Ожерелье королевы - Тереза Эджертон

Философ старался разобраться в тех противоречивых советах, которые давали ему ум и сердце. Он беспомощно махнул рукой.

— Боюсь, Ваше Величество, что вы говорите правду. Я соберу вещи немедленно и завтра же утром покину Линденхофф.

— Благодарю вас, — сказала Ис, не совсем удачно скрыв удовлетворенную улыбку. — Ваша преданность похвальна. Я уверена, что этой жертвой вы избавляете короля от большого горя.

Весна рано пришла в Шато-Руж. Город располагался на берегу залива, похожего на драгоценный камень, согреваемого легкими ветрами с юга. Деревья оделись листвой, а цветы расцвели задолго до того, как о весне заговорили на континенте.

Но Вуардемар — это был грязный, беспорядочный и густонаселенный город. Его высокие старинные здания, покрытые розовой штукатуркой, как дворцы, так и обычные жилые дома, были зачастую так разрушены изнутри, что с первым дуновением весны народ высыпал на улицу. Там люди готовили еду и жарили кофе на общественных печах, ели, смеялись, танцевали, дрались на дуэлях, играли на музыкальных инструментах, вели дела, проворачивали любовные интрижки и устраивали семейные сцены под открытым небом.

Въехать во Вуардемар с юга в определенное время года было все равно что попасть на бесконечный праздник. Огромные баки кипящего жира устанавливались на миниатюрных, выложенных брусчаткой площадях, — в них готовили оладьи и всякие другие лакомства. Мясники золотили куски мяса яичным желтком, рыбники выставляли свежайший товар в корзинах, выложенных зелеными листьями. Цветы апельсина, розы, гвоздики и левкоя наполняли воздух чарующим ароматом. Все, кому нечем было заняться весь год, находили себе дело: бегать по поручениям, устраивать тайные встречи, показывать приезжим достопримечательности. Уличные музыканты, кукольники, парады… О, жизнь бывала очень приятной в Вуардемаре вопределенное время года — если, конечно, вы въезжали туда с юга.

Въехать с севера — это совсем другое дело. Сюда, в эти перенаселенные районы, никогда не долетал ветер с моря. Бедность здесь была так пронзительна, страдания так сильны, а жара, дым, пыль и вонь с задних дворов, дубилен, гончарных мастерских, скотобоен и тюрем так вездесущи — что побывать здесь было все равно что провести несколько месяцев в антидемонистском аду.

40

Это был худший район худшей части города: рай для воров, лабиринт, где так легко заблудиться. Бесконечные мили старых развалюх с заколоченными окнами и сотнями потайных входов и выходов. Это было как раз такое место, куда приходили те, кто желал исчезнуть, — иногда, правда, им это удавалось значительно полнее и окончательнее, чем они намеревались, — место, куда приходили те, у кого имелось на примете кто-то или что-то, что от чего они хотели бы избавиться.

По ночам эти плохо освещенные улочки кишели разбойниками с большой дороги и конокрадами, бандами головорезов и искателей приключений в драных шелках и черных пиратских повязках, бандитами, хулиганами и бретерами. Днем здесь было раздолье для карманников и воришек.

Был ранний вечер, час между карманниками и конокрадами, и странная мрачная фигура показалась на этих узких улочках; незнакомец шагал широко и легко. И хотя эти районы были ему в новинку, казалось, он точно знал, куда идет, потому что он вошел в один из грязных розовых домов, взобрался вверх по лестнице на два пролета и, даже не постучав, прошел в дверь на верхнем этаже.

Там, за сломанным столом у окна, мужчина и женщина делили простую трапезу — фиги, пресные лепешки и белое вино. При виде вошедшего они оба вскочили на ноги со смешанным выражением удивления и радости.

— Кнеф, дружище. Поверить не могу, — начал Люциус, но тут же замолчал, пораженный тем, что в руке левеллера откуда ни возьмись возник пистолет.

— Простите меня, господин Гилиан, но я должен просить вас поднять руки над головой и разрешить мне обыскать вас, и только потом мы сможем перейти к объяснениям.

Люк не поднял рук, как просил левеллер, но и сбежать он тоже не пытался. Он неловко рассмеялся.

— А если я откажусь? Неужели вы думаете, я поверю, что вы меня пристрелите? Но ведь все знают, что левеллеры…

— …никогда не используют огнестрельного оружия, — договорил за него риджкслендец. — А также не владеют им и не носят с собой. И тем не менее вы видите пистолет в моей руке. Неужели вы рискнете своей жизнью только потому, что предположите, что, уже отступив так далеко от антидемонистской доктрины, я не отступлю еще дальше и не выстрелю в вас? С такого расстояния я вряд ли промахнусь.

Люк несколько секунд размышлял, потом медленно поднял руки. В этот момент Тремер тихо запротестовала.

— Не может быть, чтобы вы пришли сюда за ним. Он ничего плохого не сделал. Он не… не похищал меня силой.

— Мадемуазель Бруйяр, — сказал Кнеф, — то, что господин Гилиан счел необходимым взять вас из-под опеки вашего дяди и даже зашел так далеко, как я слышал, что в некотором роде вступил с вами в брак, — все это меня не касается. И хотя я и сожалею о подобной неосмотрительности, но не могу не восхищаться этим рыцарским поступком. Но то, что он счел, возможным одновременно с этим изъять и предмет, являющийся величайшей ценностью Короны Риджксленда, — этому я не могу потворствовать.

С этими словами Кнеф пересек комнату и быстро, но умело одной рукой обыскал карманы Люка и забрал себе маленький пистолет с перламутровой ручкой.

— Ценный предмет? — Люк был изумлен. — Я даже и представить не могу, что вы имеете в виду. Я ничего не взял, Уезжая из Людена, ничего, кроме своих вещей, присутствующей здесь леди и почтовой кареты, за которую я расплатился.

Левеллер положил найденный пистолет в карман, а тем, что был у него в руке, махнул в сторону.

— Будьте любезны, сядьте обратно на стул и положите руки на стол, и пусть мадемуазель сделает то же самое.

Они неохотно сели. Вынув откуда-то из-под плаща два куска тонкой, но прочной веревки, антидемонист привязал к стулу сначала Люка, потом Тремер.

— Кнеф, — сказал Люк так рассудительно, как мог, хотя уже кипел от возмущения. — Уверяю вас, все это излишне. Тут какое-то недоразумение. И я думал, что мы друзья. Как вы можете…

— Господин Гилиан, мы действительно друзья. И я привязываю вас к стулу, чтобы вы не сделали никаких резких движений, которые заставили бы меня вас покалечить. Прошу вас, поймите правильно: каких бы мучений мне ни стоило покалечить или убить вас, я не дам вам уйти, и я получу обратно то, что вы увезли, покидая Люден.