Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович

Поначалу сильно мешала языковая проблема. Но терпение и труд – всё перетрут. Постепенно они начали всё лучше и лучше понимать друг друга. Иван запоминал некоторые словечки из будущего, но прежде всего перестраивался под язык предков Аркадий. Он был рад возможности отвлечься от чрезвычайно неприятных ощущений, так донимавших его перед этим. Беседа делала боль куда менее сильной, а порой, к сожалению, ненадолго, о ней забывалось совсем.

На первых порах Аркадий рассказывал, а Иван слушал, то и дело задавая уточняющие вопросы. Как-то так получилось, что поначалу обсуждались грядущие события на Украине и в России (за исключением отвлечений). Кстати, Иван был неприятно удивлён этим названием и расколом единого русского народа, к которому он себя причислял. Выслушав о первом президенте Грушевском и измышленных им по заказу австрияков – врагов русского народа – «древних укров», он искренне пожалел, что нет у него возможности добраться до этого пана. Мол, он, Иван, с удовольствием побеседовал бы с ним. И не один день. Аркадий вспомнил, как выглядит Иван, и решил, что будь у него самого такая возможность, он с энтузиазмом способствовал бы этой встрече, но на «беседах» предпочёл бы не присутствовать. Запах горелой человеческой кожи и вид вынимаемых из живого человека кишок – удовольствие на любителя. Известием же, что во времена Аркадия в казаки рядятся и униаты, Иван был просто шокирован.

– Униаты проклятые в казацкой одежде?.. Это же… мы ж их давим, как только можно. Ну, слов нет.

– Ага, слов нет, одни выражения, и все – неприличные.

– Да разве можно этих падлюк приличными словами называть?!

Вышел разговор и на тему перемещения во времени. Аркадий рассказал, каким образом попал в прошлое. Иван сразу понял, о каком курганчике ему рассказывает пришелец из будущего.

– Удивительно, что ты его смог вообще копнуть. Он же сильнейшим заклятьем оберегаем. Ни один человек в здравом разумении ни за что в жизни там копать не станет. Не захочет!

– Да и я не решался. А потом вот, вдруг осмелился. Может, заклятье этого чёртового колдуна ослабло?

И тут Иван стал убеждать Аркадия, что там лежит не злой колдун, а добрый характерник, только более сильный и древний. В остальном такой, как он сам, Иван, хороший. Ладно, что в этот момент Аркадий ничего не ел и не пил. Точно бы поперхнулся. Представить, что кто-то может принять Ивана за доброго человека, Аркадий не мог. Хотя фантастику любил и сам уже попал в чисто фантастический сюжет. Путём осторожных расспросов Аркадий выяснил, что Иван считает себя доблестным рыцарем, защитником угнетённых, борцом за истинную, православную веру, русским воином без страха и упрёка. А что основными занятиями у него являются грабёж, убийства (включая женщин и детей), работорговля (богатых пленников держали ради выкупа, бедных убивали или продавали), так жить-то как-то надо? И каким образом, спрашивается, защищать своих, если не уничтожать чужих? Аркадий диспута по этому вопросу затевать не стал.

Когда история ближайших грядущих лет была изложена, оба единодушно решили, что сам Бог велел попытаться её переделать. Даже начали прикидывать, в каком направлении. Здесь-то и высветилось для Аркадия, что Иван участвует в походе в Персию, на помощь шаху против султана. О реальных целях похода Иван сдуру решил пока промолчать. Забыл, с кем говорил.

Прочитанный в своё время тайм-лайн Сварги об Азове не произвёл на Аркадия впечатления. Сколь много бы реальных исторических личностей автор там не вставил, вещь показалась ему ненатуральной. Наши все белые и пушистые, враги – тупые и ленивые… Очередная сказочка про внезапно помудревшего царя, в реале – совершенного ничтожества и сплошь вдруг обнаруживших гениальность русских воевод. Но, спасибо Сварге огромное, история совершенно удивительных взятия и осады Азова, победы казаков над огромной турецкой армией ему запомнилась. Заинтересовавшись темой, Аркадий прочитал несколько первоисточников и статей о тридцать седьмом и сорок первом годах в Азове и вокруг. Не то чтобы недавно, но кое-что помнил.

Иван опять (!) попал в неприятное положение. Рассказывать о планах характерников без решения совета он не мог. О них большая часть старшины Сечи не знала. Только самые надёжные были извещены. Да и то, в дело встрял крайне сомнительный Пилип Матьяш. Но рассказ попаданца его очень заинтересовал. Оставалось пожалеть, что память у него дырявая и многое из самого важного попаданец, сам так назвавшийся, не помнит.

