Кризисный центр 'Монстр' - Валентина Ильинична Елисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Следствие непрестанного сидения в лабораториях и аудиториях», – сказала она себе. Красавец Эрл Хэлл был совершенно прав, настаивая на необходимости отдыха!
Присев на скамеечку под роскошным кустом, усыпанным ярко-синими цветами, Элен довольно вытянула ноги и позволила себе расслабиться и насладиться покоем, пока питомица самостоятельно обеспечивает себя ужином. Следить за кошкой было невероятно забавно! Вначале Фенька спряталась в некошеной траве рядом с её скамейкой, ожидая появления поблизости беспечных птичек. Птички не заставили себя ждать, но Феньку подвели цветочки, пестревшие в траве: она громко расчихалась от попавшей в нос пыльцы. Птицы вспорхнули, и разочарованная кошка пошла искать другое место для засады. Такими местами выступили: урна для мусора, ствол дерева, ноги Элен, но птички пригорода оказались слишком шустры для домашней кошечки. Фенька сердилась, дёргала хвостом, а потом внезапно приникла к земле и поползла через узкую полосу газона, разделявшего две парковые дорожки. Заинтригованная Элен поднялась посмотреть, на кого же вознамерилась напасть её охотница.
Дальнейшее произошло одним мгновеньем: Фенькин прыжок, вопль укушенного мальчика, шедшего по соседней аллее, запоздалый крик Элен: «Фу! Нельзя!»
Пролетев по газону, она схватила довольно урчащую кошку, оторвав её от штанины ребёнка, и с раскаянием произнесла:
– Ради Бога, прости! Впервые в жизни моя кошка напала на человека! Это всё из-за переезда: она сама не своя. Сильно она тебя цапнула?
Светловолосый мальчик в солнечных очках закатал штанину бежевого больничного костюма, поискал повреждения.
– Крови нет, не прокусила, – констатировал он. На вид ему было лет десять, он с интересом посмотрел на извивающуюся в руках Элен кошку и спросил: – Какого она цвета?
– Кто? – растерялась Элен.
– Кошка твоя. Вижу, что тёмная, значит либо тёмно-серая, либо тёмно-рыжая, либо действительно чёрная.
– Чёрная, – подтвердила Элен, поглаживая Феньку, но не забывая крепко её удерживать. – Ты плохо видишь?
– Вижу я отлично, только страдаю дальтонизмом. Полная цветовая слепота – слышала о таком? Зато я вижу в сто раз больше оттенков серого, чем обычный человек. Если бы сейчас не так ярко светило солнце и не приходилось носить очки, я бы сам определил, что кошка чисто чёрная. Белый и чёрный я различаю.
– Мне хорошо известно явление дальтонизма: я биофизик, изучение причин таких заболеваний как раз мой профиль. Врождённый дальтонизм научились лечить не так давно, в 2050 году,* с помощью трансплантации искусственно выращенной сетчатки глаза, содержащей все необходимые цветочувствительные колбочки.
– Какие колбочки? – недоумённо нахмурился мальчик, с надёждой слушая её слова и стараясь всё-всё понять.
– В глазу есть специальные клетки, они называются палочки и колбочки, но при дальтонизме последние отсутствуют, поэтому ты видишь светлое и тёмное, но не различаешь цвета. Ткань искусственной сетчатки выращивают, в том числе, в лаборатории, где работаю я, и твои родители могут записать тебя на операцию в научно-исследовательский медицинский центр при университете. Наши врачи уже двум десяткам людей вернули цветное зрение без всяких негативных побочных эффектов.
– В том и дело, что лечат только людей! – огорчённо вздохнул мальчик, пнув мелкий камешек на дорожке. – Я слышал, как папа с мамой говорили об этом: твои си-се-сийчатки делаются только для людей на основе человеческого хен-ген-генного материала, вот. Для нас такое не делают, поскольку людям вообще о нашем существовании говорить нельзя. Ты же взрослая, а элементарных вещей не знаешь!
Мальчик обиженно отвернулся. Элен невольно почувствовала вину, будто бы напрасно его обнадёжила, и недоумение: кем себя считает ребёнок, если не человеком?! Учитывая больничный костюм мальчика, варианты могли быть самыми разными – как никак, больница тут психиатрическая.
– Кто ты? – не удержалась она от вопроса.
– Я – феникс. Мы – радужные птицы рассвета, но я никогда не пойму, как прекрасны радуга и рассвет, – со смирением, тихо ответил ребёнок. – Для меня они серые, как и всё вокруг, а я так мечтал быть художником, как мама с папой. Большинство фениксов – представители творческих профессий, это особенность нашего рода, а я как чужак среди своих. Все сородичи меня жалеют, тщательно выбирают выражения в моём присутствии, но от этого на меня только больше накатывает тоска. Порой тоска становится совсем невыносимой, и тогда родители тревожатся и волокут меня сюда. Я – пациент самого мастера, он занимается самыми сложными случаями, а мой именно такой – сложный.
– Среди самых знаменитых художников были люди, страдающие нарушениями цветовосприятия, – заверила Элен, не в силах видеть такое философское смирение в юном подростке, пусть даже и пациенте психиатра. Удивительно он называет доктора – мастер. Это тоже признак отклонения?
– Знаю, всех наизусть знаю. Ещё мастер говорит, что можно заниматься фотографией, что чёрно-белая фотография в ретро-стиле сейчас на пике моды, так что с моей способностью различать пятьсот оттенков серого я имею все шансы стать известным. Ты не волнуйся, с возрастом острые приступы хандры накатывают на меня всё реже, с помощью мастера я проникся идеей, что надо не чудес ждать, а извлекать лучшее из того, чем одарила судьба. Родители должны были забрать меня домой сегодня утром, но доктор Хэлл отчего-то попросил задержаться до вторника. Наверное, он не поверил, что я уже в полном порядке.
Тяжело было слушать такие серьёзные, вдумчивые речи от десятилетнего ребёнка. Элен прекрасно представляла, насколько трудно смириться с тем, что ты не такой, как все, – особенно в детстве трудно! Она сама прошла этот тернистый путь признания своей аномальности. В детстве малейшее отличие от других воспринимается как трагедия, даже рыжий цвет волос и веснушки могут стать поводом для отчаяния, а тут и дальтонизм, и признание себя фениксом... Странный выбор: Элен всегда казалось, что пациентами психушек чаще всего становятся «Эйнштейны» и «Наполеоны».
– Все говорят, мои крылья переливаются огненной палитрой всех цветов и это очень красиво. Хочешь посмотреть? – предложил необычный мальчик.
– Хочу.
Мальчик взмахнул руками, и они превратились в крылья прямо на глазах ошеломлённой Элен! В большие, ослепительно яркие и прекрасные крылья. В их расцветке превалировал алый, но переливы действительно демонстрировали все цвета радуги. Совершенно фантастическое, волшебное зрелище!
– Ух, ты! Красота какая! – ахнула Элен. Фенька с боевым урчанием рванула к фениксу, но её удалось удержать от охоты на «птичку».
– А я красоты не вижу, серо всё, –
