Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи - В. Горнъ

Въ своей книгѣ ген. Родзянко пытается представить все дѣло такъ, что не онъ, а обстоятельства и голосъ рядового офицерства выдвинули его на постъ командующаго сѣверной арміей. Мѣстные же общественные дѣятели, съ которыми приходилось говорить про это время, изображаютъ дѣло совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ. Какъ всегда, истина была посерединѣ. Но прежде чѣмъ перейти къ изложенію событій и характеристикѣ общественныхъ и военныхъ взаимоотношеній этого періода, позволю себѣ сдѣлать маленькое отступленіе и подчеркну одинъ штрихъ, который крайне интересенъ съ точки зрѣнія изученія психологіи нашихъ военныхъ круговъ въ періодъ гражданской войны. Большинство изъ нихъ совершенно, казалось, забывало, въ какой обстановкѣ они воюютъ, съ кѣмъ и для чего они воюютъ.

Какъ только появилась первая завязь будущей арміи, полковники и генералы стали рости, какъ грибы послѣ дождя. Выходило такъ, что люди спѣшили использовать для своего чинопроизводства именно этотъ періодъ почти партизанскаго положенія арміи, когда менѣе всего можно было говорить объ объективности подобныхъ награжденій. Родзянко, завернувшій на сутки во Псковъ къ полковнику Нефъ, черезъ день производится полковникомъ Нефъ въ генералы, а когда въ свою очередь Родзянкѣ удается побороть полк. Дзерожинскаго и занять его мѣсто командующаго Сѣверной арміей, Родзянко жалуетъ генераломъ полковника Нефа. Позже онъ производитъ въ генералы и полк. Дзерожинскаго, котораго онъ самъ же, всего за два-три мѣсяца до этого случая, просилъ «назначить (его — Родзянко) на любую должность, хотя бы ротнымъ командиромъ»!

Можно себѣ представить, что дѣлалось среди рядовой офицерской братіи при видѣ этой «генераломаніи», когда у русской бѣлой арміи въ періодъ между декабремъ 1918 г. и маемъ 1919 г. сколько нибудь серьезныхъ боевыхъ дѣйствій вовсе не было. У однихъ — людей 20-го числа и чина — мрачнымъ пламенемъ въ душѣ разгоралась злоба и зависть, у другихъ — болѣе идейныхъ и интеллигентныхъ (сюда входили бывшіе студенты, лица до войны интеллигентныхъ профессій и несомѣнно нѣкоторая, хотя и небольшая часть, идейно-настроеннаго кадроваго офицерства) — явилась естественная боязнь, что старые царскіе штабъ-офицеры, опираясь на свои связи, потрясая разными формулярами и рескриптами, затрутъ, сомнутъ эту идейную группу офицерства и распространятъ ту заразу стараго бюрократизма, отъ которой погибнетъ все бѣлое дѣло. И потому естественно, что чинопомѣшательство понемногу распространяется и въ рядовой офицерской средѣ. Первая группа этого офицерства хочетъ награжденія, потому что «это теперь легко» и было бы глупо не воспользоваться открывшейся возможностью, вторая, меньшая, хочетъ повышенія, иначе лопнетъ то дѣло, во главѣ котораго должны встать наиболѣе свѣжіе и современно настроенные люди. Въ концѣ концовъ, связи, происхожденіе и личная гибкость все-таки берутъ верхъ и «караси-идеалисты» плохо успѣваютъ въ этой гонкѣ.

Погоня за чинами имѣла впослѣдствіи просто комическіе результаты. Благодаря системѣ взаимно-дружескаго награжденія, къ концу сѣверо-западной эпопеи въ арміи (безъ преувеличенія) появились полковники почти юношескаго возраста, а генераловъ на всю армію въ 17 тысячъ штыковъ насчитывалось 34, не считая дюжины тѣхъ, которыхъ умудрились испечь уже послѣ ликвидаціи арміи.

Справедливость требуетъ, однако, отмѣтить, что на фонѣ этого чинопроизводственнаго помѣшательства наблюдались изрѣдка и своеобразныя исключенія. Не желая приводить именъ, я скажу, что знаю такихъ штабъ-офицеровъ (2—3), которые, войдя въ составъ бѣлой арміи и оставшись въ ней до самаго печальнаго ея конца, вовсе уклонились отъ какихъ либо новыхъ чиновъ и опредѣленно иронизировали надъ установившейся «парниковой» системой офицерскаго чинопроизводства. Но занимали они все-таки высокія мѣста, такъ какъ по своему прошлому принадлежали къ офицерской аристократіи.

Въ то время, какъ Нефъ и Балаховичъ отступали отъ Пскова, на сѣверѣ Ревелѣ — новой столицѣ новой республики — подъ угрозой натиска большевиковъ на Нарву и дальше на Ревель, создается собственная смѣшанная (изъ эстонцевъ и русскихъ) военная организація. Душою этого дѣла былъ эстонскій премьеръ временнаго правительства К. Пятсъ. При его содѣйствіи и подъ руководствомъ русскаго генерала Геникса организуется такъ называемая «самозащита». Вскорѣ она, однако, теряетъ свой смѣшанный характеръ, спѣшно образуется самостоятельная эстонская армія, а остатки самозащиты сливаются съ «русскимъ сѣвернымъ корпусомъ», успѣвшимъ уже заключить особый договоръ съ эстонскимъ правительствомъ. Этому новообразованію полуподчиняется Балаховичъ со своими партизанами, и вся возникшая сѣверная армія переходитъ подъ начальство полк. Дзерожинскаго, — скромнаго, честнаго офицера, врага всякихъ интригъ, но крайне нерѣшительнаго человѣка.

