Форд и Сталин: О том, как жить по-человечески - Внутренний СССР

Но прежде, чем продолжить цитирование книги Г.Форда “Моя жизнь, мои достижения”, дабы понять глубину сказанного им по существу, сделаем небольшое отступление в область правоведения и законоведения (это не одно и то же).

Отступление от темы 3: Объективные права и субъективные законы

Право — это открытая возможность делать что-либо, будучи гарантированным от наносящего ущерб воздаяния за содеянное.

В Русском миропонимании понятия «право» и «праведность» взаимосвязанные, а соответствующие слова — однокоренные. Вследствие этого право выражает объективную праведность, предопределённую Богом, и как следствие право — выше принятого государственностью закона, который может выражать в жизни общества и неправедность. Утверждение о том, что «Право» и «Закон» синонимы проистекает из злонравия и представляет собой навязывание обществу смешения понятий с целью подмены права.

Соответственно, если вести освещение вопросов в системе мышления, в которой вопреки этому «Право» и «Закон» — синонимы, то в жизни общества необходимо разделять две категории прав:

· права объективные, дарованные Свыше человеку и человечеству, и первое из них объемлющее все прочие, — право всякого человека быть наместником Божиим на Земле по совести в согласии со смыслом Откровений [63];

· «права» субъективные, учреждаемые в общественной жизни самими её участниками по их нравственно обусловленному произволу, который может выражать как праведность, так и несправедливость.

Вследствие этого в обществе возможны и реально имеют место конфликты между правами объективными, в следовании которым находит свое выражение Божий Промысел, и «правами» субъективными в случаях, когда творцы законов, их толкователи и исполнители пытаются своею отсебятиной воспрепятствовать осуществлению Промысла. В такого рода ситуациях Право выше закона, о чём издревле гласит Русская пословица: «Богу не грешен — царю не виновен» — такой подход качественно отличается от канонически новозаветной нравственной раздвоенности «богу — богово, Кесарю — кесарево» [64].

Кроме того, все писаные законы, свойственные обществу во всякое историческое время, - если смотреть на них с точки зрения теории управления, — представляют собой три класса информационных модулей:

· алгоритмы [65] нормального управления по какой-то определённой концепции жизни общества и жизни и деятельности в нём физических и юридических лиц;

· алгоритмы защиты управления по этой концепции от попыток осуществить в том же обществе управление по другим — несовместным с первой — концепциям;

· алгоритмы снятия издержек, внутренне свойственных концепции, на которую работают алгоритмы нормального управления, порождающие в обществе напряженность и конфликты.

Но проблематика различения концепций и проявления каждой из них в форме различных фрагментов одного и того же общего всему государству законодательства и преступности в отношении действующего законодательства — вне понимания большинства парламентариев, социологов и обывателей, в силу чего законодательство большинства стран представляет собой дефективную алгоритмику. Дефективность алгоритмики законодательства носит двоякий характер:

· в концептуально не определившейся России нет ясности, какие законы и их статьи выражают собой нормальное управление по избранной концепции, а что в законодательстве представляет собой защиту от попыток осуществления в российском обществе концепций управления, несовместных с господствующей. Именно поэтому нынешнее законодательство России крайне противоречиво, не определённо по смыслу или же просто вздорно [66];

· в концептуально определившихся странах Запада развита часть законодательства, выражающая нормальную алгоритмику управления по библейской доктрине (см. Приложение) и часть законодательства, направленная на подавление издержек, внутренне свойственных господствующей на Западе библейской концепции существования общества в финансовой удавке еврейского корпоративного надгосударственного ростовщичества.

Соответственно необходимости преодолевать и компенсировать собственные издержки — законотворчество о хозяйственной и финансовой деятельности в странах Запада подобно строительству лабиринта в стиле «вавилонской башни», в котором одни частные предприниматели имеют право охотиться при помощи адвокатов и судей под надзором прокуратуры на доходы других частных предпринимателей, на доходы всех наемных работников и государственности, не задумываясь о последствиях культивируемого в их среде рвачества и о том, кто, когда и как будет расхлебывать эти последствия. Поэтому бoльшая часть юридической практики Запада — бессовестное сутяжничество на тему «урвать себе» на законных основаниях либо «не позволить урвать от себя», и, паразитируя на этом сутяжничестве, кормится алчная стая юристов и «правоведов».

