Свинцовый закат - Антонина Ванина

Рассел прожигал полковника сердитым взглядом, ведь разговор пошел не так, как он планировал.

— Полковник, вы несколько опережаете события, — сквозь зубы процедил он.

— Простите, что отнял ваши реплики, — без тени раскаяния ответил ему полковник. — Наверное, вы собирались преподнести их куда эффектнее.

— Вы хотите взять эту миссию на себя? — с нескрываемым раздражением произнёс доктор.

— Нет, Рассел, я просто не в восторге от спектакля, который вы тут собираетесь разыграть. Лучше покажите всё, что собирались, и покончим с этим.

— Джонни, — обратился к нему профессор, — о чём идет речь?

Пока Рассел собирался с мыслями, полковник поспешил ответить за него.

— О хозяйке кобры. Рассел, может, выпустите её из своей лаборатории? Ваши гости уже не на шутку заинтригованы.

Не отрывая презрительного взгляда от полковника, Рассел подошел к окну и быстрыми резкими движениями принялся задергивать шторы.

Пока Джеймс Грэй, не менее гостей, смущенный перепалкой своих подчиненных, зажигал единственную свечу, доктор Рассел успел открыть лабораторию и вывести пленницу.

Полковник не хотел смотреть на смущенную и взволнованную женщину, он наблюдал за реакцией Метца и Книпхофа. Старик никак не выказал свои эмоции, только нахмурился. На Метца появление белой женщины оказало куда большее воздействие. Глаза доктора от удивления широко распахнулись, а страх заставил слегка побледнеть.

— Это Мери, — наконец представил её Рассел. — Много лет назад она спустилась в подземелья Египта и провела там большую часть своей жизни. Как видите, глаза, кожа и волосы Мери приобрели нехарактерный цвет даже для жителей Северной Европы.

Мери с тревогой бросала взгляд то на незнакомцев, то на Рассела, пока профессор не обратился к ней:

— Чем же вы там питались, деточка?

— Мне не нужна пища, — тихо ответила она, глядя на старика.

— Какая глупость, еда нужна всем.

— Мери не человек, в привычном нам понимании, — пояснил Рассел.

— А кто же?

На этот вопрос женщина ответила сама:

— Я - рожденная дважды. Мать дала мне смертную жизнь, а посвященные — жизнь вечную.

Наступившую паузу прервал доктор Рассел:

— Я думаю, лучше будет все наглядно продемонстрировать.

Мери доверчиво позволила доктору держать себя за руку и не успела заметить, как он приставил лезвие скальпеля к её ладони. Женщина вскрикнула и отпрянула от истязателя, но он перехватил её запястье и поднес почерневшую от крови ладонь ближе к свече. Мери зажмурила глаза и отвернулась от мучающего её света вблизи, а медики послушно уставились на рану.

— Как видите, — начал Рассел, — кровь подземных жителей имеет нехарактерный черный цвет. На самом деле он всего лишь темно-красный, самый темный, какой только может быть.

Доктор промокнул ладонь Мэри салфеткой и присутствующие увидели, что рана не слишком глубока.

— Всего за несколько минут мягкие ткани успели регенерироваться, хоть и не до конца. То же самое произойдет, если ранение будет куда серьезней и заденет внутренние органы. Правда и займет такое заживление больше времени.

Наконец Рассел поддел лезвием запекшуюся корочку на месте пореза и снял её. Кожа под ней оказалась гладкой и чистой, будто никто её не рассекал.

— Это называется абсолютной регенерацией. Какой бы ущерб не был нанесен телу, в кратчайшие сроки оно восстановит первоначальный вид.

— У вас будет что-нибудь выпить? — не выдержал доктор Метц.

— Конечно. — Рассел отпустил напуганную Мери и поспешил налить впечатлительному доктору бренди, на ходу продолжая рассказ. — Фактически, такая способность к регенерации исключает всякую возможность старения.

— Вечная молодость? — уточнил Метц, принимая из рук Рассела стакан.

— Вечная жизнь, — довольно улыбнулся тот.

— Боже, — осушив стакан залпом, Метц воззрился на помалкивающего полковника. — Я же видел вашу рану… и кровь! Я даже прооперировал вас!

— А я предупреждал, — бесстрастным голосом произнёс тот, — что не стоит этого делать.

— Профессор, — склонился Метц к деду, в задумчивости разглядывавшего спрятавшуюся в углу Мери, — вы же сами присутствовали при той операции. Вы понимаете, что это значит?

— Да, Пауль. Я уже давно это понял.

— Простите, — возмущенно вопросил полковник, — что это вы успели понять, когда ваш внук копался в моем чреве?

Доктор Метц хотел было возразить на такую грубость, но дед не дал ему вставить и слова.

— Я видел ваши кишки, — невозмутимо ответил старик, — они настолько сужены, что напоминают кровеносные сосуды. И я сделал вывод, что пища вам совсем не нужна. А ещё я видел шрам от кылыча, старой турецкой сабли, напротив селезенки. Я ведь правильно определил?

— Верно, — признался полковник. — Как вы это поняли?

— Я же анатом. За свою жизнь я обследовал немало убиенных холодным оружием. Чем их только не резали…

— Но сейчас не те времена…

— Вот именно, что не те, усмехнулся Книпхоф. — Сейчас и от турецкой сабли редко помирают. Но в молодости я видел труп одного человека, после того как муж любовницы убил его коллекционным кылычом.

— У вас прекрасная профессиональная память, — восхитился Рассел.

— Что есть, то есть, — задумчиво пробормотал старик, после чего обратился к полковнику. — Так сколько же вам лет?

— Раз в пять больше чем вам, — холодно ответил тот.

— И как же вы нашли источник вечной жизни? — всё любопытствовал профессор.

— С чего вы решили, что я его искал?

— Но ведь это очевидно. Вы обрели эликсир вечной жизни, а это стоит немало трудов и поисков.

— Эликсир жизни? — усмехнулся полковник. — Он в ваших венах, профессор.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился старик.

— Я внимательнейшим образом прослушал вашу рождественскую лекцию о поисках бессмертия, и укажу на главную ошибку ваших рассуждений. Человеческая кровь и есть источник вечной жизни, вот только не для смертных.

— И как я должен вас понять?

— Я пью кровь, — прямо заявил он. — И Мери тоже. Вот и весь секрет.

— Полковник хочет сказать, — взял слово Рассел, — что кровопийство лишь следствие, а не причина бессмертия. Но почему немногие из людей обретают вечную жизнь нам до сих пор неизвестно.

Но профессор Книпхоф не сдавался и сыпал вопросами:

— Разве вы, полковник, не посвятили себя королевскому искусству? Разве не великое делание дало вам награду за ваши труды?

— Я потомственный военный, а не алхимик, — отрезал полковник и спросил, — Вы случайно не по этому так охотно познакомили меня с вашим приятелям Эйтоном? Думали, мы с ним родственные души?