Феникс и зеркало - Эйв Дэвидсон

Еще несколько предуведомлений: суть проекта должна оставаться в тайне, работа хорошо оплачивается, и сумма будет поделена между участниками даже в случае неудачи всего проекта… и Вергилий оставил помощников, еще раз наказав им незамедлительно приступить к подготовительным работам.

Тартесское подворье в Неаполе составляли, в основном, тартесский порт (весьма небольшая гавань) и тартесский замок — гигантское, противоестественное нагромождение камней. Подобного ему во владениях дожа не было. Миновав Главный порт и оказавшись уже на территории тартесского, Вергилий моментально уловил изменение ритма. Тут все жило медленней, спокойней. Все тут было… да, вот именно — бедней. Одно из судов стояло накренившись, и никого, похоже, это не волновало. Другое было вообще полузатоплено и погрязло в иле, а на юте уже успело пустить корни и вымахать довольно высоко деревце. Пара конопатчиков, не слишком утруждая себя, возилась возле небольшой шаланды. Жиденькая группа рабов грузила галеру.

И все.

На пороге жалкой лавки сидела старуха, ее грязный череп просвечивал сквозь редкие космы засаленных волос. То и дело она смахивала со лба прядь и что-то бормотала себе под нос. Занималась же она тем, что ощипывала тощую птицу. Проходивший мимо Вергилий не привлек ее внимания ни в малейшей степени.

Говорили, что сам лорд-капитан практически недостижим, что на людях он появляется лишь при избрании нового дожа и еще один раз в году — в день, специально отведенный для этой цели. Тогда он принимает императорского легата, но и то, передав ему золотую цепь, лежащую на блюде, заполненном землей, водой, пшеницей, вином и маслом, тут же удаляется, оставляя для завершения аудиенции своего представителя.

Никакой охраны внизу замка не было. Кажется, это сооружение действительно могло быть воздвигнуто гигантскими четырехрукими Циклопами в доисторические времена — такими громадными, высокими и несоразмерными между собой были ступени лестницы. Вергилий принялся карабкаться вверх, время от времени останавливаясь передохнуть, а заодно взглянуть по сторонам. Он еще никогда не видел Неаполь в подобном ракурсе: Везувий, над которым вьется едва различимый дымок, гора Сомма неподалеку, за ней Олений парк, голубые воды залива, Главный порт (его гвалт сделался теперь лишь отдаленным гудением), городские районы, ближние и дальние предместья. Лестница все время заворачивала, из стен то и дело выпирали камни казалось, сооружение держится только за счет тяжести верхних камней, а иначе — немедленно бы рассыпалось. То ли по мере подъема ступеньки становились круче, то ли сам подъем требовал всего внимания, чтобы не споткнуться в многочисленных выбоинах лестницы, образовавшихся за долгие годы, но по сторонам Вергилий уже не смотрел. Наконец лестница кончилась.

Здесь стражи тоже не было, впрочем, Вергилий сразу и не понял, что добрался до верха, потому и на человека в красной мантии внимание обратил не сразу.

Сначала он увидел перед собой ноги.

Те стояли на камне, будто бы сами по себе, прямо посредине двора. Крепкие и сильные на вид, однако дрожащие. Без видимой причины их сотрясала нервная дрожь, мышцы ходили ходуном в непрекращающихся судорогах. Вергилий поднял взгляд.

Человек, стоявший в центре двора, был облачен в традиционную одежду тартесситов — всю в вышивке и плиссировке, а поверх нее была накинута яркая пурпурная мантия. Едва увидев это, Вергилий заговорил:

— Сударь, я ищу лорда-капитана… — Но, не успев закончить фразы, Вергилий умолк — он увидел лицо человека.

«Этот человек слеп, этот человек глух, этот человек глядит в море и ждет корабля, который не придет никогда, — мгновенно, словно сгустком, пронеслось в мозгу Вергилия. — Этот человек был заклят стоять тут, стоять невесть сколько, и он будет стоять, пусть сами Небеса обрушатся на землю… — Человек перевел взгляд на Вергилия. — Этот человек безумен, подумал Вергилий, — он убил бы, меня, когда бы смог…» — Глаза человека были темно-зелеными, похожими на камни, покоящиеся под водой, и заполнены были чем-то еще более мертвенным, нежели безумие, и боль, гнездившаяся в них, казалась мучительней всех прочих болей. Губы беззвучно выдавливали оболочки каких-то слов, капелька пота, хотя день был вовсе не жарким, сбежала с его лба и повисла на кончике носа.

— Сударь, прошу прощения за то, что потревожил вас, — тихо промолвил Вергилий и проследовал мимо.

Завернув за угол, он обнаружил там еще двоих людей в тартесских одеяниях, но уже без мантий. Они появились из дверей, ведущих, похоже, внутрь самого замка. Он повторил свой вопрос.

Оба удивились, кажется, не только сути вопроса, но и самому появлению незнакомца. Не останавливаясь, они прошли мимо Вергилия, и один из них, обернувшись, кивнул ему, предлагая следовать за ними. По дороге они переговаривались на языке, который, очевидно, был их родным. Они снова вышли на лестницу, уже другую, и сошли чуть вниз, в некое подобие прихожей, разве что без крыши; повернули направо, снова спустились вниз, прошли по небольшому балкону и, через очередной коридор, вошли в помещение, отчасти смахивающее на контору. Один из провожатых сделал жест, показывающий, что Вергилию следует дожидаться здесь, и оба зашли в следующие двери. Двери за ними затворились, и Вергилий остался один.

Это помещение замка из всех, что прошел Вергилий, было первым, хоть как-то обставленным, да и то весьма скудно и нелепо. Здесь был ковер, какие используют вместо седел, расписанный парфянскими орнаментами и покрывавший что-то похожее на козлы с закругленными концами. Кроме ковра в помещении имелся стол, на столе лежала большая, похожая на кодекс законов книга, крайне обветшавшая; еще на столе имелась серебряная тарелка, на которой сохли корка хлеба и рыбий скелет. Обстановку довершала кожаная ширма поперек комнаты. Чувствуя, что усталость в ногах после тяжелого подъема начинает уходить, Вергилий вздохнул и расправил плечи. За ширмой кто-то пошевелился.

— Я не знал, что тут кто-то есть, — раздался голос, и ширма отодвинулась в сторону. За ней было окно, и дневной свет хлынул в глаза Вергилию, на мгновение его ослепив и заставив прикрыть глаза рукой.

— Я жду лорда-капитана, — произнес он.

— А… так идите сюда и ждите тут, здесь куда удобнее…

За ширмой обнаружилась ниша со скамейками вдоль стен. Наконец глаза Вергилия привыкли к освещению, и он смог разглядеть незнакомца. В его речи был явственно ощутим акцент — пунический либо сирийский, одет же он был по последней неаполитанской моде и весьма изысканно. В манерах чувствовалось воспитание, выглядел он крайне благопристойно. А вот его возраст было невозможно определить. Он мог оказаться практически любым. Бледные-бледные голубовато-зеленые глаза. Сложение…