Ангел тьмы - Калеб Карр

— Ваша честь, — возразил мистер Дэрроу шокированно, — моя клиентка — уважаемая женщина, пережившая величайшую из трагедий, что только могут случиться с представительницей ее пола: дикое убийство у нее на глазах двоих ее детей и попытку убийства третьего…

— Я прошу прощения у ученого коллеги, — ответил мистер Пиктон с изрядной долей сарказма. — Я не знал, что вопрос уже был решен настолько окончательно. Я полагал, что мы все собрались в этой комнате, чтобы определить, что же на самом деле случилось с детьми ответчицы.

По-прежнему хмурясь, судья Браун кивнул:

— Боюсь, что здесь я должен согласиться с обвинением, мистер Дэрроу. Им еще предстоит обосновать свои притязания, но покуда они не опровергнуты, я не могу принять ваше утверждение о том, что миссис Хантер перенесла подобную трагедию, и обязан потребовать не прибегать к дальнейшему усугублению и без того крайне эмоционального вопроса путем подобных утверждений. У вас просьба относительно залога?

— Да, ваша честь, — изрек мистер Дэрроу. — Если моя клиентка и в самом деле виновна в насилии над детьми, этот или любой другой штат впервые об этом узнает. Она была не только любящей матерью, а еще и воспитательницей и няней многих других детей, кроме собственных, и в этой роли часто вела себя столь же героически, как и в тот вечер, о котором идет речь. Мы просим, чтобы вы учли, что она не представляет угрозы ни для свидетеля обвинения, ни для общины, и чтобы, памятуя о хрупкости как ее пола, так и ее натуры, вы назначили разумный залог, дабы предотвратить ее тягостное пребывание в окружной тюрьме в течение этого, вполне возможно, затяжного процесса.

Собравшиеся — и особенно мы в первых двух рядах — замерли в тревожном ожидании, а судья Браун откинулся на спинку кресла, почти скрывшись за столом. В этом положении он оставался около минуты, потом снова выпрямился.

— Суд принимает во внимание замечания мистера Дэрроу относительно пола и характера ответчицы, — медленно произнес он. — Но в то же время имеет в виду, что она обвиняется в преступлении особо бесчеловечного и жестокого свойства, караемом смертной казнью. Мы выражаем сожаление относительно возможных неудобств и поручим шерифу Даннингу обеспечить все возможные условия, дабы гарантировать, что пребывание миссис Хантер в этом здании станет если не приятным, то по меньшей мере сносным. Но сам залог отклоняется.

Это вновь вызвало бормотание толпы, и судья принялся стучать молотком:

— Я напоминаю нашим гостям о предыдущих замечаниях! И заверяю, что они были совершенно серьезны. — Когда водворилась тишина, судья Браун посмотрел на два стола перед собой. — Мы вновь соберемся в девять утра во вторник, дабы начать отбор присяжных. Но прежде чем мы разойдемся, позвольте мне еще раз подчеркнуть кое-что для обеих сторон: суд осведомлен о чувствах, вызванных этим делом, и настаивает, чтобы вы воздерживались от любых явных воззваний к эмоциям или общественному мнению. Это не приведет ни к чему хорошему и может причинить вашим намерениям непоправимый ущерб. Суд объявляет перерыв!

Еще один удар молотка — и все встали, а судья Браун проследовал обратно к двери за судейским местом и исчез за ней. Как только он вышел, зал вновь шумно ожил разговорами и комментариями, особенно после того, как шериф Даннинг и пристав Коффи вывели Либби Хатч через боковую дверь прямо к камерам в подвале здания. Мистер Дэрроу на выходе сказал ей что-то ободряющее, и она изо всех сил постаралась выглядеть кроткой и благодарной — но в ее глазах вновь появился тот кокетливый, соблазнительный блеск, который она, кажется, не способна была скрыть при виде новых, только что встреченных мужчин. После ее ухода мистер Дэрроу заговорил с мистером Максоном, но беседа эта была прервана мистером Пиктоном, который прошагал прямо к их столу и громко объявил:

— Ну, Максон! Теперь вы разжились поддержкой. Не знаю, как бы я на вашем месте это воспринял, хотя полагаю, когда помощь исходит от человека, столь досконально знакомого с таким количеством областей права, как мистер Дэрроу, возражать просто невозможно! — И протянул руку: — Мистер Дэрроу, моя фамилия Пиктон.

— Да, я знаю, — ответил мистер Дэрроу, пожимая руку мистера Пиктона с заметным отсутствием энтузиазма и глядя на него с изрядным снисхождением. — Видите ли, я тоже наслышан о вас, мистер Пиктон, хотя должен сказать, что моя информация была получена из несколько более, — тут он покосился на Маркуса, — открытых источников.

