Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон

Дело в том, что деньги с его счетов в банке «Кроненфельд» на Каймановых островах общей суммой двести шестьдесят миллионов американских долларов — или около двух миллиардов шведских крон — исчезли за день до публикации «Миллениума».

Деньги находились на разных счетах, и распоряжаться ими мог только сам Веннерстрём. Для того чтобы перевести их в любой другой банк мира, ему не требовалось лично являться в банк, а достаточно было указать серию клиринговых кодов. Деньги были переведены в Швейцарию, где некая сотрудница обратила всю сумму в анонимные личные облигации. Все клиринговые коды оказались в порядке.

Европол объявил международный розыск этой неизвестной женщины, которая использовала украденный английский паспорт на имя Моники Шоулс и, как сообщалось, с большим размахом жила в одной из самых дорогих гостиниц Цюриха. Снимок, относительно четкий для сделанного камерой наблюдения, запечатлел блондинку небольшого роста с прической «паж», широким ртом, выдающимся бюстом, в эксклюзивной фирменной одежде и с золотыми украшениями.

Микаэль Блумквист стал рассматривать снимок, сначала бегло, а потом все с большим подозрением. Через несколько секунд он потянулся за лежавшей в ящике письменного стола лупой и попытался различить в газетном растре черты лица.

В конце концов он отложил газету и несколько минут сидел, утратив дар речи. Потом он так истерически захохотал, что Кристер Мальм сунул в его кабинет голову и поинтересовался, не случилось ли чего. Микаэль замахал рукой, показывая, что все в порядке.

В сочельник Микаэль в первой половине дня поехал в Ошту навестить бывшую жену и дочь Перниллу и обменяться с ними подарками. Пернилле он, как она и хотела, вручил компьютер, который купил вместе с Моникой. Моника подарила ему галстук, а дочка — детектив Оке Эдвардсона. [69] В отличие от прошлого Рождества все пребывали в приподнятом настроении по поводу захватывающей интриги, разыгравшейся в СМИ вокруг «Миллениума».

Когда они все вместе сели обедать, Микаэль покосился на Перниллу. Они с дочерью не встречались со времени ее внезапного визита в Хедестад, и он вдруг сообразил, что так и не обсудил с ее матерью пристрастие девушки к приверженной Библии секте из Шеллефтео. Рассказать о том, что библейские познания дочери очень помогли ему в расследовании истории с исчезновением Харриет Вангер, он тоже не мог. Микаэль даже ни разу не разговаривал с дочерью с тех пор и почувствовал угрызения совести.

Он плохой отец.

После обеда он поцеловал дочку и, встретившись с Лисбет Саландер у Шлюза, отправился вместе с ней в Сандхамн. Они почти не виделись с того момента, как взорвалась брошенная «Миллениумом» бомба. На место они прибыли уже поздним вечером и остались в Сандхамне на все рождественские праздники.

В обществе Микаэля Лисбет Саландер, как всегда, было весело. Правда, ей показалось, что он как-то по-особенному взглянул на нее, когда она возвращала ему чек на сто двадцать тысяч крон. Это было неприятно, однако он ничего не сказал.

Они прогулялись до курорта Трувилль и обратно (что Лисбет сочла пустой тратой времени), съели рождественский ужин в местной гостинице и удалились в домик Микаэля, где разожгли огонь в стеатитовой печке, поставили диск с Элвисом и предались непритязательному сексу. Периодически выныривая на поверхность, Лисбет пыталась разобраться в своих чувствах.

Как любовник, Микаэль ее вполне устраивал. В постели у них все получалось прекрасно. Это было откровенно физическое общение, и дрессировать ее он никогда не пытался.

Ее проблема заключалась в том, что она не могла объяснить Микаэлю свои чувства. Начиная с раннего подросткового возраста она никогда не ослабляла обороны и никого не подпускала к себе так близко, как подпустила Микаэля Блумквиста. Он обладал, называя вещи своими именами, угнетающей способностью прорываться сквозь ее защитные механизмы и раз за разом заставлять ее говорить о личных делах и личных чувствах. Несмотря на то что ей хватало ума игнорировать большинство его вопросов, она все равно рассказывала ему о себе столько, сколько даже под угрозой смерти не стала бы рассказывать никому другому. Это ее пугало и заставляло чувствовать себя обнаженной и полностью находящейся в его власти.

В то же время, глядя на спящего Микаэля и прислушиваясь к его храпу, она осознавала, что никогда прежде так безоговорочно никому не доверяла. Она была совершенно убеждена в том, что Микаэль Блумквист никогда не использует своих знаний о ней ей же во вред. Это было не в его характере.