Параллельно съ военной организаціей ген. Геникса русскіе общественные дѣятели въ, свою очередь, создали въ Ревелѣ въ октябрѣ 1918 г. временный Русскій Совѣтъ, куда вошли представители почти всѣхъ слоевъ буржуазнаго ревельскаго общества. Эстонское правительство немедленно же обратилось къ нему съ предложеніемъ намѣтить министра отъ русскихъ, т. к. остальныя группы національныхъ меньшинствъ уже имѣли своихъ министровъ въ составѣ правительства. Совѣтъ на первыхъ порахъ не счелъ удобнымъ давать эстонцамъ въ такомъ видѣ санкціи русскаго признанія ихъ самостоятельности и избралъ лишь агента для сношеній, одного русскаго купца С. Русскій Совѣтъ избралъ правленіе: предсѣдателя — кн. С. П. Мансырева (депутата 2-й Государственной Думы), членовъ — Филиппео, Шульца, Горшкова и Сорокина (инженера, моряка и двухъ адвокатовъ). Вскорѣ послѣ этого появляется впервые 54 въ Ревелѣ нѣкій петроградскій присяжный повѣренный Н. Н. Ивановъ, основатель печальной памяти банкирской конторы на Садовой и промышленнаго общества поставокъ со взносомъ по 25 рублей. Въ Ревелѣ г. Ивановъ выступилъ въ качествѣ представителя какого-то комитета петроградскихъ антибольшевистскихъ организацій, состоявшаго, будто бы, по словамъ Иванова, подъ предсѣдательствомъ великаго князя Павла Александровича[31]. Ивановъ быстро сошелся съ кн. Мансыревымъ, очаровалъ эстонцевъ, которые ему учли какіе то векселя кіевскихъ сахарозаводчиковъ чуть ли не на 200.000 эстонскихъ марокъ.

14 января 1919 г. Ивановъ предложилъ Русскому Совѣту слѣдующую программу: 1) сойтись съ эстонцами, 2) выбрать въ составъ ихъ правительства русскаго, 3) получить согласіе эстонцевъ на организацію русской арміи на ихъ территоріи[32]. Совѣтъ снова насторожился и опять не далъ опредѣленнаго отвѣта. Тогда Ивановъ съ той же программой поѣхалъ въ Гельсингфорсъ, но оттуда вернулся разочарованный и сталъ работать съ Совѣтомъ, въ который его кооптировали вмѣстѣ съ его пріятелемъ врачемъ Гейманомъ. Съ конца января того же года онъ началъ издавать въ Ревелѣ «Русскую Газету».

Мало по малу, при энергичномъ подталкиваніи Иванова, Русскій Совѣтъ тѣснѣе сближается съ эстонцами, устраиваетъ банкетъ и рѣшаетъ впредь дѣйствовать совмѣстно. Около того же времени (конецъ января, начало февраля) изъ Гельсингфорса пріѣзжаютъ кн. Волконскій, ген. Гулевичъ и С. Г. Ліанозовъ, чтобы нащупать почву для организаціи на территоріи Эстоніи противобольшевистской арміи. До Гельсингфорса доходили, очевидно, весьма смутные слухи о томъ, что предпринималось въ полосѣ бывшей Эстляндской губерніи русскими, поэтому, по иниціативѣ того же Иванова, собираютъ мѣстныхъ дѣятелей и капиталистовъ и рѣшаютъ устроить совмѣстное съ пріѣзжими засѣданіе, приглашенія на которое поручаютъ сдѣлать кн. Мансыреву, какъ предсѣдателю Совѣта,

Собраніе состоялось, а «гельсингфорцы» не пришли. Мансыревъ доложилъ, что «гельсингфорцы» не пожелали этой встрѣчи. Позже, черезъ Филиппео, который объяснился съ С. Г. Ліанозовымъ, узнаютъ, что ихъ и не звали и что они были бы рады совмѣстной работѣ, и что въ дальнѣйшемъ, въ виду ихъ отъѣзда назадъ въ Гельсингфорсъ, для связи съ ними будетъ служить С. А. Зиновьевъ. Въ результатѣ въ Совѣтѣ получился большой скандалъ и Мансырева исключили изъ его состава. Случай этотъ нисколько не разстроилъ дружбы Мансырева съ Ивановымъ.

Переговоры самихъ «гельсингфорцевъ» съ эстонцами ничего не дали. Всѣ ихъ обѣщанія, данныя при отъѣздѣ русскимъ общественнымъ дѣятелямъ, тоже оказались потомъ пуфомъ. Съ теченіемъ времени выяснилось, что денегъ у нихъ нѣтъ, финансовыхъ связей тоже нѣтъ, а политическое настроеніе — близкое къ кругамъ Трепова. Зиновьевъ въ Русскомъ совѣтѣ вовсе не показывался, но стороной утверждалъ, что «гельсингфорцы заключили союзъ съ эстонцами и финляндцами», чего въ дѣйствительности не было. Тогда Ивановъ начинаетъ настаивать передъ Совѣтомъ на образованіи на территоріи Эстіи русской областной правительственной власти. Попутно онъ втирается къ Балаховичу, заключаетъ съ нимъ какой-то письменный договоръ о взаимной поддержкѣ на предметъ созданія отдѣльнаго русскаго правительства. Шаги Балаховича, его фронда и дружба съ Ивановымъ начинаютъ безпокоить военные круги; съ другой стороны, нерѣшительный Русскій Совѣтъ мнется на одномъ мѣстѣ и боится сколь нибудь рѣшительныхъ, твердыхъ и политически-ясныхъ выступленій.