Гамильтон - Лорел Гамильтон

- Хотеть не вредно, - улыбнулась в ответ я. Погладив руку Натаниэля, я сделала шаг вперед. Он позволил мне отойти, но продолжал держать меня за руку. Я понимала потребность в прикосновении. Это не просто естественная потребность ликантропа. Я хотела обнять Питера, как маленького мальчика, и сказать ему, что все будет хорошо, хоть это и было бы ложью. Даже будь он маленьким мальчиком, это все равно оставалось бы ложью. Я не могла ему ничего обещать.

- Выражение твоего лица слишком серьезное для женщины, только что обнимавшейся со своим парнем.

- Я думаю о Питере.

- Ах да, тебя ранили, когда ты пыталась его спасти.

Я постаралась не дать лицу выразить удивление. Если полиции мы рассказываем другую историю, то Эдуард должен был мне ее вкратце поведать. То, что он не сообщил мне «официальную» версию, а я даже не спрашивала, прекрасно показывало, насколько мы оба растеряны. Нехорошо.

- Ты спасла ему жизнь, Анита. Что еще ты могла сделать? - сказал Зебровски.

Я кивнула и подошла к Мике, чтобы прижаться к нему и, отчасти, спрятать свое лицо, поскольку не знала, как реагировать на это заявление. Я чувствовала вину из-за того, что Питер был ранен, спасая меня. А он даже не получит одобрения от копов за это. И это казалось оскорблением раненому.

Мика поцеловал меня в щеку и прошептал:

- Эдуард не рассказал тебе официальную версию?

- Нет, - шепнула в ответ я.

Мика, не выпуская меня из объятий, произнес:

- Наверное, Анита все еще винит себя за то, что она на тот момент уже охотилась на вампиров. Она думает, что они не повели бы себя так жестко, не знай они, что она у них на хвосте.

Я повернулась, не покидая объятий Мики.

- Если знаешь, что идущий за тобой может убить тебя, едва завидев, Зебровски, то какой выбор у тебя остается?

- Ты что, не согласна с ордером на ликвидацию? - спросил он.

- Нет, не в этом случае. Но бывают такие ночи, когда мне хотелось бы иметь варианты, кроме убийства. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь изучил материалы и выяснил, становятся ли вампиры более жестокими, когда пытаются выжить, чем при совершении преступлений, в которых их обвиняют.

- Такое уже случалось? - поинтересовался Зебровски.

- Нет, пожалуй, нет. Большая их часть продолжала бы убивать, не останови мы их. Но все же… вампы, на которых мы охотимся, подставили вампира из Церкви Вечной Жизни. Одна из них помогла подставить двоих из них. Если бы я просто сделала то, чего они от нас хотели, я убила бы двух невиновных.

- Если не ошибаюсь, это уже во второй раз плохие вампиры подставляют хороших, стараясь при этом использовать тебя в качестве карающего орудия?

- Да, - подтвердила я. - Действительно. А раз такое случилось со мной, то вполне могло случиться и с другими истребителями. Только они, возможно, не стали смотреть дальше очевидного.

- Ты хочешь сказать, что они, не будучи близко связанными с вампирами, просто считают, что хороший вампир - это мертвый вампир?

- Ага.

Зебровски нахмурился, глядя на меня.

- Дольф не единственный считает, что твое проживание с… - тут он неопределенно махнул рукой в сторону Мики с Натаниэлем, - компрометирует тебя, заставляет пересмотреть приоритеты в работе. Но я так не думаю. Я считаю, что это позволяет тебе относиться к вампирам и оборотням так, как это предполагает нынешний закон. Они ведь считаются равноправными гражданами, людьми, и ты их таковыми считаешь. Из-за этого тебе становится все сложнее их убивать, но зато делает тебя лучше в профессиональном плане. Ты ищешь правду, находишь настоящих преступников и наказываешь виноватых. Остальные же истребители убивают тех, на кого им указывают. Это делает их профессиональными убийцами, но в том, насколько они хорошие копы, я не уверен.

Для Зебровски это была потрясающе длинная речь.

- Ты, похоже, серьезно об этом задумывался.

Он выглядел слегка смущенным.

- Пожалуй, так. Я немало времени провел, защищая твою честь перед остальными копами.

- Я сама в состоянии с этим справиться, - сказала я, и он снова ухмыльнулся.

- Нет, не в состоянии. Ты не можешь объяснить то, что видишь в монстрах людей без того, чтобы не упомянуть о том, что фанатичный ублюдок, который только что ляпнул глупость, людьми их не считает. А мне это сходит с рук. Я же Зебровски, я могу много чего болтать, не зля при этом собеседников. Если я все обращаю в шутку, то ты начинаешь злиться. И людей это здорово бесит.

- А он неплохо тебя знает, - заметил Мика.

Я отодвинулась немного, чтобы взглянуть ему в лицо.

- Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

Он улыбнулся, и я заметила, что Натаниэль тоже старается не улыбнуться. Они все улыбались надо мной.

- Что такое?

Тут зазвонил мой мобильник, и я вспомнила, что у меня его с собой не было. Телефон снова зазвонил, и рингтон был тот же самый, что выбрал для меня Натаниэль, когда я сказала ему, что мне все равно. «Дикие парни», Дюран-Дюран. В следующий раз буду осторожнее в выражениях, если он спросит. Мика выудил телефон из своего кармана и передал мне.

Времени спрашивать, когда он успел прихватить мой телефон, не было.

- Алло, - ответила я.

- У меня мало времени, - произнес мужской голос. Голос был мне знаком, но звучал так монотонно, как будто говорил кто-то и знакомый, и незнакомый одновременно. - В моей церкви Арлекин.

Я направилась вдаль по коридору, стремясь отойти от остальных. Строго говоря, мне не хотелось, чтобы разговор слышал Зебровски, пока я не решила, стоит ли полиции знать об этом звонке.

- Малькольм, это вы?

Голос продолжал говорить, словно я ничего не произнесла.

- Коломбина говорит, что она свяжет мою паству клятвой крови, а иначе грозит сразиться со мной вампирскими силами, ведь это не запрещено нашими законами. Она утверждает, что ничем противозаконным в нашей стране не занималась. Обвиняет во всех грехах свою погибшую партнершу. Мне с ней не справиться, Анита, но я могу передать свою паству Жан-Клоду. Свяжите их клятвой, делайте что хотите - но спасите от безумия, которое я чувствую в этих двоих, в Коломбине и Джованни. Дайте мне разрешение сказать им, что они должны сразиться за этих вампиров с Жан-Клодом, а не со мной.

- Малькольм, это вы? - повторила вопрос я. И тут голос говорившего изменился, в нем зазвучал страх.

- Что происходит? Кто говорит?

- Эвери, Эвери Сибрук? - спросила я, хотя была почти на сто процентов уверена, что говорил именно он. Я почти видела его мягкие карие глаза, короткие волосы и молодое, незавершенное лицо. Ему было чуть за двадцать, но он казался чересчур невинным, чтобы чувствовать себя с ним комфортно.