— Что ж, великие люди поступают как вздумается, а малые люди — как вынуждены, — беспечно ответил мистер Пиктон. — Где Вандербилт разместил вас, Дэрроу? Где-нибудь покомфортабельнее, я полагаю, — хотя в Боллстоне немного роскошных апартаментов. Но, быть может, вы позволите обеспечить вас кое-каким пропитанием у меня в доме, если сочтете сие нужным.

При упоминании Вандербилта мистер Дэрроу воззрился на мистера Пиктона с видом, который трансформировался из снисхождения в прямое раздражение:

— Надо отдать вам должное, мистер Пиктон, — пожалуй, мало что избегло вашего внимания в этом деле. Или же все в Боллстон-Спа осведомлены о подробностях приготовлений миссис Хантер к своей защите?

— Боже милосердный, ну что вы! — со смехом произнес мистер Пиктон. — А я на вашем месте не стал бы им ничего сообщать. Отношение судьи Брауна к жителям нашего южного метрополиса, уверяю вас, довольно типично для обитателей этого округа. Но не беспокойтесь, я никому не скажу — это ведь будет неспортивно, не так ли?

Было довольно просто заметить, что мистер Пиктон старается вызвать раздражение мистера Дэрроу и что ему это удается.

— Сомневаюсь, что «спортивно» — слово, которое я стал бы употреблять в отношении такого трагичного дела, как это, — буркнул в ответ мистер Дэрроу. — И, боюсь, что не смогу воспользоваться вашим предложением, поскольку я остановился в отеле «Гранд Юнион» в Саратоге. Мы будем осуществлять работу оттуда.

При этих словах мистер Пиктон нахмурился.

— Хм-м, — провозгласил он. — Хорошо. Впрочем, я и это не выдам — люди в Боллстоне относятся к Саратоге немногим лучше, чем к Нью-Йорку. Они считают, что это всего лишь место развлечений для богатых гостей и их наемных работников. — При этом замечании глаза мистера Дэрроу широко распахнулись от потрясения, но мистер Пиктон лишь продолжил болтать: — Надеюсь, вас не смущает моя прямота в советах — но я действительно хочу убедиться, что мы разровняли поле для игры как нельзя лучше. Ну, до свидания, Максон, — всего вам наилучшего. Кстати, Дэрроу, если передумаете насчет еды — обязательно дайте мне знать, хорошо?

Вместо ответа мистер Дэрроу, минуя с мистером Максоном воротца в ограждении, лишь тихо буркнул что-то себе под нос. Проходя мимо нашего ряда скамей, он окинул нас ледяным взглядом — но потом, узнав лицо доктора, взял себя в руки и с более дружелюбным видом развернулся, чтобы подойти к нам.

— Доктор Крайцлер, не так ли? — сказал он; глубокий голос на сей раз был вполне доброжелателен. Доктор пожал протянутую мистером Дэрроу руку. — Я большой поклонник вашей работы, доктор, если позволите мне так выразиться.

— Позволю, — ответил доктор, изучая обворожительно улыбающегося адвоката. — Благодарю вас, мистер Дэрроу.

— Скажите, сэр, — продолжил мистер Дэрроу, — правда ли, что вы в этом деле выступаете советником обвинения?

— Это вас удивляет? — спросил доктор.

— Признаться, да. Ни за что не подумал бы, что вы из тех, кто способен участвовать в удовлетворении желания штата покарать любого, кого только удастся поймать, лишь только для того, чтобы можно было поставить точку в этой загадочной трагедии.

— По-вашему, такова моя мотивация, мистер Дэрроу?

Пожимая крупными плечами, мистер Дэрроу ответил:

— Иное не приходит мне в голову. И, должен сказать, подобное поведение на вас не похоже. Но, возможно, у меня сложилось ложное впечатление. Или же у вас свои причины для сотрудничества со штатом Нью-Йорк. — Заметив, что глаза доктора чуть расширились от подобного едва прикрытого намека на расследование дел в Институте, все еще шедшее в Нью-Йорке, мистер Дэрроу улыбнулся. — Как бы то ни было, надеюсь, у нас еще будет шанс поговорить. Вне суда, я имею в виду. Я совершенно честен, говоря, что восхищен тем, чем вы занимаетесь. Чем вы обычно занимаетесь. Всего хорошего.

Доктор кивнул, по-прежнему улыбаясь:

— И вам всего хорошего, сэр.

Мистер Дэрроу вышел вслед за мистером Максоном за двери красного дерева, где их немедля изловил мистер Гроуз и кое-кто из газетчиков, прибывших из Саратоги.

— Умный человек, — пробормотал доктор, глядя, как мистер Дэрроу царственно общается с журналистами: поведение его демонстрировало, что чикагский юрист чувствует себя на этом процессе весьма уютно.