Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

удалось сделать не намного больше. Еще до рассвета после нескольких неорганизованных уличных стычек роялисты оказались загнаны в крепость. Там они сразу сдались на позорных условиях. Валлийцам и англичанам разрешили уйти в Ладлоу, оставив врагу все склады боеприпасов и провизии, 15 пушек и всех солдат, прибывших из Ирландии. На следующий день полковник Миттон повесил 13 из них.

Ярость, вызванная этим варварским поведением, заставила Руперта отправить Эссексу письмо, подготовленное для него Эдвардом Хайдом. «Я брал в плен тех, кто поднял оружие на Его Величество, людей разных наций: англичан, шотландцев, ирландцев, французов, голландцев и валлонов, людей разной религии и разных взглядов, считающихся христианами, – писал он, – и всегда обеспечивал им пощаду и равноценный обмен… и впредь буду так поступать». Неужели же ожидать подобного поведения от парламента означало ждать слишком многого? Да, это действительно было слишком много. Прошлой осенью парламент выпустил ордонанс, приговаривающий к смерти каждого ирландца или англичанина-католика, родившегося в Ирландии, который будет пойман с оружием, направленным против них. И протест Руперта, и повешения, которые были исполнены в установленном порядке две недели спустя и выглядели как акт мести, были бессильны остановить варварское обращение со всеми пленными из Ирландии. Парламентарии пали жертвами собственной пропаганды, они поверили во все зверства ирландцев и исполнились решимости ответить тем же. Они ступили на жестокий путь, с которого их уже ничто не могло свернуть.

Король на несколько дней впал в глубокое уныние из-за катастрофы в Шрусбери, но решал, как поправить свои военные дела, и ни разу не задумался о возобновлении переговоров. В предпоследний день февраля он тайно написал Ормонду, приказывая предложить ирландским конфедератам приостановку законов против католиков и заключить мир с Конфедерацией «чего бы это ни стоило». Единственно, что имело значение, – это быстро получить как можно больше войск.

В течение нескольких недель, пока армию парламента раздирали ссоры, поскольку палата лордов и палата общин не могли прийти к согласию, пока альянс с шотландцами трещал по швам от напряжения, а проповедники индепендентов вели споры в Вестминстерской ассамблее, перспективы победы короля в войне выглядели достаточно оптимистично. В этот период принц Руперт и Джордж Дигби пользовались его благосклонностью в равной мере и вместе работали над тем, как дальше вести войну. С падением Шрусбери многое изменилось. Потеря этого места на границе с Уэльсом лишила роялистов центра сбора и подготовки войск, на которое долгое время рассчитывал Руперт. Она угрожала коммуникациям между Оксфордом и Честером – портом, который имел жизненно важное значение для связи с Ирландией и был центром сбора поставок из Северного Уэльса. Кроме того, Шрусбери открывал дорогу для нападения на Херефорд и Вустер. Контроль роялистов над валлийскими болотами никогда не был абсолютным, но Руперт и Мориц со своей летучей кавалерией умудрялись держать открытыми проходы из мест, где проводился набор рекрутов, в Северном и Южном Уэльсе до штаб-квартиры короля. Теперь ситуация стала крайне рискованной. Более того, Мэсси в Глостере внезапно собрался с силами, пошел на Форест-оф-Дин, в отчаянной перестрелке нанес поражение сэру Джону Уинтеру, разогнав его людей, и тем самым освободился по меньшей мере от одного из своих врагов.

Руперт в Ладлоу, оценивая угрозу всем своим надеждам, опасался нарушения поставок из Уэльса и, возможно, восстания противников короля в самом Уэльсе. Страна обеднела, а пертурбации войны практически остановили торговлю крупным рогатым скотом. Архиепископ Уильямс из замка Конвей пытался защитить людей и просил, чтобы была проявлена определенная осмотрительность в отношении «наших бедных погонщиков, этого «испанского флота Северного Уэльса», приносящего то немногое серебро, которое у нас есть». Но командиры гарнизонов по всему Уэльсу настаивали на своих требованиях о предоставлении еды и фуража и без разбора устраивали рейды, а недавно Руперт распорядился, чтобы кавалерийские патрули штрафовали тех, кто запаздывал с платежами. Добавьте к этому ссоры между соперничающими командирами, пренебрежение англичан к чувствам валлийцев, возмущение валлийцев поведением англичан и весь комплекс региональных междоусобиц. «Колыбель королевской пехоты» стала теперь местом раздоров, вражды и бедности.

В Оксфорде, судя по всему, родилось предложение перевести двор в Эксетер или Бристоль, чтобы придать позиции короля большую связность. Но оно никогда даже не обсуждалось Советом (по той причине, как считал Хайд, что дамы были против него), поскольку такое подчеркнутое отступление подорвало бы боевой дух сторонников короля и в Англии, и за ее пределами.

Руперт, подавленный тем, что перспектива победы становилась все более сомнительной, стал чаще не соглашаться с Дигби, сангвинический темперамент которого не желал признавать катастрофы и активно восставал против любого предложения возобновить переговоры. В последнее время Карл вернул свое расположение беззаботному лорду Коттингтону, когда-то занимавшему пост канцлера казначейства и в 1639 г. позволившему ему начать войну с шотландцами, не имея денег для оплаты войскам. Эти двое вернули Карлу его природный оптимизм, поэтому, когда французский посланник Сабран в марте посетил его в Оксфорде, то нашел его настроенным категорически против любого примирения, хотя король был уже не так, как раньше, уверен в своей английской армии. Вместо этого он верил в Монтроза и еще больше надежд возлагал на ссоры и раскол в стане противника.

«Раздоры в рядах самих мятежников усиливаются с каждым днем», – с удовлетворением писал Дигби Ормонду. В то же время распри среди королевских командиров не вызывали у него большого беспокойства, и в этом он сильно ошибался. Сабран указал королю, что он должен использовать разброд и шатание среди своих врагов, чтобы подтянуть свои войска и создать угрозу Лондону. Но силы роялистов действовали только на Западе, на границе с Уэльсом и на севере Мидлендса. К тому времени стало ясно, что реорганизация королевской армии не удалась. Руперт, несмотря на всю свою энергию, ум и преданность, не обладал ни опытом, ни характером, необходимыми для выполнения этой задачи. К марту 1645 г. все увидели, насколько провальной была его попытка объединить и скоординировать армии. От лорда Лафборо из Лестера, от сэра Ричарда Байрона из Ньюарка, от лорда Байрона из Честера и все громче и громче с Запада в Оксфорд приходили жалобы. В конце февраля приехал Горинг, который на повышенных тонах поговорил с Рупертом и уехал. За ним в марте последовал Байрон, угрожавший подать в отставку, если к его нуждам в Честере не отнесутся более внимательно.

Но самые большие проблемы скопились на Западе. Там король решил разместить резиденцию принца Уэльского с его собственным советом и двором. Хотя ему еще не исполнилось 15 лет и он был бы всего лишь номинальной фигурой, Руперт предвидел неприятности, если принц