Развитие второй части законодательства — защиты управления по господствующей концепции от несовместных с нею альтернатив — имело место и в России, и на Западе в период после 1917 г. до конца 1950-х гг., т.е. до того времени, когда в СССР были оклеветаны И.В.Сталин и его эпоха, после чего под руководством нового поколения троцкистов, бездушных бюрократов и рвачей-карьеристов СССР впал в застой, а идеалы социализма в кругах интеллигенции Запада были дискредитированы, перестали пользоваться достаточно широкой поддержкой в обществе и перестали угрожать самому существованию капитализма евро-американского типа.

В СССР эта часть законодательства во времена И.В.Сталина была представлена пресловутой статьей 58, предусматривавшей наказания за разнородную контрреволюционную и антисоветскую деятельность. На Западе в США «охота на ведьм» в эпоху «маккартизма» [67] и «запреты на профессии» для приверженцев «левых» убеждений в ФРГ в 1970-е — начале 1980-х гг. тоже лежат в русле политики защиты нормального управления по господствующей концепции от ей альтернативных.

В условиях множества концепций, претендующих на безраздельную власть над обществом, возникновение этой части законодательства неизбежно, а при её возникновении в толпо-“элитарном” обществе неизбежно и злоупотребление этой частью законодательства, поскольку в массовом сутяжничестве обывателей некоторая часть сутяг начинает прикрывать своё рвачество и разнородное человеконенавистничество идеалами и лозунгами той или иной концепции.

Если же говорить об эпохе подавления управления обществом по библейской концепции и организации самоуправления общества в русле Богодержавия, то юристы-профессионалы и особенно законодатели, не задумывающиеся о концептуальной обусловленности законодательства, — наиболее вредные типы. Они более вредны, нежели подстраивающиеся под действующее законодательство более или менее законопослушные частные предприниматели (включая и ныне ростовщичествующих банкиров и биржевых спекулянтов), поскольку частный предприниматель (как класс) подстроится под всякое законодательство, с его точки зрения лишь выражающее «правила игры». Если сменить «правила игры», общие для всех, то большинство частных предпринимателей, не интересующихся ничем, кроме своего бизнеса и не задумывающихся о глобальных проблемах социологии, под них подстроится особенно, если не посягать на их жизнь и не угрожать конфискацией (“национализацией”) их имущества и предприятий. И если предприниматель в наши дни имеет хоть какое-то традиционное — неписаное — право не задумываться о концептуальной обусловленности законодательства, то юристы-профессионалы в наши дни такого права уже лишились.

* *

Сделав это отступление, вернёмся к высказанному Г.Фордом:

«Я ничего не имею против всеобщей тенденции к осмеянию новых идей. Лучше относиться скептически ко всем новым идеям и требовать доказательств их правильности, чем гоняться за всякой новой идеей в состоянии непрерывного круговорота мыслей. Скептицизм, совпадающий с осторожностью, есть компас цивилизации. Нет такой идеи, которая была бы хороша только потому, что она стара, или плоха потому, что она новая; но, если старая идея оправдала себя, то это веское свидетельство в ее пользу. Сами по себе идеи ценны, но всякая идея в конце концов только идея. Задача в том, чтобы реализовать её практически.

Мне прежде всего хочется доказать, что применяемые нами идеи могут быть проведены всюду, что они касаются не только области автомобилей или тракторов, но как бы входят в состав некоего общего кодекса. Я твердо убежден, что этот кодекс вполне естественный, и мне хотелось бы доказать это с такой непреложностью, которая привела бы в результате к признанию наших идей не в качестве новых, а в качестве естественного кодекса» (Введение. “Моя руководящая идея”).