Короткая пятница и другие рассказы[Сборник] - Исаак Башевис-Зингер

— Нет. Они застрелили ее.

— Кто?

— Эти самые нацисты.

— Ясно… И ты теперь один?

— Нет, у меня есть жена.

— Где она сейчас?

— В Нью-Йорке.

— И ты верен ей?

— Да, верен.

— Всегда?

— Всегда.

— Но всего один раз, правда, ведь не считается?

— Нет, моя дорогая, я хочу прожить как честный человек.

— Но кто узнает о нас с тобой? Никто же не видит?

— Бог видит.

— Ну, раз ты заговорил о Боге, я ухожу. Но знаешь что? Ты лжец. Если бы я не была калекой, ты бы даже и не вспомнил о Боге. А он наказывает таких, как ты. Грязная свинья!

Она плюнула мне в лицо, вскочила с постели и выскочила в коридор, что есть силы хлопнув дверью. Я вытерся, но ее слюна продолжала жечь лицо. Я чувствовал, как в темноте у меня горит лоб и все тело зудит, словно к нему присосались тысячи пиявок. Я пошел в ванную умыться, намочил полотенце, приложил его ко лбу, как компресс. Я совсем забыл про ураган. Весь окружающий мир куда-то исчез. Я снова лег, и, когда проснулся в следующий раз, был уже полдень. Нос был забит, горло болело, колени дрожали. Верхняя губа опухла, на ней вскочила простуда. Мокрая насквозь одежда валялась на полу. Все насекомые, залетевшие сюда вчера ночью, умерли. Я открыл окно. Меня обдало волной холодного и все еще влажного воздуха. Небо было по-осеннему серым, а море — отяжелевшим свинцом, почти замершим. Я кое-как справился с одеждой и спустился вниз. За конторкой стояла горбунья, бледная, худая, с собранными в пучок волосами и прежним блеском в черных глазах. На ней была старомодная блузка с желтой бахромой. Она взглянула на меня с улыбкой.

— Вам придется уехать, — сказала она. — Только что позвонил босс и велел срочно закрывать отель.

— Мне не было писем?

— Никаких писем.

— Тогда, если можно, счет.

— Никакого счета.

И кубинка искоса посмотрела на меня — ведьма, потерпевшая поражение, молчаливый партнер окружающих меня демонов, помощница в их невероятных фокусах.

ВТОРАЯ ЭСТЕР КРЕЙНДЕЛЬ

1

Жил в Билгорае меламед Меир Зиссл. Был он высоким широкоплечим мужчиной с круглым лицом, черной бородой, красными щеками, темными, цвета спелой вишни, глазами, полным плохих зубов ртом и длинными, чуть не до плеч, волосами. Меир Зиссл любил поесть и выпить (мог, не переводя дыхания, выпить полпинты водки), петь и танцевать до упада на свадьбах. Для учителя у него было слишком мало терпения, но богатые горожане все же посылали к нему своих детей.

В тридцать шесть лет он овдовел и остался один с шестью детьми на руках. Однако не прошло и полугода с момента смерти его первой жены, как он нашел себе новую — Рейтцу, вдову из Крашника, высокую, худую, молчаливую женщину с длинным носом и множеством веснушек. Эта Рейтца когда-то была простой молочницей, но потом вышла замуж за богатого старика, реб Танчема Ижбицера, и родила ему дочь, Симмеле. Перед самой смертью реб Танчем разорился и не оставил жене ничего, кроме горячо любимой дочери. Симмеле умела писать и читать на идише. Отец, возвращаясь из деловых поездок, всегда привозил ей какие-нибудь подарки: шаль, фартук, тапочки, платок с вышитым узором или книжку. Симмеле собрала все это и переехала вместе с матерью в Билгорай.

Четыре дочери и два сына Меира Зиссла были жадными, завистливыми, крикливыми, всегда готовыми зло подшутить над слабым и даже что-нибудь украсть. Они тут же набросились на Симмеле, отняли все ее вещи и прозвали Панночкой Горячкой. Симмеле была тихой девочкой. У нее были узкая талия, длинные ноги, тонкие черты лица, светлая кожа, темные волосы и серые глаза. Она боялась собак во дворе, не любила есть из одной тарелки с другими членами семьи и стыдилась раздеваться перед сводными сестрами. Она давно уже перестала разговаривать с детьми Меира Зиссла, но и среди соседских девочек подруг у нее тоже не было. Как только она выходила на улицу, мальчишки принимались кидаться в нее камнями и обзывать драной кошкой. Симмеле сидела дома, читала книги и плакала.

С самого детства Симмеле любила слушать разные истории. Мать часто успокаивала ее таким образом, а реб Танчем всегда перед сном рассказывал дочери что-нибудь интересное. Главным героем почти всех историй был его старинный приятель — реб Зорах Липовер из Замосцья. Половина Польши знала его как человека столь же богатого, сколь и набожного. Его жена, Эстер Крейндель, тоже происходила из очень состоятельной семьи. Симмеле нравилось слушать истории о дружной жизни супругов, их богатстве и примерных детях.

