Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Фрэнсис Дик

Нас окружили встревоженные Генри, Гордон, Лорна, Джудит и Пен, которые без умолку уверяли закон, что их друг никогда в жизни не напал бы ни на кого без крайней необходимости. А Кальдер изумленно разглядывал и ощупывал порез на поясе брюк.

Фарс потихоньку сводился к тупейшей бюрократической процедуре. Полицейские ослабили хватку, я отряхнул пыль с колен отцовских брюк и поправил перекрученный галстук. Кто-то подобрал мой свалившийся цилиндр и подал его мне. Я улыбнулся Джудит.

Трагикомедия продолжалась. Последствия заняли полвечера и оказались невыносимо нудными: полицейский участок, тяжелые стулья, пластмассовые чашки кофе.

Нет, я никогда не видел мальчишку до того. Да, я уверен, что мальчишка специально метил в Кальдера. Да, я уверен, что он просто мальчишка. Лет шестнадцать, наверное. Да, я узнаю его при встрече. Да, я помогу составить фоторобот. Нет, моих отпечатков пальцев на ноже ни в коем случае не окажется. Мальчишка сжимал его, пока не сбежал. Да, конечно, они могут снять мои отпечатки, раз такое дело.

Кальдер, совершенно озадаченный, твердил вновь и вновь, что понятия не имеет, кому могло понадобиться его убивать. Полицейские упорствовали: большинство жертв были знакомы со своими убийцами, говорили они, особенно в таких случаях, как этот, когда предполагаемый убийца, похоже, специально поджидал свою жертву. Согласно словам мистера Эктрина, мальчик знает Кальдера. Это вполне возможно, говорил Кальдер, поскольку его показывали по телевидению, но Кальдер не знает мальчика.

Некоторые полицейские отреагировали молча, зато другие продемонстрировали вызывающее недоверие; тут Кальдер язвительно напомнил, что, если бы они так не старались привлечь к ответу меня, мальчишка уже сидел бы под арестом и им бы не пришлось его искать:

— Сначала спрашивать надо! — сказал Кальдер, но даже я покачал головой.

Если бы я в самом деле был зачинщиком, я мог убить мальчика, пока полиция выясняла у свидетелей, кто на кого напал. Полицейские сначала действовали, потом спрашивали; это было опасно, но куда опасней было бы поступать наоборот.

В итоге мы с Кальдером покинули участок вместе. На улице он сбивчиво попытался выразить мне признательность.

— Э-э... Тим... Благодарю вас за... Если бы не вы... Не знаю, что и сказать.

— Ничего не говорите, — сказал я. — Я сделал это не раздумывая.

Рад, что вы в порядке.

Мне казалось, что все остальные давно должны были разъехаться, но Дисдэйл и Беттина ждали Кальдера, а Гордон, Джудит и Пен — меня. Они стояли группой возле каких-то автомобилей и разговаривали с тремя-четырьмя незнакомцами.

— Мы знаем, что и вы, и Кальдер приехали на поезде, — сказал Гордон, подходя к нам, — но мы решили отвезти вас домой.

— Вы чрезвычайно добры, — сказал я.

— Дорогой Дисдэйл... — начал Кальдер. Ему, казалось, все еще недоставало слов. — Право же, большое вам спасибо.

Вокруг него поднялась суматоха; идол подвергся опасности и был спасен. Незнакомцы вокруг машин оказались рыцарями пера, для которых Кальдер Джексон всегда новость, живой или мертвый. К моему ужасу, они заявили о себе, извлекая записные книжки и фотоаппараты, и записали все, кто бы что ни говорил, только вот ничего не добились от меня, поскольку я хотел одного чтобы они заткнулись.

С таким же успехом можно пытаться остановить лавину, подставив ладонь. Дисдэйл, и Беттина, и Гордон, и Джудит, и Пен сделали дьявольскую работу, в результате которой я на какое-то время попал в историю как человек, который спас жизнь Кальдеру Джексону.

Никто, похоже, не подумал о том, что напавший может предпринять вторую попытку.

Я смотрел на свою фотографию в газетах и гадал, читает ли их мальчишка и знает ли он теперь, кто я такой.

Год первый: октябрь

Гордон вновь приступил к работе; свою подрагивающую руку он старался не выставлять на всеобщее обозрение.

