Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев

ну, например, Н-ва или О-ва20 (Вы знаете их? Они оба учились в лицее)… Но ведь таких добыть девушке среднего круга очень трудно – и приходится считать за счастье, если отдашь за Белугина, а не за Гаршина и Надсона… Я выбираю, видите, еще даровитых разночинцев нарочно, чтобы моя мысль была яснее. Что толку писать поэзию какую-то, когда в жизни-то моей вокруг нет никакой поэзии – ни аристократической или придворной (как у Вронского, Облонского, Карениной), ни помещичьей и вообще деревенской, ни религиозной, как в монастырях или около них, ни боевой, как бывало на Кавказе или теперь в Средней Азии?.. Вот они, эти даровитые-то, и злятся и идут в нигилисты – то чахнут, как Надсон, то с лестниц бросаются, как Гаршин… И я знаю эти петербургские лестницы, живал смолоду и я на них, и если не бросился в свое время, то это потому, что я презирал эту жизнь и был уверен, что это ненадолго и что уж куда-нибудь да убегу в более свежее и здоровое место и в менее книжный и бумажный мир… И за таких-то отдавать дочь! И в таких-то влюбляться!.. Это практика действительности; к тому же и эстетика имеет свои независимые законы. Вы это знаете не хуже меня. Один из этих законов можно выразить так: жизнь прекраснее (красивее, полнее, содержательнее, солиднее и т. д.), когда есть резкое разделение сословий и положений. Эстетическое suum cuique[91]: Николай I, Филарет21, Серафим Саровский22, графиня Воронцова-Дашкова23 и ее любовники, князь Барятинский24, Лермонтов (не как сочинитель, а как сам гусар и сам Печорин), игуменья Тучкова25, крепкая баба, которая пашет, мужики, вроде Каратаева, Бирюка, Хоря и Калиныча и т. д. В Европе все это ведь более и более сливается в среднего человека!.. Другой закон – антитеза первому, но в этом смысле, что исключение служит общему правилу, вот он. Всегда эстетика или поэзия находили огромную и живую пищу в случайном нарушении сословных границ, в поразительных переходах из одного положения в другое, благодаря ли особому дарованию человека или благодаря торжеству любви. (Издавна поэты любили разные сочетания такого рода: богиня и мертвый принц и пастушка, царь и простая подданная, господин и рабыня, Любаша, царская дочь, и пахарь Пршемысл26; у Ж. Санд это беспрестанно…) И в этом-то смысле, с одной стороны, очень желательно, чтобы в России дворянство было отделено правами, богато, изящно, молодцевато, даже немножко и гордо, а с другой – mésalliance[92] при интересности общих лиц всегда будет иметь в себе много поэзии… И, возвращаясь к частному примеру деревенской любящей хозяйство, молодой и бедной дворянки (у Соловьева), полюбившей молодого, богатого, румяного и доброго юношу-мужика, мы видим, mé salliance имеет в себе много поэзии, независимо от политического вопроса, и потому уже имеет полное право на изображение в искусстве. Я привязался к этому так многословно, признаюсь, и потому еще, что на Соловьева тут имели несомненное влияние и мои эти теории, и сама действительность (я ведь знаю, кого именно он имел в виду).

Молоденькая, но бедная дворянка в наше время выходит замуж за богатого, молодого и немножко, чуть-чуть грамотного крестьянина – это картина, согласитесь, лучше, чем следующая: «дочь инженерного полковника выходит замуж за учителя латинского языка». Само по себе, независимо от красоты и достоинства лиц, – первое милее, занимательнее и красивее…

Простите, что увлекся, но, защищая пьесу Соловьева, я защищаю тут свои взгляды на эстетику жизни. Когда эта Ваша статья «О ликвидации» появилась, я в тот же вечер говорил о ней в этом же духе с Петром Евгеньевичем Астафьевым, и мне было очень приятно, что этот столь тонкий и нередко глубокий психолог согласился со мной.

Не могу также сочувствовать Вашему беспокойству о том, чтобы наши пьесы ставились в Париже хорошо… Пусть или сами французы, или наследники авторов хлопочут об этом; дипломатам и консулам никак нельзя брать на себя обязанность присмотра!.. Каково это – отвечать за чужую эстетику! Это никто из служащих не согласится. И я был консулом и мог быть и при посольстве, если бы случилось… И понимаю, что это невозможно для человека, не специально назначенного с такою именно целью… А претензии русских авторов или наследников их? Это ужасно! К тому же насчет незнания иностранцев я слышал недавно рассказ о московском профессоре К-ском27… Кто-то жаловался при нем на то, что европейцы все еще плохо понимают нас… Тогда К-ский сказал: «И слава богу! Чем меньше они нас понимают, тем лучше для нас… Пусть себе ошибаются!» Я вполне с ним согласен и даже думаю, что и политически мы более выиграем, если постараемся даже быть вечною загадкой для них!.. Придет время, так прихлопнем всю эту анафемскую демократию, что только мокро останется… И «Оптинские старцы» даже не откажут в своем благословении на такой exploit[93]. Ведь их «любовь» – не только не толстовская, но даже не туманы «гармонии» Достоевского. Их «любовь» есть личное наше старание исполнить от всего сердца заповеди, а воевать и политически прихлопнуть демократию не только можно, но, при Божьей помощи, и должно.

Больше ничего не имею сказать. Извините, что обеспокоил.

Остаюсь навсегда почитатель Ваш и готовый к услугам

К. Леонтьев

Издайте Ваши статьи и пришлите мне экземпляр – право! Тогда, если буду жив, и печатно то же скажу, что здесь…

Письмо написано 9 мая 1889 года в Оптиной Пустыни.

Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение». 1893, январь. С. 217–222.

С. В. Васильев – псевдоним Сергея Васильевича Флерова (1841–1901), педагога и журналиста, постоянного сотрудника «Русского вестника» и «Московских ведомостей», где он выступал с рецензиями и обзорами театрально-музыкальной и художественной жизни.

1 Теофиль Готье (1811–1872) – французский поэт-романтик, прозаик и критик. Совершил путешествие в Россию, после которого написал книги: «Voyage en Russie» (1866) и «Trésors d'art de la Russie» («Путешествие в Россию» и «Сокровища русского искусства»).

2 Огюст Эжен Скриб (1791–1861) – французский драматург, член Французской Академии. Отличался необычайной плодовитостью, иногда писал каждый месяц новую пьесу. Его легкие, веселые комедии пользовались огромным успехом и до сих пор остаются в репертуаре театров.

3 Александр Дюма-сын (1824–1895) – сын французского романиста А. Дюма. Драматург, член Французской Академии, автор психологических драм. Писал также романы и публицистические очерки.

4 «Жизнь за царя» – опера М. И. Глинки. На советской сцене ставилась под названием «Иван Сусанин».

5 Михаил Семенович Щепкин (1788–1863) – драматический