Талли - Паулина Симонс

— Ты ведь посадил куст. Зачем же ты опять носишь букеты?

— Зимой, — терпеливо объяснил Джек, куст не цветет, потому я приношу свежие.

Талли только пожала плечами. Они помолчали, потом, она спросила:

— Ты видишься с Шейки?

— Конечно же, нет. Красивые розы, правда?

— Правда. Где ты достаешь их? — Талли очень хотелось это знать, и она немного смутилась. — В Топике зимой это редкость.

— Редкость, конечно, — согласился Джек. — Но ведь правда, они прекрасны?

— Да, да. Но я, пожалуй, пойду.

— Ладно. — Джек снова повернулся к могиле. — Я побуду еще. До встречи, Талли.

Талли пошла прочь, ничего не ответив, но, дойдя до конца тропинки, обернулась и еще раз взглянула на Джека. Он все так же сидел на скамейке, зажав ладони между коленями.

И вдруг, глядя на Джека, Талли, как легкий укол, ощутила свое близкое родство с ним, какую-то странную обоюдную связь. Но эта связь не была теплой, скорее наоборот, напоминала, как холодит босую ногу сырая земля. Талли хорошо помнила это детское ощущение.

В следующее воскресенье Талли не видела Джека. Было первое января, и Талли с Робином допоздна провалялись в постели, распаковывая подарки. Но в первых числах января они встретились снова, и Джек пригласил ее выпить кофе. Талли отказалась, но домой ей идти не хотелось, и они стояли и разговаривали, а потом присели на невысокую каменную стену, окружавшую церковный двор, и беседовали еще некоторое время. В конце концов оба ужасно замерзли на пронзительном январском ветру.

— Ты уверена, что не хочешь кофе? — спросил Джек.

— Абсолютно. Мне пора.

В середине января, встретив Талли, Джек сказал:

— Здесь становится слишком холодно. Пожалуй, пора перебираться туда, где потеплее.

«Туда, где потеплее… Где не будет вечно промокшей обуви, зато будет ласковый теплый песок, который так приятно перебирать руками. Интересно, если он отправится в Калифорнию, увидит ли ту скалу, на которой я вешаюсь каждую ночь?»

— Я понимаю тебя, — сказала наконец Талли, глядя на чудесный букет в его руках.

Им пришла в голову мысль — убрать розами и гвоздиками голый, безжизненный куст, и теперь казалось, что он зацвел среди зимы.

19 января Талли исполнилось двадцать четыре года. Несколько дней спустя она пришла к Святому Марку, тихо опустилась на колени прямо в снег и увидела перед собой две дюжины свежих огромных живых белоснежных роз.

Что-то случилось с Талли, что-то плакало и билось в ее душе, силясь найти выход, пока она, оцепенев, сидела в снегу. Наконец она глубоко вздохнула. И увидела, что к ветке куста привязана белая карточка: «Талли, это тебе. Поздравляю с днем рождения. Джек».

Талли была поражена. «Спасибо тебе, Джек, — подумала она. — Спасибо тебе за то, что ты не забываешь ее. Когда-нибудь я, возможно, смогу сказать тебе это вслух. Спасибо тебе. Не забывай ее.

И может быть, когда-нибудь я смогу рассказать тебе, почему мне так тяжело смотреть тебе в глаза.

Потому что когда я гляжу на тебя, когда говорю с тобой, когда вижу твои светлые волосы и — голубые? — глаза, когда я слышу твой голос, твой смех, не ты занимаешь мои мысли, Джек Пендел.

Для меня все еще длится то канувшее в вечность время, когда она жила и видела тебя, как вижу теперь я, слушала твой смех, как слышу его я, разговаривала с тобой, как я разговариваю. Встречаясь с тобой, я почти… почти чувствую, как она касается моих волос…

Боже, помоги нам! Ты мотаешься по свету, а я блуждаю в темных закоулках собственной души, но кто защитит нас от нас самих, пока она не обретет, наконец, покой. — Талли поднялась. — Спасибо тебе за твои цветы».

4

Пришла весна, и зацвели яблони, и однажды, проезжая через Топику по делам своих очередных подопечных, Талли увидела, как какой-то человек красит дом, и подумала, приедет ли Джек домой этим летом.

Он появился, когда до конце июня оставалась всего неделя.

Была суббота, и Талли сидела дома одна, если не считать Хедды, не высовывавшей носа из комнаты. Робин с Бумерангом на целый день уехали в Манхэттен. Окна были распахнуты. Талли сама открывала их; стояло прекрасное утро. Она даже подумывала, не предложить ли матери посидеть на веранде, когда вдруг раздался звонок. Талли сбежала вниз по ступенькам и распахнула дверь. Хотя дело шло к полудню, она только что встала с постели, непричесанная, ненакрашенная, в стареньком махровом халате на голое тело.

Она открыла дверь, и у нее перехватило дыхание, потому что перед ней в своем белом рабочем комбинезоне, с ведром краски в руке и неизменной улыбкой на губах стоял Джек.

— Боже! Какого черта… — начала было она, но Джек не дал ей закончить:

— Хозяин дома?

— Нет, но…

— В таком случае, думаю, мне лучше откланяться.

Талли, улыбаясь, стояла в дверях и чувствовала, как где-то глубоко-глубоко внутри нее открылось крошечное отверстие и сквозь него сочится теплое молоко.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Миссис Де Марко, — сказал Джек, слегка поклонившись, — как я уже говорил вам в прошлом году, ваш дом — великолепный дом — нуждается в покраске. Не так давно я проходил мимо и обратил внимание, что стены совсем облупились. Дом выглядит непривлекательно. В некоторых местах уже видно дерево. Это плохо, так как непокрашенное дерево обычно гниет и вообще портит впечатление от вашего великолепного жилища. А я помню, как один молодой человек, проходя мимо со своим другом, остановился и подумал, что это самый красивый дом в округе. — Не давая ей вставить слова, он продолжал: — Я примерно подсчитал, во что обойдется ремонт, и готов начать со следующей недели. Я делаю и внутренний ремонт, но так как я никогда не видел дом изнутри, мне сложно представить необходимые затраты.

Талли натянуто улыбнулась и попыталась пригладить волосы. Она кашлянула:

— И ты собирался высказать все это хозяину дома?

— Да, разумеется, — ответил Джек. — Я даже прихватил с собой расценки на случай, если мистер Де Марко и впрямь заинтересуется.

В голове Талли все перепуталось. У нее и в мыслях не было заниматься ремонтом. Они с Робином никогда не говорили об этом. Возникал, правда, вопрос об обустройстве заднего дворика, о том, сделать бассейн закрытым или открытым, не поменять ли забор и надо ли оборудовать мансарду. Но о покраске не заговаривали никогда. Талли пришла в себя.

— Ты мешок с дерьмом, Джек Пендел.

У негр округлились глаза.

— Да-да! — продолжала она. — Не знаю, с кем ты сюда приходил, когда был мальчишкой…