Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

Самолеты делали круг, летая друг за другом, и пикировали прямо на нас. Три бомбы подряд. Мы пригибали голову поближе к земле. Щель была тесной, в моей щели нас было трое, и мы едва умещались. Осколки свистели над нашими головами. Мы провожали взглядом улетавшие самолеты, но они, сделав круг, возвращались и снова бросали бомбы. Одна из бомб упала совсем рядом, наша щель была повреждена и сдвинулась, стало невыносимо тесно. Мы выглядывали сразу же после разрыва бомб и видели, как методичные немцы снова делали круг и снова заходили на нас. Опять приходилось прятать голову. Наши хозяева — старики поступили более благоразумно. Они вырыли себе щель заблаговременно за «базом» в некотором отдалении от дома, и их не бомбили.

Ситуация создавалась невеселая. Мы заметили вдруг еще три самолета на западе, в то же время три самолета, которые бомбили нас, развернулись и улетели совсем. Вновь прилетевшие самолеты начали все снова: сделав круг, они бросали на нас три бомбы. Эта карусель продолжалась методично, вслед за отбомбившимися самолетами появлялись три новых, и все начиналось сначала. Мы очень хорошо наблюдали отделившиеся от самолетов бомбы и тотчас же пригибали головы. Так продолжалось целый день, часов 10, а может быть, и больше. Мы не могли даже на несколько минут покинуть щель.

Во время этой крайне неприятной и нудной бомбежки мы, как ни странно, развлекались. Щель, в которой мы сидели, была всего метрах в 10–15 от хаты. С раннего утра около нас гуляли куры во главе с важным белым петухом. Они вовсе не пытались укрываться, но петух каждый раз выражал тревогу при приближении к нам самолетов. Он, видимо, принимал их за хищных птиц и предупреждал своих кур. И вдруг — разрыв бомбы прямо рядом с нашей щелью и недалеко от кур. Куры, видимо, почти все уцелели (так казалось), но взрывной волной их так трахнуло, что они с криком летели метров 10. Пролетев это пространство, они вовсе и не думали убегать. Помятый взрывной волной петух вдруг взлетел на тын огорода и закричал победно «ку-ку-ре-ку!» Это было довольно смешно, но бесстрашие кур скорее щемило сердце. Война и… природа. Ужасно и трогательно. После каждого очередного падения бомб мы поднимали головы и выглядывали из щели.

В первом часу дня ко мне приполз связной от командующего и передал мне приказание — прибыть на командный пункт. Я тотчас же пополз, делая, впрочем, небольшие перебежки. Услышав свист очередной бомбы, замирал, прижимая голову к земле. Перебежками между бомбами, я минут через 15 был на командном пункте. М.С.Шумилов сказал мне, что штаб перебазируется к берегу Волги севернее Бекетовки, и приказал мне после отъезда отделов обследовать занимавшиеся ими помещения с тем, чтобы не оставить противнику никаких документов, особенно карт и бумаг, которые могли бы раскрыть номер нашей армии. Я тотчас же отправился выполнять приказание, пользуясь то перебежками, то передвигаясь ползком. Доползши до своей избы, я отдал распоряжение, чтобы отдел грузился в нашу машину, которую приказал подать в овражек неподалеку. На дне овражка (балочки) тек небольшой ручеек. Я приказал ожидать моего возвращения. Сам же я пополз с перебежками к домам, где размещались отделы штаба, и осматривал, сколько позволяла обстановка, не осталось ли где каких бумаг или карт. Так как бомбежка продолжалась, мне приходилось затрачивать немало времени, чтобы ползком и перебежками переходить от избы к избе. Я побывал в бывшем оперативном и разведывательных отделах и других помещениях штаба. Часам к 4-м я закончил обход помещений. Бомбежка продолжалась. Я ползком и после падения очередной бомбы короткими перебежками стал пробираться к овражку (к балочке), где должна была меня ждать моя машина. Наконец я приполз туда и с удивлением обнаружил, что машины уже нет. Она уехала, не дождавшись меня, — начальника отдела. Видно, не выдержали нервы у моего старшего помощника. Сначала, было, я его обругал про себя последними словами, но что из этого толку? Трус — сукин сын и т. д. На песке я увидел отпечатки пути машины, она поехала прямо по дороге на восток, к Сталинграду. После мой помощник, к которому я обратился с упреком (не хватило сил обругать его последними словами), оправдывался тем, что рядом с машиной упала бомба и де немецкий летчик целился в них.