Однажды Меир Зиссл пришел к обеду домой и сказал, что жена Зораха Липовера умерла. Услыхав это имя, Симмеле широко распахнула глаза: оно перенесло ее в прошлое, в Крашник, к отцу, в те времена, когда у нее были собственная комната, кровать с двумя мягкими подушками и накрытый покрывалом сундук для белья, а служанка то и дело приносила ей разные лакомства с кухни. Теперь же она сидела в этой грязной комнатенке, одетая в рваное платье, в стоптанных башмаках, с перьями в волосах, немытая, среди кричащих братьев и сестер, готовых в любой момент подстроить ей какую-нибудь гадость. Узнав о смерти Эстер Крейндель, Симмеле закрыла лицо руками и горько заплакала. Девочка и сама не знала, плачет ли она из-за судьбы Эстер Крейндель или из-за своей собственной, оплакивает ли то, что привыкшее к неге тело женщины скоро съедят черви, или то, что ее жизнь пришла к такому печальному концу.

2

Когда Симмеле спала одна на лавке, дети Меира Зиссла постоянно тормошили ее, поэтому Рейтца иногда брала дочь к себе в постель. Это было не слишком хорошо, ведь Меир Зиссл часто приходил к жене по ночам, и девочка хоть и не понимала до конца, что происходит, но вынуждена была притворяться спящей.

Как-то раз, когда Симмеле лежала с матерью, Меир Зиссл вернулся домой со свадьбы пьяным. Опустить падчерицу на лавку он не мог, Рейтца с вечера разложила там мокрое белье, но желание его было столь велико, что он попросту взял да и скинул девочку за печь, на какие-то тряпки. Симмеле заснула, но вскоре проснулась от сильного храпа отчима. Чтобы согреться, она натянула на себя половик и вдруг услышала какой-то странный звук, словно кто-то царапал по доскам. Повернувшись, она с удивлением обнаружила, что стена рядом с ней вдруг начала светиться. Ставни были закрыты, огонь в печи погашен, лампа не горела. Что бы это могло быть? Симмеле задрожала от страха, а кольца света то расширялись, то сужались. Внезапно из сияния начали проступать черты лица: сперва лоб, затем глаза, нос, подбородок, шея. Это была женщина! Когда она начала говорить, слова ее походили на те, какими написана Библия.

— Симмеле, дочь моя, — сказал голос, — знай, что я Эстер Крейндель, супруга реб Зораха Липовера. Мертвым не положено прерывать свой сон, но мой муж так убивается, потеряв меня, что и я не могу пребывать в мире. Хотя тридцать дней траура уже прошли, но он по-прежнему оплакивает меня. Если бы я могла одолеть смерть, я бы вернулась. Но мое тело погребено под семью футами земли, а глаза уже выгрызли черви. Поэтому я, дух Эстер Крейндель, решила найти себе новое тело. Так как твой отец, реб Танчем, был почти что братом моему Зораху, я выбрала тебя, Симмеле. Ты ведь мне не чужая, мы почти родственники. Я войду в твое тело, и ты станешь мною. Не бойся, ничего плохого с тобой не случится. Утром ты проснешься и объявишь всем о том, что произошло. Злые люди попытаются помешать тебе, но я буду здесь. Слушай меня внимательно, Симмеле, ты должна будешь выполнить все, что я тебе скажу. Поезжай в Замосцье к моему бедному мужу и будь ему хорошей женою. Будь верна ему, как я была верна все сорок лет. Зорах может сначала не поверить, что я вернулась, но я дам ему знак, и он не будет сомневаться. Ты должна поторопиться, а иначе он может умереть от тоски. Когда же, прости, Господи, придет твое время, мы обе будем скамеечками у ног нашего мужа в Раю. О меня он обопрет правую ногу, а о тебя левую; мы будем как Рахиль и Лия; мои дети станут твоими. Так, будто бы они вышли из твоей утробы…

Эстер Крейндель продолжала и рассказывала о реб Зорахе такие вещи, которые могла знать только его жена. Она говорила до тех пор, пока в курятнике не закричали петухи и последние лучи луны не исчезли из щелей в ставнях. Затем Симмеле почувствовала, как что-то твердое, словно горошина, проникает ей в ноздри и поднимается к мозгу. На какую-то долю секунды девочку пронзила острая боль, но она быстро прошла, и Симмеле почувствовала, как растут ее ноги и руки, увеличиваются грудь и живот. Изменились даже и ее мысли — теперь это были мысли жены, матери, бабушки, которая должна управляться с большим хозяйством. Все это было так удивительно! «Вручаю себя в руки Твои», — пробормотала Симмеле и быстро заснула. Эстер Крейндель оставалась с нею до самого пробуждения.