Трольхеттен - Сергей Болотников

9.

-Это я, - сказал Мартиков - Да собственно вы меня знаете. Трое человек изумленно - испуганно уставились на него. Один из них, плотный здоровяк, потянулся к автомату, обыденно висящему на спинке стула. -Незачем! - поспешно сказал Мартиков - больше не будет никаких сцен с кровавой резней. Во всяком случае, пока. -Это же он! - крикнул журналист, - Тот оборотень. -Тот, не тот, - бросил плотный, похожий на отставного военного, - чего ж он сюда приперся? Третий - субтильный бледный юнец медленно пятился вглубь комнаты. Увидев это, журналист недовольно процедил: -А говорил, "ну оборотень, ну и что"... Парень только качнул головой неопределенно. -Послушайте, - произнес Мартиков по возможности вежливо, прекрасно вместе с тем сознавая, что с его новым голосом вежливо говорить невозможно, он скорее лаял, низко, грубо, - Вам лучше сразу оставить ваши страхи, я понимаю, что мой нынешний вид не внушает доверия но... я был когда-то совсем другим. -Что он там лепечет? - резко спросил бывший солдат, - ну и паскудная тварь... Журналист смотрел на Мартикова со смесью брезгливости и нервозности, но в руках себя держал. Полуволк вздохнул, утробно, переступил массивными лапами, безжалостно пятная грязью линолеум пола Владовой квартиры. -Может не будем так, на пороге? -Как у него получается говорить, с такой челюстью? - спросил юнец из дальнего конца комнаты. -Постоишь, - бросил Владислав, - не каждый день, знаешь ли, принимаешь в гости оборотня, тем более всего в такой грязище. Мартиков снова испустил вздох. Испачкан он и вправду был отменно, начиная с дурнопахнущей осенней грязи на холке, от которой густая шерсть свисала сосульками, до правой ноги, всей в густом липком масле, похожем на отработанный солидол, запах которого стремительно разносился по крохотной однокомнатке. Что поделать, в городе стало слишком мало мест в которых можно было как следует вымыться, да и надо признать, что новая натура Павла Константиновича Мартикова не слишком то тяготела к воде. Осенняя вязкая грязь, тяжелыми пластами липла к лапам, сажа, горелое автомобильное масло, оставшееся после многочисленных локальных автокатастроф, словно семейка крохотных блох стремилась зацепиться за все, что движется. Бытовой мусор сошел на нет, и на смену ему пришел вестник разрухи - техногенные, изуродованные до полной неузнаваемости, отбросы. И вот уже в самым неожиданных местах можно было встретить детскую куклу с отломанной ручкой, или серебряное зеркальце в изящной оправе и со слепым, лишенным стекла оком - остатки былых спешных переездов. Куда? Мартиков не знал, хотя и догадывался. Ночью он снова стал охотиться - естественно, он был почти уверен, что это былые работодатели вновь наложили свое проклятие. Мартиков не помнил, чтобы волк возвращался, но теперь знал, он уже внутри, и скоро, слишком скоро снова возьмет в свои корявые лапы вожжи управления исстрадавшимся сознанием Павла Константиновича. Ночные охоты - зловещий симптом. Но отвлекало то, что происходили они теперь в некоем странном, и вместе с тем узнаваемом месте. Где-то он видел эти крутые холмы, поросшие синеватой жесткой растительностью, эти круглосуточные туманы и дурманящий запах трав. Безлунными ночами, когда мозги более или менее связно соображали, он мучительно пытался вспомнить когда же бывал в этих краях. Не мог, память отказывалась выдавать более или менее ясную картину. Может быть в одно из его редких посещений Кавказа лет пятнадцать назад? Может быть, хотя он больше склонялся к мысли, что нет. Сны эти, хотя он по-прежнему догонял и умертвлял мелкую суетливую добычу, успокоения не проносили. Как раз напротив, доводили до неистовства. И не подозревал он, что совсем неподалеку так же мучился еще один человек, еще один вечных беглец от своей половины, своего собственного монстра. Мучится, напрягая пустую память, а некий расплывчатый образ пляшет на границе сознания, вертится и дразнится, раздражает и никогда не подходит ближе. Выход был всего один. На поклон к Плащевику Мартиков идти не мог, и потому оставалось лишь отыскать ту группу, в состав которой входил и чудом оставшийся в живых журналист. Что ж, он ожидал такую реакцию с их стороны, и как они себя поведут. Когда узнают, что со временем он начнет утрачивать человеческие черты. Сделав три шага вперед, Павел Константинович оказался в тесном коридоре квартиры. -Я же видел вас тогда той ночью, - горячо сказал он Владу, вы что-то знаете, вы все что-то знаете! -О чем? -Да обо всем! - рявкнул он, и Белоспицын у окна вздрогнул, - О том чем пахнет воздух, и что за сны мне сняться, и куда все подевались, о типе в черном "саабе", наконец! -Стоп! - сказал Влад, - опять "сааб". Тут ты не ошибся... и вообще, наверное, не ошибся, заходи, и устраивайся там, на табурете. Извини, что не предложил тебе диван, но больно ты грязен. -Простите, в городе туго с водой. -Ничего, - утешил Дивер, - У нас все равно забита канализация, так что наше обоняние урона не понесет. -Не увидь я тебя тогда, при расстреле собак, ни за что бы не поверил, что такое как ты может быть на этом свете. -Эххе... - усмехнулся Мартиков, - на этом свете теперь может быть все, что угодно. В том числе и тот свет, извини за каламбур. Позади, на лестничной клетке затопали шаги, потом входная дверь распахнулась и явила Степана Приходских, который, увидев оборотня, замер на пороге: -Эка... - сказал он и замолк. Дивер махнул рукой, заходи, мол. Степан зашел и сел на диван, косясь на Мартикова. -Все интереснее и интереснее. -Меня зовут Мартиков Павел Константинович. - Представительно произнес волосатый уродливый получеловек, от которого разило тяжелой смесью псины, бензина, и подгнившего мяса. - В общем то во всем происшедшем виноват я сам, и моя основная вина в том, что я не сообразил убраться из этого паршивого городка. А теперь вот поздно, я попался, увяз по уши, и ей богу, это заставило меня пересмотреть жизненные идеалы. Не каждому это дается. -Мы тут все как следует увязли, ты давай рассказывай, каким образом таким стал, - сказал Дивер. И под тихий шелест начавшегося дождя за окном Павел Константинович Мартиков поведал немудреную свою историю, перемежая ее лающими восклицаниями, от которых слушатели вздрагивали. Про "Паритет" они помнили, пожар был крупный, и еще было слишком много народу, чтобы такое событие не прошло незамеченным. При упоминании двоих налетчиков в подворотне, еще в самом начале (а кажется больше года назад), Влад с Белоспициным переглянулись. Черный же "сааб" вызвал бурную дискуссию, причем основные вопросы сыпались опять же на Александра, как на единственного, вступавшего в контакт с этим адским авто. -Мир тесен, да? - сказал Владислав. При упоминании ночных бдений на крышах, Белоспицын оживился и припомнил несколько случаев звериного воя, слышанного им лунными полуночами. Убийство Медведя вызвало шок пополам с омерзением, после чего слушатели Мартикова вновь стали относиться к нему с подозрением. -Так ведь это тебя Голубев видел! - произнес Сергеев, - ты ж его пугнул до смерти. -Я не помню, - сказал Мартиков, - и вполне возможно, что уже не вспомню. Дайте мне дорассказать. И он поведал про волю владельцев черного "сааба", после чего в комнате повисла тишина. Ранние сумерки быстро наплывали на город, укутывали в мокрое свинцово-серое покрывало. -Все же я, да? - спросил Сергеев - тебе ясно дали понять, что убить надо меня. -Не сомневайся, - произнес Белоспицын, - мне они тоже указали без обиняков. Как заказное убийство. -И что ты? - спросил Дивер, обращаясь к Мартикову. Павел Константинович качнул лобастой массивной головой в сторону Сергеева: -Ну он же жив. -Значит... ты нарушил данное им обязательство и теперь волк вернется, так? -Да, - через силу сказал Мартиков - по чести сказать, он уже близко. И ты пришел к нам, - продолжил Дивер, - зная, что вот-вот потеряешь остатки соображения, и начнешь кидаться на все что движется. Так ведь? Мартиков сник, на его уродливой морде проступила тоска, эдакая молчаливая мольба о помощи. Он скривился и заплакал бы, если