Как бы там ни было, но меня взяла досада. Бросить начальника в самом неподходящем месте! Сейчас сюда придут немцы. Только тут я заметил, что многочасовая бомбежка не прошла даром. На полянке за домами лежало несколько трупов. У дороги — разбитая «эмка» и сильно покореженный грузовик. И никого нет, ни одной живой души.

Надежды на то, что приедет или проедет мимо какая-нибудь машина — никакой. Вот-вот немецкие мотоциклисты будут здесь. Надо было решать, что делать. Я решил отправиться пешком на восток и вышел из оврага в степь. Бескрайняя, непривычная для северного человека степь. И я один в этой степи. Может быть, сейчас тебя нагонят немцы. Это — пожалуй, страшнее смерти для офицера. И вот я отправился ускоренным шагом, ориентируясь напрямик, частью через пашню. День клонился к вечеру. Сзади, на западе, слышна стрельба, рвутся шрапнельные снаряды. На мое счастье, у меня была карта, и, с грехом пополам сориентировавшись (никаких местных предметов, кроме оставшейся сзади Верхне-Царицынской станицы, не было), пошел прямиками ускоренным шагом. Стало уже темновато, когда я увидел вдали группу людей. Может быть, это были немцы? Но я увидел, что шли они понуро и в ту же сторону, куда и я; вероятно, это была какая-то группа отступавших наших солдат. Я не стал сворачивать к ним и пошел дальше. Стало уже почти совсем темно, когда я вышел на какую-то степную проселочную дорогу, гладкую, покрытую слоем мягкой пыли. По моим расчетам, это должна быть дорога на Бекетовку — большое село южнее Сталинграда.

Я пошел по этой дороге, ориентируясь на восток, и вдруг услышал сзади шум идущей машины. Надежда добраться с этой машиной до Бекетовки казалась заманчивой, но надо было действовать решительно. Я вынул пистолет, поднял его в руке и встал в «грозную» позицию. Машина остановилась. Шофер, увидев офицера, козырнул и доложил, что ехать на машине нельзя, она была без резины и ехала на ободах. Удивительно изобретателен русский шофер-солдат. Позднее я хорошо узнал, что если у немецкого шофера ломалась машина, он никогда сам не пытался ее починить, а вызывал механика. У нас такой порядок был невозможен, и шофер сам должен был установить поломку и устранить ее, что и удавалось в ряде случаев. Недаром наши шоферы ценились немцами и при попадании в плен их сразу же сажали за руль. Мы сами брали в обратный плен таких шоферов.

Парень, который вел машину, где-то подобрал ее брошенной, без резины. Поковырявшись в моторе и установив наличие горючего в баке, он завел машину и поехал. Благо, степная дорога, покрытая мягким слоем пыли, как-то сглаживала толчки и возможность ехать без резины, конечно тихонько, существовала. Я сел рядом с шофером в кабине, и мы поехали. Ехали мы, вероятно, километров с 20, может быть, и несколько больше, а пешком я прошел не менее 15 километров. Поздно ночью мы въехали в Бекетовку. Поблагодарив шофера, я вошел в первую попавшуюся избу, в которой было человек 10 спавших солдат. Я тотчас же, растянувшись на полу, крепко заснул. Повезло мне на сей раз чертовски. Если бы не эта машина, неизвестно, как бы сложились дела. Немцы были недалеко.

На южной окраине Сталинграда

Утром, несколько отдохнувший, я пошел искать свой штаб. Мне было известно, что он где-то недалеко в районе Бекетовки, но это очень большое село и можно по нему ходить несколько дней, прежде чем что-либо найдешь. Я вышел из села, пошел к Сталинграду и после двух часов поисков встретил офицера и спросил его, где ближайший штаб части. Офицер указал мне на ближний лесок (заросли ветел) и сказал, что какой-то штаб в этом лесу. Я направился в лесок и скоро встретил знакомых штабных офицеров, нашел свой отдел, явившись перед своими помощниками в качестве «упавшего с неба». Все были удивлены, мой старший помощник доложил мне, что они были уверены, что я убит, и поэтому, дескать, не стали меня дожидаться и выехали из Верхне-Царицынской, тем более, что рядом с машиной упала бомба. Что мне оставалось делать? Я постыдил его и заметил, что надо бы было убедиться, что я убит. Он не знал, что мне в жизни, в общем, везло.