Ацтек. Гроза надвигается - Гэри Дженнингс

– Уходи отсюда, Желтый Глаз, и может быть, ты останешься жив.

Я попытался растолковать жрецу, что все равно уже вторгся во владения бога моря, так нельзя ли мне задержаться здесь чуть подольше, чтобы заодно обменять свое золото на его пурпур? Но на это мне было сказано, что пурпур является святыней морского бога и не продается ни за какую цену.

– Уходи немедленно, и может быть, ты останешься жив, – снова повторил жрец.

– Хорошо, я уйду. Но не удовлетворишь ли ты сначала мое любопытство? Какое отношение к пурпурной краске имеют улитки?

Но он явно не знал этого слова и обратился за переводом к дрожавшему от страха лодочнику.

– А, ндик диок, – сказал жрец, поняв.

Он помедлил, потом повернулся и сделал мне знак следовать за ним. Лодочник и четверо остальных цью остались на хребте, а мы с главным жрецом стали медленно спускаться к морю. Спуск был трудным, и вздымавшиеся вокруг грохочущие волны все чаще обдавали нас холодными брызгами. Однако в конце концов жрец привел меня к замкнутой в кольцо массивных валунов и утесов лагуне, где, несмотря на царившее снаружи буйство, волнение лишь едва ощущалось.

– Это священная лагуна Тиат Ндик, – пояснил жрец. – Место, где бог моря позволяет нам услышать его голос.

– Его голос? – переспросил я. – Ты имеешь в виду шум океана?

– Его голос, – настойчиво повторил жрец. – Если хочешь услышать, нужно опустить голову в воду.

Не отрывая от него глаз и на всякий случай держа макуауитль наготове, я встал на колени и опустил голову, погрузив одно ухо в воду. Поначалу в нем отдавался лишь стук моего сердца, но потом – сначала тихо, но постепенно становясь все громче – до моего слуха стал доноситься и другой звук. Как будто кто-то свистел под водой – хотя всем известно, что это невозможно, – причем мелодия была сложной, и этот кто-то насвистывал ее гораздо более искусно, чем любой земной музыкант. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я не могу сравнить эту мелодию ни с каким другим звуком, который мне когда-либо доводилось слышать. Впоследствии мне пришло в голову, что это, должно быть, ветер, гулявший по трещинам и расщелинам в скалах, издавал звуки, которые искажались и казались под водой трелями. Но в тот момент я готов был принять на веру слова жреца о голосе морского бога.

Тем временем он обошел озерцо со всех сторон, что-то там высматривая, потом наклонился, погрузил руку по плечо в воду, пошарил по дну и раскрыл передо мной ладонь со словами:

– Ндик диок.

Рискну предположить, что существо, которое я увидел, находится в некотором родстве со знакомой каждому сухопутной улиткой, но отец Цьяньи явно поторопился, пообещав дочкам бусы из ракушек. Этот скользкий слизняк не имел ни домика, ни створок, ни какого-либо подобия панциря.

Тем временем жрец наклонился над слизняком и сильно подул на него. Видимо, существу это пришлось не по нраву, ибо оно выделило на ладонь жреца небольшое пятнышко бледно-желтой жидкости. Жрец бережно вернул морскую улитку на подводный камень и сунул мне под нос запачканную ею ладонь. Я невольно отпрянул, ибо выделения моллюска испускали зловоние, но тут же с удивлением заметил, что пятнышко на ладони меняет цвет. Из бледно-желтого оно сделалось сначала желто-зеленым, потом зеленовато-голубым, после чего приобрело сине-красный цвет, который, темнея и густея, превратился в переливчатый пурпур. Ухмыльнувшись, жрец вытер руку о мою накидку. Яркое пятно все еще продолжало отвратительно вонять, но я уже понял, что это краска, которая никогда не выцветает и не смывается. Затем жрец жестом велел мне следовать за ним, и мы принялись карабкаться вверх по скалам. По пути мой проводник, заменяя недостающие слова жестами, объяснил мне все насчет ндик диок.

Как оказалось, народ цью собирал улиток и заставлял их выделять пурпур лишь дважды в год, по священным праздникам, которые устраивались не в определенные дни, но тогда, когда на это указывали какие-то мудреные пророчества и знамения. Хотя на подводных камнях налипли тысячи морских улиток, каждая из них выделяла лишь малюсенькую капельку красящего вещества, так что в праздники людям приходилось отыскивать моллюсков среди бушующих волн и даже нырять за ними в водовороты, чтобы потом собрать все их выделения на мотки хлопковой пряжи или в кожаные мешочки. К улиткам здесь относились бережно, их требовалось сохранить в целости, дабы они могли дать пурпур и к следующему празднику. А вот люди ценились тут меньше. Два раза в год, при совершении каждого из этих обрядов, гибло по четверо-пятеро ныряльщиков: кого засасывали в глубины океанские водовороты, а кого бешеные волны, вышвырнув, разбивали о скалы.

