Посланница судьбы - Анна Малышева

Но жизнь князя Белозерского после той памятной ночи существенно изменилась. Главное, смягчился его вздорный характер. С этих пор он совершенно не занимался хозяйством, не следил денно и нощно за слугами, подозревая их в воровстве, и никого больше не наказывал. Вездесущая и властная Изольда Тихоновна освободила его от всех этих забот, отравлявших существование. Формально он оставался господином своих денег, все ценные бумаги хранились в его кабинете, в верхнем ящике секретера. Но единственный ключ носила при себе экономка. Князь впервые за много лет почувствовал себя человеком свободным, раскрепощенным, избавленным от тяжелых обязанностей. Белозерский даже взял за моду ездить в мае месяце на воды в Карлсбад, хотя имел отменное здоровье и прекрасный аппетит. С вод князь обычно возвращался в подмосковное поместье, где его ждал Борис. Молодой офицер неизменно брал отпуск в июне, чтобы повидать отца. Белозерский тщательно скрывал от сына свою связь с экономкой и отсылал на это время Изольду в другие поместья с проверкой. За лето она успевала объездить все его деревни на севере и на юге, взять отчет с управляющих, переговорить с деревенскими старостами, понаблюдать за сельскохозяйственными работами, проследить за сбытом продуктов и даже позаботиться о быте и достатке крестьян. При ней Белозерский достиг процветания, о котором никогда не мечтал.

Изольда Тихоновна была предупреждена Летуновским о слабости Ильи Романовича и всячески пыталась оградить его от карточных игр. Надо сказать, это далось ей нелегко, потому что князь, почувствовав свободу и оценив свое растущее благосостояние, сделал попытку приняться за старое. Однажды, в ноябре двадцать седьмого года, он встретил одного бывшего знакомца по карточным баталиям, и тот зазвал его к себе. Как водится, уже и стол был накрыт, и гости томились в предвкушении десерта, то бишь «банчика», с колодою карт наготове. Однако Белозерский не ударил лицом в грязь, вспомнил прошлое и выиграл две тысячи рублей ассигнациями. Выигрыш он скрыл от экономки, чтобы та не узнала раньше времени о его грехопадении. Зато в другой раз фортуна совершенно отвернулась от него, и он проиграл тридцать восемь тысяч. Скрыть такую сумму от бережливой Изольды, у которой «каждая копейка имела имя», как говаривала сама экономка, было немыслимо.

– Я отыграюсь, драгоценная моя, – робко обнадеживал экономку Илья Романович, – завтра же отыграюсь, вот увидите…

Но та не желала ничего слушать.

– Извольте сесть под домашний арест, – произнесла она ледяным тоном. – И хорошенько подумайте над тем, что случилось. Само собой, я оставляю вас сегодня без ужина. И… – Она помедлила, презрительно щуря свои загадочные глаза, – ночью вы будете спать один. Вот прямо здесь, на диване. Сейчас вам постелют.

С этими словами она вышла из кабинета князя и заперла его на ключ. Илья Романович вспыхнул.

– Да как ты смеешь! – бросился он было с кулаками на дубовую дверь. – Да как ты, ты… Прислуга… Девка… Как ты… смеешь… – вместе со словами, срывавшимися с его дрожащих губ, он постепенно терял и пыл. Правоту Изольды Тихоновны приходилось признать.

Заметим, что Илья Романович при всей своей вздорности и вспыльчивости был обыкновенным подкаблучником. Он и Наталье Харитоновне до поры до времени позволял собой управлять. Но покойная супруга властвовала над ним благодаря своей ангельской красоте и покладистому характеру, и в том случае, если он вновь срывался и начинал играть, уговаривала его, указывала на детей, плакала. Изольда Тихоновна, напротив, для взятия крепости не гнушалась ничем: применяла тяжелую артиллерию, метала копья, жгла огнем. Хотя разве он сам не говорил Летуновскому, что ему нужен свирепый Цербер для сохранности капитала?

Присмиревший князь безропотно просидел двое суток под домашним арестом, на черном хлебе и воде, а вездесущая экономка тем временем сама съездила и уплатила его карточный долг. При этом она пригрозила старому знакомцу князя: «Если вы еще раз вздумаете втянуть Илью Романовича в подобную авантюру, будете иметь дело с полицией! Все равно, проиграет он у вас в притоне рубль или выиграет тысячу!» Тон, которым она высказывала это обещание, был таков, что могло показаться, будто главный полицмейстер города является ее близким родственником, по меньшей мере кузеном или дядюшкой. Впрочем, отвадить кредитора, заплатив ему сполна кругленькую сумму, было не так уж и трудно. Куда более сложным препятствием представлялась вечная тяга Белозерского к картежной игре. Он мог не сдержать данного слова – больше никогда не играть и в одночасье оказаться на паперти. Тогда и сама Изольда в одночасье теряла теплое место, главное положение в княжеском доме, абсолютную власть над всем штатом прислуги и над самим князем… Последнее ей нравилось даже больше всех прочих выгод. На прежних местах ей не удавалось достичь такого всемогущества, она была просто наемным лицом, на жалованье, и оттого даже не подозревала в себе той властности, которая была заложена в ее натуре с самого рождения и вовсю проявлялась теперь. Теперь всему этому грозил крах… Любовнице князя пришло в голову обратиться за советом к своему благодетелю, пану Летуновскому.

– Вы сами виноваты, милейшая! Вы его освободили от всех обязанностей, от надзора за челядью и управляющими поместий, – констатировал рассудительный поляк. – У этого пустопляса появилась уйма свободного времени, и он не знает, на что его потратить, кроме игры. Ведь он раб своей привычки. Попробуйте его чем-либо заинтересовать. Князь натура увлекающаяся – я ведь его давно знаю, – уж если что взбредет ему в голову, не вышибить вовек!

– Чем же мне его занять? – в отчаянии всплеснула руками Изольда Тихоновна. – Он ведь не ребенок, в самом деле, чтобы отвлечь его какой-нибудь погремушкой. И он не глуп…

– А вот увидите, как он схватит новую погремушку, этот ваш разумник, – возразил Летуновский и, поразмыслив немного, приказал: – Как-нибудь на днях затащите князюшку в мой магазин под предлогом сделать вам подарок к именинам…

– Но мои именины не скоро…

– Дорогая, мне не важно, когда ваши именины! Хоть в день Святого Никогда, – усмехнулся Летуновский. – Главное, чтобы он бросил первый взгляд на камешки, которые ему покажут. А уж прочее я возьму на себя… Если он заинтересуется торговлей драгоценностями, ему враз станет не до игры!

Нельзя сказать, что идея Казимира Аристарховича пришлась экономке по душе. Во-первых, она не была любительницей дорогих украшений, считала их ненадежным вложением капитала, потому что ничего не понимала в камнях и опасалась подделок, а их по Москве ходило немало. Во-вторых, в словах ростовщика умная женщина почувствовала явную корысть, стремление купца продать свой товар. Однако, не придумав ничего более, она все же обратилась к князю, который после своего двухдневного поста и заточения наслаждался кофе со сливками и сдобными булочками: