Безнадега - Стивен Кинг

Однако эти кости и нереализованные мечты детства тянут его в штольню, и Риптон уже сейчас знает, что не отдаст Китайскую шахту компании и федеральным властям, предварительно не побывав в ней.

Риптон приказывает Тернеру, лицо которого разочарованно вытягивается, но тот не спорит (инструкции ДОТШ он знает получше Риптона, все-таки подрывник), огородить вход в штольню и повесить таблички «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА». Затем Риптон поворачивается к подрывникам и напоминает им, что вновь вскрытая штольня, возможно, имеет историческую и археологическую ценность и является собственностью БГК. «Я знаю, что вам не терпится рассказать о находке, но прошу вас об одолжении: потерпите несколько дней. Ничего не говорите даже женам. Дайте мне время уведомить начальство. На следующей неделе из Финикса прилетает Саймс, начальник финансового отдела. Могу я на вас рассчитывать?»

Подрывники заверяют его, что может. Однако едва ли кто будет молчать хотя бы двадцать четыре часа, у некоторых мужчин язык как помело, но Риптон думает, что на двенадцать часов он может рассчитывать. Двенадцать часов они будут молчать из уважения к нему. А чтобы исследовать штольню, хватит и четырех. Четырех часов после окончания смены. Четырех часов с фонарем, фотоаппаратом и электрической тележкой для погрузки сувениров, которые ему захочется взять в штольне. Четырех часов с детскими фантазиями, которые ему вроде бы совсем и не по возрасту. А если штольня и обрушится, все-таки прорубили ее сто сорок лет тому назад, а недавние взрывы потревожили и без того хрупкую породу, невелика беда. Невелика. Жены, детей, родителей у него нет, а два брата забыли о его существовании. И у него были основания подозревать, что жить ему осталось недолго. Уже шесть месяцев ему досаждали боли, отдающие в пах, а в последнее время в моче появилась кровь. Немного, но даже самая малость не радует, если это твоя кровь, которую ты видишь в унитазе.

«Если я выберусь оттуда, — думает Риптон, — пожалуй, обращусь к врачу. Сочту это знаком свыше и обращусь. По-моему, здравая мысль».

После смены Тернер хочет сфотографировать вход в штольню. Риптон не возражает. Чувствует, что только так можно быстро отделаться от взрывника.

— Как ты думаешь, глубоко она уходит? — спрашивает Тернер, стоя в двух футах от желтой ленты, огораживающей штольню, и щелкая «Никоном». Без вспышки на фотографиях выйдут лишь черная дыра в земле да несколько разбросанных костей, которые могут принадлежать и оленю.

— Понятия не имею. — Риптон думает о том, что возьмет с собой.

— Ты не наделаешь глупостей после моего ухода? — спрашивает Тернер.

— Нет, конечно, — отвечает Риптон. — Я слишком уважаю технику безопасности, чтобы даже подумать об этом.

— Да, конечно, — смеется Тернер, а уже ночью, в два часа, Кэри Риптон, подросший, расширившийся в плечах, войдет в спальню, которую Тернер делит с женой, и застрелит его во сне. И жену тоже. Тэк!

В эту ночь Риптон трудится не покладая рук. Убивает (ни один из взрывников Тернера не дожил до рассвета) и раскладывает кан тахи: из шахты он выносит добрую сотню. Некоторые разбились, но он знает, что и кусочки кан тахов сохраняют заложенную в них силу. Большая часть ночи уходит на то, чтобы разнести их по городу: оставить на тротуаре, сунуть в почтовые ящики, в бардачки автомобилей. Даже в карманы брюк. Да! В здешних местах двери запирать не принято, по ночам народ укладывается спать рано, и Кэри Риптон посещает не только те дома, в которых живут взрывники Тернера.

Он возвращается на шахту с пустым мешком, как Санта-Клаус, который, раздав подарки, возвращается на Северный полюс. Только у Санта-Клауса раздачей подарков работа заканчивалась, а у Риптона только начинается. Он смотрит на часы. Без четверти пять. Еще два часа, и на шахте начнут появляться люди Паскаля Мартинеса, субботняя утренняя смена. Двух часов ему хватит, но не стоит попусту тратить время. Тело Кэри Риптона так кровит, что приходится подкладывать в трусы туалетную бумагу. И дважды по пути на шахту ему приходилось останавливаться, высовываться из окна пикапа и блевать. Теперь дверцу покрывали потеки застывшей крови. В рассветном сумраке она напоминала табачный сок.

Несмотря на спешку, он резко нажимает на тормоза при виде того, что встречает его на дне карьера. И застывает за рулем с широко раскрытыми глазами.

Северный склон кишит зверьем: волки, койоты, стервятники с лысыми головами, совы, дикие коты, даже несколько домашних кошек. Собаки. Полчища пауков и крыс с черными бусинками глаз.

Каждое из животных, выходящих из Китайской шахты, несет в пасти кан тах. Одно за другим выходят они из подземного мира. А другие животные терпеливо ждут, пока придет их очередь спуститься во тьму.

Тэк начинает смеяться, пользуясь голосовыми связками Кэри Риптона.

— Какая прелесть! — восклицает он.

Потом он едет к ангару, открывает дверь ключом Риптона и убивает Джо Прудума, ночного сторожа. Старина Джо — сторож не из лучших. Не знает, что происходит на шахте с наступлением темноты, не удивляется, увидев Кэри Риптона, заявившегося до рассвета. Прудум что-то стирает в стиральной машине, которая стоит в углу, потом садится за стол, чтобы пообедать, и тут Риптон всаживает пулю ему в горло.

Покончив с этим, Риптон звонит в город, в «Клуб сов». «Совы» открыты двадцать четыре часа в сутки (хотя нашествия посетителей там не бывает никогда). Именно в «Клубе сов» шесть дней в неделю завтракает Брэд Джозефсон, с темно-шоколадной кожей, крепкий, подтянутый, без признаков живота… и всегда в такую рань. Это весьма кстати. Риптону нужен Брэд, нужен немедленно, до того, как его испортят кан тахи. Кан тахи во многом более чем полезны, а вот в одном вредны: портят мужчин и женщин, делают их непригодными для того, чтобы в них вселился Тэк. Риптон знает, что при необходимости он использует кого-нибудь из бригады Мартинеса, возможно, самого Паскаля, но ему нужен (вернее, Тэку нужен) Брэд.

Интересно, как долго может протянуть тело, если оно здорово, спрашивает он себя, берясь за телефонную трубку. Сколько времени можно использовать его, если оно не поражено раком?

Он не знает, но думает, что скоро сможет это выяснить.

— «Клуб сов», — произносит женский голос на другом конце провода, уже уставший, хотя солнце еще не взошло.

— Привет, Дениз, — здоровается он. — Как идут дела?