец, узаконим наши отношения. Сегодня же, немедленно!

Темные цыганские глаза Розы широко раскрылись, а потом она… захохотала.

Эта женщина умела смеяться.

Ее тело содрогалось, из глаз текли слезы, размазывая ручейками строго наложенный макияж, руки сцепились в крепкий замок.

— Я серьезно, — повторял Кошерин, сам начиная улыбаться, а затем и смеяться. — Ну, чего ты!

— Даже не знаю, что тебе сказать, — давилась словами и слезами Роза. — Ох, давно не смеялась, прямо камень с души. Ох!

Понадобилось определенное время, прежде, чем Роза успокоилась. Тело ее еще сотрясали отдельные толчки, как сотрясают толчки после сильного землетрясения.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? И нашел время. Сын пропал, а он в загс тянет пожилую женщину. Соображаешь, президент? Ты ведь президент, да? И как умудряешься руководить большим коллективом, если с собой совладать не можешь?

— Ну, ладно, хватит, — начал заводиться Кошерин.

Он встал и пошел в гостиную, принес папку с рукописью Виктора.

— Вот это та записка, которую Виктор оставил после своего ухода.

А за мной начали следить.

Роза растерянно переводила глаза с папки на Кошерина.

— Что значит, следить? Кто следит?

— Сдается, тот самый капитан Смирнов, который ведет расследование. Он поймал меня на небольшой лжи, и Бог знает, наверное, что напридумывал. Даже, что я… убил собственного сына!

— Ты убил?

— Это не я говорю, а следователь, я видел по его глазам, он так подумал. Знаешь, от меня скрыть мысли очень сложно, все-таки я давно уже имею дело с людьми. И с самыми разными, так что…

— Не тешь себя — в людях ты не разбираешься.

— Это ты от злости говоришь.

— Ладно, оставим это. А что в этой папке?

— Я же тебе говорю роман, или дневник, как хочешь, называй, который написал Виктор и который я уже начал читать, но так и не закончил. Он большой, несколько сот страниц.

— Художественный? Никогда бы не подумала, что Виктор еще и писатель. Хотя он хороший психиатр, материала у него море, почему бы и нет?

— Но он не о том пишет, о чем ты думаешь. Там какие-то психические отклонения. Но конкретно сейчас не могу тебе сказать, я еще не прочитал. Может быть, есть и о тебе, и обо мне, и есть ответ, куда он ушел. Рукопись находилась на столе в открытом виде, я потому и понял, что он хотел, чтобы ее заметили и прочитали…

Кошерин позвонил домработнице Вере и попросил ее срочно приехать. Вера была мастерицей уборки. После нее и пылинку трудно было найти.

Кошерин с некоторых пор не любил гостей. Молодость прошла, мозг требовал покоя, а не веселых россказней и излишнего напряжения. Чем старше становится человек, тем меньше у него ресурсов, а их надо беречь.

Вера явилась в девять утра следующего дня.

Раньше Вера жила у них. А теперь у этой молодой «огрядній жиночкі» была своя небольшая фирма «Уют», которая успешно работала, и Вере можно было уже давно распрощаться со шваброй. Но к старым клиентам она все еще ходила сама.

За такое внимание Кошерин ей хорошо платил. А главное за Верой не надо следить, честнейший человек.

Вера принялась за уборку, а Кошерин направился в парк.

Ему казалось, что Смирнов имеет на него компромат, и он хотел порассуждать наедине с собой, подготовиться к встрече.

Он стоял у перехода и смотрел напряженно на светофор. Этот переход был опасным, много тут несчастных случаев произошло.

Кошерин перешел улицу, невольно считая количество ударов метронома. В парке сразу на него повеяло свежим луговым ветерком. Кошерин неторопливо прошелся по боковой аллее и взошел к старому чугунному фонтану с головами львов и растительной орнаментикой.

Нашлась свободная скамейка в углу и в тени.

Солнце было ярким и горячим. Правильно он сделал, что пришел сюда.

Так что же Смирнов, что он хочет у него в доме найти? Сказал, какие-то записки. Но какие могут быть записки? Их бы давно обнаружил Кошерин.

Смирнов не такой болван, чтобы искать то, чего нет. Скорее всего его интересует компрометирующий материал, или, как они говорят на своем птичьем языке, вещдоки.

Если Смирнов считает (тут Кошерин даже сморщился от возмущения), что он, отец, убил своего сына, то, по всей видимости, вещдоком должно стать орудие совершения преступления. Нож, пистолет, изоляционная лента… Почему изоляционная лента? И тут Кошерин понял, что он просматривает внутри себя какой-то дешевый детектив.

Все эти рассуждения были ему отвратительны, но он упорно заставлял себя предугадать во всех подробностях будущий разговор.

Когда он готовил встречу со своими партнерами или даже с КРУ, он просто подбирал соответствующие материалы, наговаривал свои комментарии к ним. Для этого вызывал универсального Дениса Дрогу, который в свое время работал свежей головой на республиканском радио и умел определять уверенный голос от неуверенного, убедительный от неубедительного…

И все проходило хорошо. А к чему в данном случае готовиться — может, обед вкусный приготовить? Именно это. К тебе придут с обыском, а ты их будешь борщом кормить. Во — первых, это взятка, стремление задобрить, а во — вторых, просто глупо и подтверждает, что совесть твоя нечиста.

Не получается никакой нормальной подготовки к встрече с капитаном.

Смирнов обязательно выкинет что — то свое милицейское, он мастак на такие дела. Начнет ловить его на забывчивости, противоречивых высказываниях. Вот к чему надо…

Кошерин не додумал эту свою мысль. На дальней аллее, в просвете деревьев на залитом солнцем пространстве, он увидел Розу. Несомненно, это была она. Ее походка, ее прическа. Роза шла, держа под руку молодого мужчину.