Одноклеточный - Олег Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она акульей кожей обтянута. Раньше ещё кожаная полоска была, под которой мэнуки прятались, но она порвалась лет сто назад.
— Какие ещё мэнуки?
— Золотые фигурки. Их как амулеты держали, к тому же они не давали скользить потной руке.
Да уж, такой тяжёлый меч как нечего делать вырвется, когда махнёшь сплеча.
Но больше всего мне гарда понравилась. Минору сказал, что она называется «цуба» и бывает разной формы — куб, яйцо и так далее. Эта же была в форме цветка хризантемы, у нас в зоопарке таких много по осени цвело. И отлили её из бронзы, а потом украсили серебряными накладками — фигурками драконов и цветов. Даже одна рыба из прозрачного камешка затесалась. Рядом с хвостом у неё приткнулась подпись мастера, иероглиф жуткой сложности.
— Да, вот бы срубить им что-нибудь, — сказал я.
— Мечты! — фыркнул Минору. — Сигнализация завоет, моментом гохан стравишь.
Я хотел поглядеть, что ещё за оружие тут развешано, но меня ножны не отпустили. Буквально притянули к себе. Что за меч, симатта! Ну вот, эти ножны были сделаны из слоновой кости и украшены перламутровой насечкой. И ещё обмотаны шёлковыми шнурами с кисточками. Имелось в них даже углубление для метательной шпильки когаи. Сама шпилька, правда, потерялась в глуби веков. Наверное, застряла в шее у врага. В общем, стиль у ножен и меча был сходный, они отлично дополняли друг друга.
Минору сказал, что кожаные лямки, за которые меч цеплялся к туловищу самурая, тоже сгнили. Я прошёл вдоль закругленной стены, а нихонская музыка будила у меня древний воинственный инстинкт. Я уже представлял себе, как сражаюсь под знаменем императора за родную землю, и враги кругом так и ложатся, как скошенные снопы.
Эти воинственные видения сломала Аоки. Она связалась с мультирумом и позвала нас вниз. Оттуда уже текли запахи пищи. Мы ввалились в гостиную и замерли в остолбенении. Все камайну расселись на полу, каждый перед своим столиком, и чинно принюхивались к гохану. Причём никакие эреки не гремели. Сатою расхаживала между гостями и наливала каждому из кувшинчиков с напитками.
Я уселся рядом с Аоки, когда она мне рукой махнула.
Передо мной стояли тарелочки с рыбой и омарами — вареные в соевом соусе, жаренные в кипящем масле и так далее. Ещё были ростки бамбука и даже кусочки мочёного мухомора, кажется. Отдельно стояла чашка с красным чаем «оолонг». Тут меня окатила волна цветочных духов. Сатою склонилась над столиком и заполнила пустой бокал тёплым сакэ.
— Надо сказать «итадакимасу», — сообщила она. — То есть «я принимаю эту пищу». Так принято в культурном обществе.
— Итадакимасу…
Я вдруг понял, что готов слопать гохан в пять минут, но стерпел и стал отъедать его небольшими кусочками, благо палочки не давали ухватить сразу всё.
Очнулся я от звуков струнной музыки, красивой и странной.
Сатою сидела перед Тони и наигрывала на сямисэне. А он таращился на разрез в её кимоно и медленно жевал.
— Сугой, — сказал я тихо в сторону Аоки.
— Да, здорово играет.
Сатою успевала всё — и поиграть на своём инструменте, и перекинуться парой слов с гостями, и подлить им спиртного.
Мне она сказала на ухо:
— Наверное, ты чемпион квартала по борьбе? Никогда не видела такого прекрасного волосатого мужчину.
— М-м-м, — промычал я в ответ. Но ей этого хватило.
— Готисосама дэсита, — сообщила Аоки.
— Что это? — спросил я у неё.
— Спасибо, очень вкусно. Фраза такая ритуальная, понял?
Потом мы расслабленно откинулись на футонах, а гейша достала из кармашка ворох тонких палочек и конусов.
— А сейчас поиграем в кодо, — объявила она. — В конусах ладан из Киото. Игра практикуется при императорском дворе и в лучших домах Нихона, а история её восходит к шестнадцатому веку. Палочки приготовлены из древесины редких пород, окаменевших от времени. — Голос её звучал как песня. — Простите меня за эту маленькую лекцию, я просто повторяю свой урок. — Сатою смущённо улыбнулась.
— Все путём, — заявил Минору и рыгнул. — Валяй дальше.
Улыбка гейши слегка поблекла.
— Заткнись, кисама, — зарычал одзи.
— Ладаны приготовлены из ароматических веществ, душистой коры и смол. Из древесины гинкго, из сандала, кансио, табу, пачулей, бадьяна, камфары, росного лада…
— Возжигай, красавица, — распорядился Тони.
Сатою встала на колени и чиркнула спичкой. От конуса и палочки стали подниматься струйки синеватого дымка. Поначалу я ничего не чувствовал, а потом в нос ударила едкая смесь всех тех жутких веществ, про которые толковала девушка. Все закашлялись и стали ухать, разгонять дым ладонями и ругаться. Только мы с Аоки и сама гейша молчали. Даже Тони не вытерпел, ведь он сидел ближе всех к источнику дыма.
— Гаси, — просипел он. — А то я за себя не отвечаю.
— А мне нравится! — заорал Минору и с бешеными глазами подполз к ладану. В его грибной миске было пусто, да и кег на плечах уже обвис. Парень порядком закинулся. Тут все стали дурачиться и выкрикивать разные глупости.
— Это бадьян!
— Сам бы бадьян! Пачули не чуешь?
— От пачуля слышу! Камфара, факку мне с айбо!
— Вот это в самый раз для тебя, извращенец. Эй, где тут айбо для этого буру секкасу?
— А в чем суть игры-то? — здраво спросил кто-то.
Но Сатою уже не было в комнате. Мы успели только заметить, как Тони тащит её за собой, подхватив под руку. Наверное, он решил немного ускорить обряд посвящения. Флора завела музон позабористей, специальный грибной. Дурь, которую я слопал за вечер, будто взбесилась во мне и заставила напрочь потерять реальность. Думаю, особенно тут мухоморы «помогли». В воздухе замелькали призрачные тени, они пытались что-то сказать низкими голосами и просачивались сквозь меня, как ручей в сливное отверстие на дороге. Но отмахнуться я не мог, потому что мышцы почему-то перестали меня слушаться.
— Уф, — услышал я вдруг голос Аоки. — Кажется, в ладане тоже было что-то такое. А то бы мы не улетели так сильно. Осталось только зубы и животы раскрасить. Эй, кончай уже!
Я вытер со лба испарину. Минору между тем где-то раздобыл бубен и долбил в него, как робот.
— Круто он завёлся, — сказал Гриб и отнял у парня инструмент. — Кому эбселена?
— Пойдём в сад, — сердито сказала мне Аоки. — Варвары какие-то. Представляю, как сейчас чувствует себя Сатою.
Мы с остатками призраков в глазах выбрались из комнаты и спустились на первый этаж. Я думал, что девушка хочет показать мне заснеженный сад перед домом, но она повела меня в другую сторону. Там оказался второй выход, и вёл он в настоящий тёплый парк! Я остановился на его пороге как статуя. Мы словно очутились летом в ночном лесу. Нет, всё-таки не в лесу. Кое-где сияли фонари, и слышался шум фонтана. Густо пахло цветами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});