Когда он оживлялся, как в тот день в Аскоте, то, казалось, забывал о маскировке, но в остальное время приспособился сидеть за своим столом сгорбившись и зажав руку меж колен. Я жалел его. Никто не замечал, что его рука дрожит, никто на сей счет не высказывался, но Гордон тайно страдал. Однако работе это не мешало. Гордон вернулся в июле, бодро поблагодарил меня в присутствии прочих за временное заместительство, затем забрал с моего стола свои бумаги и вновь взвалил ответственность на себя.

Джон попросил его, опять-таки в присутствии Алека, Руперта и меня, довести до нашего сведения, что именно он, Джон, должен официально замещать Гордона, если таковая необходимость возникнет вновь. Он подчеркнул, что является старшим и работает в банке дольше, чем я. Он заявил, что Тим Эктрин не должен шагать через головы.

Гордон мягко ответил ему, что, если необходимость возникнет, председатель, принимая решение, несомненно учтет каждый фактор. Джон внятным шепотом отпустил пару ядовитых замечаний насчет любимчиков и незаслуженных привилегий, а Алек иронически посоветовал ему найти такой торговый банк, где не держали бы племянников.

— Что ты как маленький, — сказал он. — Разумеется, они хотят, чтобы следующее поколение продолжило семейный бизнес. Почему бы и нет? Это же естественно.

Но Джон был злопамятен и не понимал, что тратит время впустую, точа на меня зуб. Я, казалось, постоянно занимал его мысли. Он сверкал на меня глазами, в которых горела неподдельная злоба, и при любой возможности старался поднять меня на смех и очернить. Сообщения неизменно замалчивались, и у клиентов создавалось впечатление, что я некомпетентен и меня держат на службе просто из семейной благотворительности. Время от времени звонившие по телефону отказывались иметь дело со мной, говоря, что им нужен Джон, а однажды звонивший сказал прямо:

— Это вы тот плейбой, которого проталкивают наверх, обходя людей с головой?

Джон усиливал нажим, и его можно было понять: наверное, на его месте я и сам потерял бы стыд. Гордон ничего не предпринимал, чтобы обуздать набирающую ход кампанию ненависти, а Алек находил все это забавным. Я чуть не вывихнул мозги, пытаясь найти выход из ситуации, и решил просто больше работать. Я понимал, что Джону очень трудно будет подтвердить свои голословные утверждения.

Агрессию излучало даже его мускулистое тело, на котором странно смотрелся цивильный костюм. Он был среднего роста, стриг свои жесткие рыжеватые волосы очень коротко, так что они щетинились над воротником; говорил громким голосом, будучи, видимо, уверен, что напором можно заменить авторитет; это могло бы сойти в школьном спортзале или на казарменном плацу, но плохо выходило на мягких коврах офиса.

Он пришел в банковское дело, пройдя школу бизнеса и научившись высоко себя ценить и довольно неплохо работать. Я иногда думал, что он мог бы стать отличным экспортным коммивояжером, но не к такой жизни он стремился.

Алек говорил, что Джон ловит кайф, объявляя хорошеньким девушкам: «Я банкир», и под их восхищенными взглядами вырастает в собственных глазах.

Нет, все-таки Алек был злоязычным человеком. Стрелы его жалили весьма ощутимо.

И вот наступил октябрьский день, когда надо мной почти одновременно разразились три урагана. Позвонил мультипликатор; в Сити с грохотом приземлилось «Что Происходит Там, Где Не Должно Происходить»; и, наконец, на «Эктрин» обрушился с инспекторским обходом дядюшка Фредди.

Поначалу эти три события небыли связаны, но под конец дня теснейшим образом переплелись.

Мультипликатор понесся с места в карьер. Я слушал его с оборвавшимся сердцем.

— Я нанял сверх сметы трех художников, и мне нужно еще пять, — говорил он. — Десять — это слишком мало. Я составляю смету дополнительной ссуды на их зарплату.

— Погодите, — сказал я.

Он без запинки продолжал:

— Еще мне, разумеется, понадобится больше места, но с этим, к счастью, проблем не будет, у нас тут под боком пустующий склад. Я подписал договор на аренду и предупредил, что вы выплатите аванс, и, конечно, еще мебель, материалы...