бы мог, увы, у волков нет слезных желез. -Я думал... - сказал он, - думал вы сможете помочь... -Но как, Мартиков? - воскликнул Дивер, - Ты хоть понимаешь, кто мы? Мы совсем не понимаем, что творится вокруг. Мы не контролируем ситуацию, а плывем по течению. И не наша вина, в том, что вместо того, чтобы увлеченными быстрым потоком, ухнуть в бездну, зацепились за выступающий из воды камень и потому сохранили себя! Может быть поэтому нас и хотят убить те отморозки из "сааба"! -Ты знаешь! Я видел! - отрывисто сказал Павел Константинович Владу, отказываясь верить услышанному, - тогда, в расстрельную ночь, я видел. -Тогда я понимал еще меньше, чем сейчас, - произнес Владислав тихо. -Вы не понимаете! - крикнул Мартиков, - вот я сейчас сижу перед вами! Да я страшный, да я урод, хотя было время, когда на меня засматривались женщины! Но я человек! Я думаю, анализирую, чувствую! -Тише, тише, мы, конечно понимаем, но... - начал Дивер. -Вы не понимаете!!! - рявкнул Мартиков, поднимаясь во весь свой немалый рост, собеседники его тоже поднялись, Дивер протянул руку к оружию, - ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТЕ! Вы не знаете, что значит терять себя. Вот я пока с вами, но скоро, слышите, скоро тут, - он прикоснулся к своей голове - тут никого не останется. Не будет Мартикова, ни будет никого, будет тупой лесной зверь, который только и знает, как задирать добычу, как пить из нее кровь. Это хищник... это... - он оглядел людей, который сдвинулись друг к другу у самого окна и смотрели с откровенным страхом, - впрочем, вам все равно... вас не унес поток. Они ведь боялись его. Боялись и не верили, что у такой жуткой твари может быть душа и сознание человека. Он напугал их, стоило повысить голос. Да что там, эта крохотная группа людей и вправду была подневольной событиями. Как справедливо выразился бывший вояка, они зацепились за камень, на пути к смерти, просто рыбы, чудом минувшие хитроумной сети. -"Ошибка, снова ошибка!" - подумал про себя Мартиков. Шанс еще был, можно было попытаться прыгнуть сейчас вперед, в надежде, что они не успеют схватить оружие, и если ему повезет, крыли и когти помогут расправиться с этими хилыми выжившими. А потом пойти, найти черную иномарку, рассказать... Нет! Напасть сейчас, это значит снова предать самого себя. Больше он этого не допустит. Будет держаться до последнего, пусть зверь много сильнее его самого. А эти люди и так приговорены к смерти, а в действенности методов Плащевика и компании Мартиков не сомневался. Павел Константинович повернулся и пошел прочь. Выход должен быть, как говорит популярное присловье: из каждой ситуации есть по крайней мере два выхода... Но ведь он есть, так ведь. И лежит он на поверхности. Мыло, пеньковая веревка, или прыжок с пятнадцатиэтажки в центре, если пенька не сможет передавить мощные шейные мышцы. Есть еще Мелочевка с ее омутами и коварными течение подле моста. И никакого зверя, никакого Мартикова. Все. Смерть, Исход, называйте как хотите. Он прожил больше сорока лет, многое повидал, многое пережил, и жаль лишь только, что большую часть жизни провел в погоне за миражом. Достаток, власть миражи, цветное порождение быта, красивые конфеты с отравленной начинкой. Суррогат для тех, кто не хочет видеть настоящих чудес! Не жаль, ничего не жаль. -Постой! - окликнул его Сергеев. Мартиков обернулся, стоя в дверях. Они больше не стояли в дальнем углу, как испуганные грозой овцы. Напротив подошли ближе и смотрели на него, никто не тянулся к оружию. -Мы действительно не знаем как снять с тебя проклятье, - продолжил Владислав Сергеев - Но, черт побери, ты же сам сказал, что в этом городе возможно все! А мы... мы не можем сейчас терять нужных нам людей. И никто ему не возразил, принимая мохнатое, желтоглазое чудовище в их группу. Мартиков обернулся, ощущая как деформированная его звериная пасть силиться широко улыбнуться, обнажая блестящие пятисантиметровые клыки. Но никто из стоящих перед Павлом Константиновичем при виде этого больше не вздрогнул. Даже Белоспицын.