Крымская война - Алексис Трубецкой

Однако Николай в то время не учел одного весьма уязвимого места в достигнутом соглашении. Хотя стороны и решили предпринять совместные действия по обеспечению преемственности власти в Оттоманской империи «до того, как та распадется», договор не определил временных рамок для таких действий. Каждая сторона могла иметь отличную от партнера по договору точку зрения на то, произойдет ли крах Оттоманской империи в ближайшее время или только в отдаленном будущем. Как мы увидим, в кризисной ситуации 1853 года эта неопределенность приведет к жарким спорам и несогласие по данному вопросу станет причиной войны.

В день отплытия Николай, облаченный в парадную форму, в сопровождении барона Бруннова и свиты посетил русскую часовню. После службы император нанес прощальный визит сэру Роберту Пилю и баронессе Брунновой. Затем царь отобедал с королевой и принцем Альбертом в Букингемском дворце. В пять часов ее величество вместе с принцессой-цесаревной[37] и принцем Уэльским проводили царя до парадного входа во дворец. Там царь раскланялся с Викторией, любезно пожал руки придворным, сел в экипаж, где его ожидал принц Альберт, и, с прощальным взмахом руки, покинул королевский дворец.

Процессия из шести карет без задержек проследовала в Вулидж, где в честь императора грянул орудийный салют. Пока на борт судна грузили багаж и завершались приготовления к отплытию, Николай осмотрел верфи. С особым интересом он отнесся к стодвадцатипушечному «Принцу Альберту», стоявшему на стапелях. Наконец, распрощавшись с Альбертом и пожав руки другим провожающим, государь поднялся на борт «Черного орла». Когда уже поднимали якорь, вблизи императорского корабля показалась лодка с одиноким гребцом. Оттуда на борт корабля подняли внушительную охапку свежей соломы, предназначенной для матраса императора. Даже в роскошных покоях своих дворцов или во время визитов к другим монархам Николай оставался верен спартанской привычке, выработанной с раннего детства, и всегда спал на солдатских матрасах, набитых соломой.

Во время визита царь роздал немало драгоценных изделий, табакерок и денег. Обслуживающему персоналу Букингемского дворца он оставил три тысячи фунтов, капитану «Черного орла», старшему офицеру и главному механику судна он подарил перстни с алмазами, а команде велел выплатить четыреста фунтов. Приличную сумму получили нуждающиеся прихожане церкви Святого Георгия в Вестминстере, а также «Немецкий госпиталь» и служащие российского посольства. Драгоценный дождь излился и на многих других людей, прислуживавших царю.

«Черный орел» отдал швартовы, и его величество послал с палубы судна прощальный привет английским берегам. Корабль спустился по Темзе и взял курс на восток.

Глава 4

«Действует некая роковая сила»

Ее назвали «самой странной и ненужной войной».

Но сколь бы странной ни была эта война, еще более странными представляются причины, которые к ней привели. Тьер, некогда занимавший пост президента Франции, считал, что то была война за возможность «дать нескольким монахам ключ от пещеры». Мысль простая, но не лишенная основания. «Крымская война, — утверждает английский историк профессор Дж. Б. Хендерсон, — стала результатом пассивности дипломатов и некомпетентности правительств». Трудно не согласиться с профессором. «Крымская война и ее причины, — сухо замечает Энгельс, — это колоссальная комедия ошибок, в ходе которой в каждый момент задается вопрос: „Кого надувают на этот раз?“». Надувательство — вот что это было. Так кто же тому виной?

Существует пять dramatis personae[38], на плечи которых можно по справедливости возложить вину за крымскую трагедию.

Наполеон III — стремясь превзойти своего знаменитого дядю, он оказался «слишком мелкой фигурой для великих дел, которые вознамерился совершить».

Честолюбивый Николай I — следуя тысячелетней традиции своих предшественников, царь устремил алчный взор на Константинополь, жемчужину рассыпающейся Оттоманской империи. (Следует заметить, что оба императора не шли ни на какие уступки, а их взаимная неприязнь граничила с ненавистью.)

Напыщенный, чванливый и задиристый князь Меншиков[39], посол русского царя для специальных поручений, — он был направлен в Константинополь, чтобы разобраться с «этими жалкими турками», и, прибыв в Порту накануне войны, просто излучал оскорбительное высокомерие. (Несколькими годами ранее несчастливый выстрел турка лишил князя мужского достоинства.)