– Но раз уж вы все равно идете на такие жертвы, что гибнут люди, почему ты упорно отказываешься получить от ндик диок прибыль? – Я несколько раз повторил свой вопрос и наконец добился того, что жрец понял.

Снова поманив за собой, он привел меня во влажный прохладный грот и горделиво объявил:

– Наш бог моря, чей голос ты слышал. Тиат Ндик.

Моему взору предстала статуя, весьма примитивная, ибо представляла собой грубое нагромождение круглых камней: валун обозначал нижнюю часть туловища, камень поменьше – грудь, а самый маленький – голову. Но вся эта, с позволения сказать, скульптура была окрашена в светящийся пурпур. А вокруг Тиат Ндика были разложены мешочки, полные краски, и мотки окрашенной ею пряжи. Эта пещера скрывала в себе просто бесценные сокровища.

Когда мы снова взобрались на гряду, раскаленный докрасна диск Тонатиу уже спустился к западному горизонту и погружался во вскипающий паром облаков океан. Потом диск исчез, и на какой-то миг мы увидели, как Тонатиу на самом краю мира осветил море изумрудно-зеленой вспышкой. Впрочем, это зрелище ни на миг не прервало разглагольствований жреца о том, что подношения в виде пурпурной краски необыкновенно важны для цью, ибо, если они не умилостивят морского бога, Тиат Ндик не станет посылать рыбу в их сети.

Я попытался возразить:

– Но послушай, получается, что в обмен на все эти жертвоприношения и дары ваш бог моря позволяет цью лишь влачить жалкое существование, питаясь одной рыбой. Позволь мне доставить ваш пурпур на рынок, и я принесу вам столько золота, что вы сможете купить целый город. Город в какой-нибудь прекрасной местности, где полным-полно куда лучшей снеди, чем рыба, а также рабов, которые будут вам служить.

Жрец, однако, был непреклонен:

– Пурпур не продается. Бог не простит нам кощунства. – Он помолчал и добавил: – Кроме того, Желтый Глаз, мы не всегда едим одну только рыбу.

И жрец с улыбкой указал мне на берег, где вокруг костра стояли четверо его помощников. А над костром, насаженные на мое собственное копье, жарились два человеческих бедра. Лодочника нигде не было видно, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не выдать того, какой ужас охватил меня при этом зрелище.

Вынув из складок набедренной повязки пакет с золотым порошком, я кинул его на землю – между собой и главным жрецом.

– Разворачивай пакет бережно, – сказал я, – иначе все золото унесет ветром.

Когда служитель морского бога опустился на колени и принялся осторожно разворачивать ткань, я продолжил:

– Если бы ты позволил мне нагрузить пурпуром лодку, я пригнал бы ее обратно, почти полную золота. Что же до этого пакета, то я предлагаю его тебе лишь за ту краску, какую смогу унести в руках.

К этому времени жрец развернул ткань, и золотой порошок засверкал в лучах заходящего солнца. Четверо помощников сгрудись позади жреца, глядя на золото с алчным блеском в глазах. Главный жрец нежно просеял золотой порошок сквозь пальцы, взвесил пакет на ладони и, не глядя на меня, произнес:

– Это золото ты отдашь за пурпур. А сколько ты выложишь за девушку?

– За какую девушку? – спросил я, и сердце мое упало.

– Да за ту, что стоит у тебя за спиной.

Я торопливо оглянулся и увидел несчастную, перепуганную Цьянью, а позади нее – шестерых или семерых мужчин цью. Впрочем, они не столько караулили девушку, сколько вытягивали шеи, чтобы рассмотреть золото в руках служителя бога.

Жрец все еще бережно перекладывал пакетик из одной руки в другую, когда я занес макуауитль и стремительным ударом отсек ему обе кисти. Вместе с пакетом они упали на землю.

Остолбеневший жрец в ужасе уставился на хлеставшую из обрубков рук кровь.

Все цью мгновенно метнулись вперед, то ли на помощь своему вождю, то ли за рассыпавшимся золотом, а я не теряя времени схватил Цьянью за руку и бросился бежать сначала вдоль хребта, а потом вниз, по его восточному склону. Как только мы пропали из поля зрения цью, я резко метнулся влево, чтобы укрыться среди огромных, выше нашего роста, камней. Расчет был на то, что цью наверняка решат: беглецы поспешат к своему каноэ, чтобы ускользнуть морем. Может, так нам и следовало бы поступить, но гребец из меня не ахти, так что рыбаки наверняка перехватили бы нас без особого труда.