Единственное, чего они никогда не обсуждали, так это своих отношений. Она не решалась, а Микаэль просто не затрагивал эту тему.

Как-то утром на второй день Рождества Лисбет сделала для себя ужасное открытие. Она совершенно не понимала, как это произошло и как ей теперь с этим быть. Впервые за свою двадцатипятилетнюю жизнь она влюбилась.

То, что он был почти вдвое старше, ее не волновало. Равно как и то, что в данный момент о нем столько писали, как мало о ком в Швеции, и его портрет красовался даже на обложке журнала «Ньюсуик» — это все лишь мыльная опера. Но Микаэль Блумквист не какая-нибудь эротическая фантазия или мечта. Этому неизбежно придет конец, иначе просто и быть не может. Зачем она ему? Возможно, он просто проводит с ней время в ожидании кого-нибудь получше, живущего не такой собачьей жизнью.

Она сразу же поняла, что любовь — это миг, когда сердце прямо готово разорваться.

Когда ближе к полудню Микаэль проснулся, она уже сварила кофе и накрыла на стол. Он присоединился к ней и сразу заметил: что-то в ее отношении изменилось — она держалась чуть более скованно. Когда он спросил, не случилось ли чего-нибудь, она посмотрела на него отстраненным непонимающим взглядом.

Сразу после рождественских праздников Микаэль Блумквист отправился на поезде в Хедестад. Когда он вышел к встречавшему его Дирку Фруде, на нем была теплая одежда и настоящие зимние ботинки. Поверенный тихо поздравил его с успехами. Микаэль впервые приехал в Хедестад с августа и оказался там почти в тот же срок, что и год назад, во время своего первого визита. Они пожали друг другу руки и завели вежливую беседу, но между ними оставалось много невысказанного, и Микаэль испытывал известную неловкость.

Все уже было подготовлено, и деловая часть, проходившая дома у Дирка Фруде, заняла всего несколько минут. Адвокат предложил перевести деньги на удобный Микаэлю счет за границей, но тот настоял на том, чтобы гонорар был выплачен «белыми» деньгами на счет его предприятия.

— Я не могу себе позволить никакой другой формы оплаты, — коротко объяснил он.

Визит носил, однако, не только финансово-деловой характер. Когда Микаэль с Лисбет поспешно покидали Хедебю, он оставил в гостевом домике одежду, книги и кое-что из личных вещей.

Хенрик Вангер так еще до конца и не оправился после инфаркта, однако перебрался из больницы обратно домой. При нем по-прежнему оставалась нанятая персональная сиделка, которая запрещала ему совершать длительные прогулки, ходить по лестницам и обсуждать вопросы, которые могли бы его разволновать. Как раз в эти дни он немного простудился, и ему тут же был предписан постельный режим.

— Она к тому же дорого обходится, — пожаловался Хенрик Вангер.

Микаэля Блумквиста это сообщение не слишком встревожило — он считал, что старик вполне может себе позволить такой расход, учитывая то, сколько он за свою жизнь сэкономил денег на неуплате налогов. Хенрик Вангер мрачно оглядел его, а потом засмеялся:

— Черт побери, ты стоил своих денег до последней кроны. Так я и знал.

— Честно говоря, я не верил, что смогу разгадать эту загадку.

— Благодарить тебя я не собираюсь, — сказал Хенрик Вангер.

— Я этого и не ждал, — ответил Микаэль.

— Тебе хорошо заплатили.

— Я не жалуюсь.

— Ты выполнял для меня работу, и ее оплата является уже вполне достаточной благодарностью.

— Я здесь только для того, чтобы сказать, что считаю работу законченной.

Хенрик Вангер скривил губы.

— Ты еще не завершил работу, — сказал он.

— Я знаю.

— Ты еще не написал хронику семьи Вангер, как мы договаривались.

— Я знаю. Но писать ее не буду.

Они немного помолчали, обдумывая нарушение контракта. Потом Микаэль продолжил:

— Я не могу написать эту историю. Я не могу рассказать о семье Вангер, намеренно опустив главный сюжет последних десятилетий: о Харриет, ее отце и брате и об убийствах. Как бы я мог написать главу о том времени, когда Мартин занимал пост генерального директора, делая при этом вид, что не знаю о содержимом его подвала? К тому же я не могу написать историю, еще раз не испортив жизнь Харриет.

— Я понимаю твою дилемму и благодарен за тот выбор, который ты сделал.