Стратфорд Каннинг, твердокаменный посол ее величества королевы Британии в Константинополе, — этот господин привык бесконтрольно использовать свою власть и влияние, не допуская вопросов даже со стороны собственного министерства иностранных дел.

И наконец, воинственный лорд Пальмерстон, властный и волевой политик в слабом коалиционном кабинете министров, — не испытывая доверия к России, он полагал важнейшей задачей поддерживать силу Турции.

Казалось, что эта война возникла случайно в результате серии незначительных и не связанных друг с другом событий, которые постепенно и неумолимо толкали великие державы к столкновению. «Похоже, здесь действует некая роковая сила», — с сожалением говорил Абердин. Сначала во Франции взошел на трон Наполеон III, и ему понадобилось во что бы то ни стало укрепить свое шаткое положение. «Наполеон, — заметил Бисмарк, — смутно понимал, что ему необходима война», ибо только война могла возвеличить новую империю и утолить тщеславие нации. (Она же могла стереть пятно бесславного отступления из России его дяди в 1812 году.) Затем в Англии у руля оказалось вздорное, но лишенное силы коалиционное правительство — и это в год, когда страна втягивалась в войну. В Австрии император Франц-Иосиф, которого Николай называл своим «братом, сыном и близким другом», заколебался, обманул ожидания России и заставил царя необдуманно свернуть на путь, ведущий к конфликту.

В 1848 году венгры поднялись против власти Габсбургов. Это восстание было безжалостно подавлено — в значительной степени благодаря военной помощи, оказанной Австрии Николаем, — в результате чего тысячи венгров бежали в Турцию. И, как мы увидим, это развитие событий нанесло сокрушительный удар по столь важному для царя союзу с Лондоном.

Бегство венгров да тот самый «ключ от пещеры», который следовало дать монахам, — вот два решающих повода к созданию предвоенной ситуации. Однако в основе неуклонного движения к войне лежали расхождение интересов и честолюбие нежелающих идти на уступки правителей — прежде всего Наполеона III и Николая I — в сочетании со скверной дипломатией. В ткань этого процесса вплетались и другие нити, а именно торговые и экономические выгоды.

За десятилетия, предшествовавшие визиту русского императора в Лондон, и в годы, непосредственно следовавшие за этим визитом, Россия вступила в период индустриализации и стала развиваться настолько стремительно, что составила серьезную конкуренцию Англии в экономическом отношении. Так, за двадцать лет (с 1825 по 1845 год) импорт различных машин и оборудования в Россию увеличился почти в тридцать раз, а количество фабричных рабочих более чем удвоилось, как и число промышленных компаний. С распространением прядильных машин периодического действия открылось множество текстильных фабрик и импорт хлопка-сырца вырос на 280 процентов. Пароходное сообщение, железные дороги и дорожная сеть улучшенного качества соединили между собой развивающиеся промышленные центры. Банкам и страховым компаниям были дарованы льготы, и министру финансов удалось стабилизировать курс рубля. Процветала торговля с Кавказом, а экспансия империи в Азию сопровождалась установлением торговых связей с Китаем. К 1840 году был наконец достигнут активный торговый баланс с этой страной, а еще через семь лет отношение российского экспорта к импорту в торговых операциях с Китаем составило 12:7.

Внедрение помещиками новых методов и оборудования привело к впечатляющим успехам в росте продуктивности сельского хозяйства. Если в 1825 году в России было 7 заводов по переработке сахарной свеклы, то в 1853 году их число выросло до 380. Производство вина за двадцать лет утроилось, производство картофеля за десять лет возросло в 4 раза. Но самым заметным и важным в тот период был рост производства и экспорта зерна. С 1832 по 1840 год объем экспорта российского зерна ежегодно возрастал на 56 процентов. Самые крупные партии вывозились из южных областей России через черноморские порты. В 1845 году из этих портов было сделано 2222 рейса с грузом зерна, а за два последующих года количество таких рейсов достигло 4231. В российских черноморских портах всегда можно было видеть флаги турецких, французских, британских, австрийских, тосканских и сардинских судов. При этом важно отметить, что суда эти плыли с грузом через Босфор, мимо Константинополя и далее через Дарданеллы.