Прогрессивный сатанизм. Том 2 - Мильхар

Запретные древние жесты

Сильнее, чем магия слов,

Глубинней всего, что известно

Из самых бессмысленных снов,

Из текстов, усвоенных телом,

Вбирающим все до конца

И ставшим чертой и пределом,

Звездой путеводной слепца.

Нельзя перейти горизонты

Тому, кто считает, что зряч,

Что все в этом мире законно

И зорко не дремлет палач.

Нелепые храмы и чувства:

В них входит холодная сталь.

Изменчива сила искусства,

А разум потребует дань.

Но как зачерпнуть наслажденья,

Боясь перекрестков и тьмы?

Там глохнут слова утешенья

Страдальцев из теплой тюрьмы.

Как будто у нас есть былое,

И ясно кто нынче в долгу…

Зачем же мы помним иное,

Мечтая о лете в снегу?

Могучая сила традиций

Боится той летней пурги,

И в ней – безымянные лица

Сидящих вкруг братских могил.

Когда это было? Иль будет?

И кто разрешил этот бунт?..

Смешные и мелкие люди -

Не знают, чего берегут.

А круг замыкается снова.

Везде его пульс и нигде.

Кому нужна вспышка сверхновой?

Кто сыщет ту каплю в воде?

На неуспокоенном кладбище,

Может быть мнимом,

Танцует немая богиня -

Древнее всех слов,

И стелется черной пантерой

При свете все той же Луны -

Мишени для многих наветов.

И жажда священная крови

Опять не забыта.

Где ж место ее похорон?

…Свободная сила.

Бесстыдность бесстрастна…

…прекрасна…

Безмолвье нельзя опорочить,

Оно втихаря посмеется.

Беззвучно смеется Луна.

Живой пылающий костер,

Деревьев стройные ряды.

Пора продолжить разговор,

Не стерты старые следы.

– Что мыслишь ты? Чего ты ждешь?

Куда ты направляешь путь?

– Пустынный брег, холодный дождь,

Переосмысленная суть,

Иглой пронзающий клинок,

Не в срок седеющая прядь,

Неумирающий поток,

Озер мерцающая гладь.

– Что ты нашел, что ты искал,

В переплетеньях зыбких сфер?

– За коридорами зеркал

Узрел я проклятую дверь,

Войдя в тяжелый гулкий зал

Угрюмых, призрачных колонн.

Передо мной багряно ал

Безмолвно возвышался трон.

Прикрыв рукой свои глаза,

Продолжил:

– Да, он был высок.

Седая длинная коса

Вилась у кованных сапог.

Расшит черненым серебром,

Жемчужным отсветом горящ,

Неугасающим огнем

Сплетал цвета широкий плащ.

Неясный лик… О! Не забыть

Мне те суровые черты!

Вовек не оборвется нить,

Пока горят за мной мосты!

И были сомкнуты уста,

Но понял я, встречая взгляд,

В котором падшая звезда

Сверкнула: "Что же! Здравствуй, брат!

Пусть ты один. Не одинок

Познавший свет Великой Тьмы.

Дорог змеящийся клубок,

Огонь и тернии войны,

Глухая ночь, кромешный мрак,

Чащобы шепчущих дерев,

Замшелых свитков тайный знак,

Волны рокочущий напев,

Восторг зеленого вина,

Усталость гаснущей свечи,

Животворящая луна

Над терпким мороком лощин,

Морская зыбь, кровавый бой,

Пушистый снег, коварный лед, -

Они останутся с тобой,

Когда продолжит свой полет

Сквозь гарь и копоть городов,

Тоску заплесневелых стен,

Тропу оттаявших следов

Твоя невидимая тень".

Иссохший, тлеющий цветок

Преображался в черный меч,

Сплетенный вязью алых строк.

Тогда я молвил эту речь:

"Будь словом и поводырем,

Храни меня во тьме веков,

Безлунной ночью, долгим днем

От наваждений и оков.

Да будет так!" И рукоять

Легла в открытую ладонь.

Колонны стали в кругорядь.

Покинут был высокий трон.

Очнулся средь замшелых стен

На скользком каменном полу.

Безумен ныне мой удел,

Я больше не стремлюсь к теплу.

Бесшумно догорал костер

Над гладью инистой воды.

Печально разносился стон

Его надежды и беды.

Здравствуй, я снова вернулся сюда,

Мой зачарованный город.

Дождь, или бьется о камни вода?

Сон пустотою расколот.

