Солдаты России - Родион Малиновский

Голод. Нескончаемая тоска по России, по семьям, по родной земле.

У Петра Кидяева вскрылась рана на ноге. Он снова отправлен в госпиталь... Что будет с ним?

В лагерь опять прибыли представители французского командования и по разрешению отрядного комитета созвали собрание всех поляков, которые служили в 1-й бригаде. Им было сообщено, что французское правительство разрешило полякам сформировать свою национальную армию. В нее войдут граждане польской национальности, проживающие во Франции. Задача этой армии — бороться за независимую Польшу.

Из четвертой пулеметной команды записались в формируемую армию все поляки — их оказалось пять человек во главе с наводчиком 6-го пулемета Яном Гуйским — белобрысым парнем из-под Варшавы.

Жорка Юрков начал было, конечно, хлопотать над проводами товарищей. Однако денег ни у кого не было. Оставалась надежда на Антона Корсакова, прижимистого парня, у которого — Юрков это знал — еще были франки. Жорка уговаривал его раскошелиться, но Антон не поддавался. Тогда Юрков намекнул Антону, что тот тоже вроде поляк. Почему, мол, не записываешься в польскую армию? Антона, истинного литовца, это задело за живое, и он послал Жорку ко всем чертям.

Так и пришлось проводить поляков «насухую». Но провожали тепло, сердечно.

Всего их набралось в 1-й бригаде около сотни.

Вдруг еще одна новость: вернулся из России старший унтер-офицер Второв, один из членов делегации, посланной еще в мае, чтобы известить Временное правительство о бедственном положении русских солдат во Франции. Ну, прибыл человек из России — как не послушать своего посланца! Да и встретить надо по всем правилам. Полки и батальоны выстроились на плацу, принесли с собой знамена, лозунги... Говори, дорогой товарищ, о родине, о революции, готовы слушать хоть десять часов кряду.

Да только не услыхали солдаты долгожданного доброго слова о России. Битых два часа говорил Второв по бумажке, да все про тот же голод, разруху, наподобие Сватикова. У солдат аж гуд пошел по ногам — сели. Кто-то не выдержал:

— Брось, паря, волынку эту!

— Ты лучше скажи, почему один объявился. Вас два десятка было, посланцев. Где же остальные?

Второв сначала замялся, — видать, трудно без бумажки-то. Потом понемногу разговорился:

— Ну, как где? Стало быть, приняли нас как полагается, обсказали мы все честь по чести. Надо обратно возвращаться. А на что ехать? Денег от вас нет. Ну, мы к военному министру, Керенскому: так и так, отправьте нас во Францию обратно. Никакого ответа нет. Мы — в Генеральный штаб. Тоже виляют. Ничего, мол, не можем сделать ввиду недоразумения, которое произошло среди русских войск во Франции...

При этих словах Второва загудели солдаты.

— Ничего себе, недоразумение!

— Нам в Россию надо. Недоразумение!

— Ишь какие разумные там сидят!..

— А вы-то что же слушали, как бараны?

Второв совсем смешался:

— Что скажешь, братцы. Конечно, кто посмелее, начали добиваться. А им говорят: куда вы поедете, скоро войска из Франции будут отозваны, мы вас пошлем в действующую армию по усмотрению главного управления войсками. Вот так. Нет, говорим, не согласны. Вот одного меня и пустили, остальных всех — в действующую армию русского фронта.

— Уберегся, значит?

— Чем же ты ко двору-то им пришелся? Почему одного пустили?

Второв развел руками:

— Это уж мне неведомо.

Помолчал немного, и вдруг — как петушок, как тот Сватиков:

— Россия в беде, братцы! Порядка нет, народ бунтует. А большевики эти, шпионы немецкие, затевают какую-то социалистическую революцию!

Теперь куртинцам стало окончательно ясно, кто стоит перед ними. Трус. Предатель солдатских интересов. Видать, крепко обработали его меньшевики да эсеры.

— Ты большевиков не касайсь, ты о нашей беде скажи!

— Долой такого делегата!

— Ён за буржуев, долой ево!

— Небось других делегатов не направили — тебя одного. Значит, понравился ты дюже со своим кулацким нутром!

— Скажи, сколько тебе заплатили за эти песни!

— Долой его, тяни с трибуны!

— Потрясти его как полагается, может, что путное выпадет!

— Ха-ха! Держи карман шире, акромя дерьма, ничего не получишь!

Дальнейшее выступление Второва было невозможным, и он поспешил убраться с трибуны. Ему, старшему унтер-офицеру, сынку известного иркутского купца, было не по пути с куртинцами. Кстати, вскоре он сбежал в Фельтэн.

Солдаты толпами расходились по своим казармам, ругая на чем свет стоит купеческого отпрыска. Как-то так всегда получалось, что бригада организованно выходила на встречу и хорошо проводила построение, но кончалось дело всегда стихийно, и никому не хотелось наводить порядок. Так случилось и на этот раз. Пулеметчики шли гурьбой, обсуждая сказанное делегатом.

— Слышал я, братцы, про этого иркутского купца Второва, — говорил Степан Кондратов. — Матерый, сказывают, купец, настоящий живодер. Ну, и сынок такой: яблоко от яблони недалеко падает...

Не одного Второва стянули с трибуны куртинцы. Зачастили к солдатам разные представители — то французы, то русские. Побывали эмигранты-оборонцы: Смирнов, Русанов, Иванов, Туманов. Потом пришли какие-то «уполномоченные» Совета рабочих и солдатских депутатов — Эрлих, Гольденберг... Кто уполномочивал этих людей и какое отношение имеют они к солдатам и рабочим, было неизвестно. И все считали своим долгом образумить заблудших солдатиков 1-й бригады, наставить их на правильный, революционный путь...

А однажды лагерь посетили социалисты-революционеры — Морозов и Зензинов. И вот Морозов, надрывая свой старческий голос, доказывает, что мать-Россия, только что освободившаяся от рабских цепей неволи, нуждается в сыновней защите.

— Кто ее защитит, если не вы?! Надо подчиниться своим начальникам и кончить это печальное дело. Поверьте нам, старым революционерам, мы всю свою жизнь посвятили борьбе за ваше освобождение от цепей царизма, и мы теперь вправе сказать вам правду: заблуждаетесь вы, сыны наши! Перестаньте слушать своих большевиствующих вожаков и станьте на честный путь, откликнитесь на зов своей матери-родины.

Солдаты молча выслушали старика, но, когда на трибуну поднялся журналист Туманов, пожаловавший с Морозовым, и стал доказывать, что дальнейшее сопротивление бесполезно, что требования куртинцев противоречат интересам революции и народа и поэтому народ отвернулся от куртинцев, солдаты загудели:

— Долой!

— Стягивай с трибуны чернильницу, чтобы не ляпал грязью!

— Правильно, души его, чтоб не брехал!

Тем обычно и кончалась контрреволюционная агитация эсеров среди куртинцев.