Обговорили то, что он запомнил. У Аркадия, кстати, было несколько идей по минимизации потерь казаков при этом действе. Часть их Иван сразу забраковал как завиральные, часть попросил разъяснить и признал заслуживающими внимания.

Набравшись к утру смелости, поднял Аркадий вопрос и о неэтичности гипнотизирования своих. Слова гипноз Иван не знал, но от этого действия отпираться не стал, а принялся оправдываться. Мол, не знал, что свой, думал – иноземец, да ещё подсыл-иезуит. Своих же характерники никогда воли не лишают, им бы этого не простили, никакое колдовство не спасло бы. Аркадий предпочёл не заострять вопрос далее, взял только слово, что больше Иван его гипнотизировать не будет. Никогда. Ну, не предусмотрел он тогда, что вскоре сам будет просить помочь извлечь из собственной памяти сведения то о ружье Фергюссона, то о клиновидном затворе для казнозарядной пушки. Прав таки был английский шпион, рекомендовавший: «Никогда не говори никогда». Действительно, многому можно поучиться у проклятых бриттов.

О необходимом количестве мудрости

Утро 24 березня 1637 года от Р. Х.

Хотите – верьте, хотите – нет, но после бессонной, далёкой от комфорта ночи Аркадий утром чувствовал себя куда лучше, чем накануне вечером. А уж после приёма какой-то липкой гадости, скорее всего, разновидности опиума или чего-то подобного, стал ощущать себя соколом добрым, молодцем быстрокрылым (или кем-то типа того). В общем, все проблемы стали незначительными и легко решаемыми, Иван стал казаться симпатичным, его Чёрт – игривым и ласковым (!!!), жить стало веселее… И с кобылы он теперь не падал, при новых-то стременах. Ну, почти не падал. Пара раз – не в счёт.

Говорят, что утро вечера мудренее. Наверное, правильно говорят. Вот и уже ставшие закадычными друзьями Иван и Аркадий, сумевшие за ночь немного навести порядок в собственных головах и начавшие строить воистину наполеоновские планы, ощущали себя куда более умными, чем накануне вечером. Правда, возможно, недаром говорят, что в большой мудрости многие печали.

Благодаря новым стременам (или встряске, полученной кобылой ночью от Чёрта, зримым следом которой был свежий след от укуса на её шее), Аркадий решился на спокойную рысь и, за исключением пары досадных моментов, достаточно уверенно держался в седле. Пусть и ни разу не английском. Иван скакал (да-да, а этот раз именно скакал, а не плёлся шагом) рядом, расспрашивая нового товарища на ходу.

Обычно людям, находящимся в столь разном состоянии – Иван-то наркотиков утром не употреблял – общаться затруднительно. Но казаку так хотелось поскорее узнать о многом, что заметной неадекватностью товарища он решил пренебречь. В крайнем случае, можно потом переспросить.

Аркадий заливался соловьём, позволяя себе делать пояснительные жесты руками, из-за которых и навернулся пару раз. Кобыла, кстати, уже бежать от нового хозяина не пыталась, косила глазом на Чёрта и стояла как вкопанная, пока новый хозяин вставал с земли и громоздился в седло. На цельности, последовательности повествования это не сказывалось совсем, так как никакой цельности, как, впрочем, и последовательности, не было и в помине. С одному ему ведомой логикой переходов Аркадий перескакивал со сплошных бед отечественной истории на долбаную политкорректность, потом на эволюцию военно-морского дела, с которой, естественным для него в нынешнем состоянии образом, съезжал на проблемы загрязнения окружающей среды.

Так и ехали, от места ночёвки до обеда. Соединять пространство и время уже наши предки умели. Вот на днёвке-то, не смейтесь, именно Аркадий обнаружил погоню. Нет, не в цейссовский бинокль, а куда более надёжным инструментом, таким же самым, что накануне Иван. Пока Иван ухаживал за лошадьми, Аркадий присел на землю, не в лотос, правда, и ощутил некие вибрации. Наверное, расторможенное сознание сработало. Или повышенная, в силу известных обстоятельств, чувствительность седалища. Недолго думая, приложил ухо к земле и услышал характерный топот конницы. По крайней мере, он так решил, потому как до этого случая слушать землю ему не приходилось.