Дождь, – неизменная, мутная взвесь, -

Перемещает границы,

Где-то поют бессловесную песнь

Дальние черные птицы.

Город застывший – надломленный крик,

Больно впечатанный в стены.

Город-убийца, сказитель, старик,

Чьи имена неизменны.

Здесь выгорает горячая кровь,

Голову кружит усталость,

Тихо идет, убивая любовь,

Мудро-дремучая старость.

Алые слезы, хмельная вина,

Буря в граненом стакане…

Вечным проклятьем приходит весна,

Скалясь слепыми крестами.

Здравствуй, я лишь обожженная тень,

Отблеск немыслимой грезы.

Город-надежда, судьба и мишень,

Полный удушливой прозы…

Витает дым, горит свеча…

Налей мне чашу, друг!

Крадется тихая печаль,

Заполнив тесный круг.

– Скажи, что знал, что потерял

За долгий, долгий век?

Я замолчал, и он молчал,

Не поднимая век.

Стучали старые часы,

Дым продолжал кружить,

Тянулся дождь, промозгло сыр, -

Забыть, заворожить…

– Что ж, – пронеслось как тихий вздох, -

Мои года – туман.

Ушли века, втянулись в мох

И правда, и обман.

– Что рассказать, не знаю сам,

Но ночь еще длинна…

Мои слипаются глаза,

Налей скорей вина!

– Я был один – и не один,

Всегда и никогда.

Дороги, злые песни льдин,

Немые города…

Огонь походного костра

Я знал немало лет,

Когда в долине серебра

Хотел найти ответ.

Ходил по острым гребням скал,

Плутал в густых лесах,

Не то что жил, не то что спал, -

Не ведал смертный страх.

На берегу ночных озер

Я слышал голоса, -

Вели свой давний, вечный спор

Земля и небеса.

Я говорил с богами гор,

Выспрашивая путь,

Немало сапогов истер,

Вникая в чью-то суть.

Встречался с демонами звезд

У черного костра,

Поверь, отдал немало верст

Долине серебра.

Был труден путь, горели дни –

Слепые зеркала;

Искать таинственную суть

Судьба меня вела.

Был труден путь; в ужасной мгле

Туманная тропа

Открыла злую тайну мне

Во тьме. Судьба слепа.

Посередине всех веков,

За гранью всех дорог

Нашел долину зимних снов -

Свой самый страшный рок.

Великий дар долины слез -

Нетленная печаль…

Так слово верное сбылось…" -

Сказал и замолчал.

– Мой друг, забудь, забудь на миг,

Хлебни скорей вина!

Колючий дождь к стеклу приник,

Дорога холодна…

Я поднял взгляд, -

"О боги, нет!", – как нет покоя мне, -

Передо мной сидел скелет,

Светящийся во мгле.

"О боги ночи!" – Призрак ждал,

Горел багровый свет.

Бесплотный голос прошептал:

"Возьми мой амулет".

Смешалось все, и смерть, и стон;

Пересекая даль,

Я помню лишь хрустальный звон

И звякнувшую сталь.

Пускай, ветрами унесен,

Стучит бездомный дождь.

Со мной в дороге этот сон

И острый чёрный нож.

Вышито, выбито лунными бликами,

Схвачено мрачными дебрями дикими,

Скроено сонными тинами топкими,

Пальцами робкими, ветками ломкими.

Звонкими кромками кручено-верчено,

Тонко скрипит синевеющим вечером.

Звезды стыдливо запутались тучами.

Крючено-верчено, верчено-крючено.

Плачет бесслезно, заревано совами,

Глухо бормочет постылыми селами.

Сломано, схвачено, скроено, схованно ,

Смехом беззвучным оно заколдованно.

Скачет, качается вольными плясами,

Велено, сделано странными сказами,

Вязкими сказками, сказами, сглазами.

Мутное видимо, ясное смазано.

Мнимо хранимо горючими вечами,

Грозными грезами мучено, мечено.

Звучно неречено вечное, вещее,

Гнуще-гнетуще-колючая трещина.

Скрыто лениво болотными масками,

Змее-зелеными рясками-красками ,

Впалыми, вялыми мхами затаскано,

Неощутимой крапивой обласкано.

Вязано язвами, иглами грязными,

Слито-убито глазами-алмазами.

То разорвется, а то без движения

Гулким колодцем мое отражение.

Над заснеженною кручей

Иней, иней, переливы…

Злые, траурные тучи

Набегают, торопливы.

Тает марево заката,

Веет, веет дух-ветрило,

Наливаются раскаты