Седьмая чаша - К. Сэнсом

Мне казалось, что ожидание длится целую вечность. Все это время я гадал, какие новые ужасы может придумать Кантрелл. Моей первой мыслью было взять с собой Барака и нагрянуть прямиком к нему в лачугу. Но даже если бы Барак находился сейчас дома, он все равно был бы не полностью дееспособен, поскольку не успел оправиться от полученных травм. Тогда я подумал, что можно взять с собой Филиппа Орра, но не хотел оставлять Джоан и мальчиков без защиты. А для выполнения моего замысла требовались как минимум двое.

Наконец, уже после полудня, в кабинет вошел Харснет. Он выглядел до смерти уставшим. При его появлении я с болезненной гримасой поднялся из кресла за его столом.

— Что случилось, Мэтью? — настороженно спросил он. — Надеюсь, не очередное убийство?

— Нет.

На его лице отразилось облегчение.

— Приношу извинения за то, что заставил вас вернуться…

— В Чартерхаусе возникла серьезная проблема, — стал рассказывать коронер. — Инженер починил механизм поворотного колеса, открывающего сливные ворота. Но за воротами скопилось столько воды, что он боится, как бы при попытке открыть ворота ее напор не снес бы их с петель. Тогда будут затоплены подвалы всех домов на Чартерхаус-сквер, включая дом Кэтрин Парр.

Он посмотрел в окно. День был солнечным и ясным, на что я даже не обратил внимания.

— Мне кажется, я знаю, кто убийца, — сказал я.

Харснет молча воззрился на меня. Я рассказал про работу, которую Кантрелл-старший и его сын выполнили в домах Роджера и Ярингтона. Коронер слушал, не перебивая, а когда я закончил, долго стоял задумавшись.

— Мы должны действовать немедленно, Грегори, — поторопил я.

— Но как же глаза Кантрелла? Ведь он наполовину слепой! Мы видели его, кроме того, как докладывает охранник, он вовсе не выходит из дома.

— А что, если с его глазами все не так плохо, как он говорит? Человек может иметь слишком слабое зрение, чтобы прочитать наклейку на флаконе с лекарством, но этого ему вполне хватит, чтобы убивать. И можно ли придумать лучшее прикрытие, чем объявить себя наполовину слепым? За толстыми линзами очков прятаться удобнее всего. Он никогда не пускает охранника в дом и поэтому мог отлучаться без его ведома.

— И он знал Локли, — задумчиво сказал Харснет, — и Годдарда. А теперь нам стало известно, что он побывал в домах Роджера Эллиарда и преподобного Ярингтона. Когда же он посещал реформаторскую секту, в которую входил его отец, то мог слышать о других людях, отошедших от этих воззрений.

— Вестминстер всего лишь в шаге от нас, — напомнил я.

— Мне известно, где живут констебли. — В голосе Харснета появилась решимость. — Я вызову двух или трех, и мы сейчас же отправимся туда.

— Пока он не нанес новый удар.

— Вы думаете, он это сделает?

— Я всегда так думал, мастер Харснет.

— Согласен. Дьявол слишком крепко держит его в своих лапах и не отпустит просто так.

Мы быстро дошли до Вестминстера. Я сгорал от нетерпения, стоя под высокой колокольней на оживленной площади и ожидая, пока Харснет найдет констеблей. Наконец он появился в сопровождении трех крепких молодых людей в форме и с оружием. Вестминстер был беспокойным местом, и в констебли здесь брали молодых и сильных.

Харснет сообщил констеблям, что нужно задержать подозреваемого в убийстве, и предупредил, что преступник очень опасен. Мы отправились на монастырский двор. При виде констеблей небольшая стайка проституток, щебетавших друг с другом у ворот, мгновенно упорхнула. Харснет занес руку, чтобы постучать в дверь Кантрелла, но я остановил его.

— Нет, оставьте двух человек здесь, а мы обойдем дом и сначала поговорим с охранником.

— Хорошо, давайте так и поступим.

Мы двинулись по грязному узкому проходу, огибавшему дом. Наши шаги эхом отражались от стен. Констебль толчком отворил ворота, ведущие во двор Кантрелла. Он был пуст, дверь маленького сарая закрыта. Мы с Харснетом подошли к трухлявому заднему окну дома и заглянули внутрь. Запущенная гостиная, представшая нашим взорам, также была безлюдна. Тем временем констебль распахнул дверь сарая. Заглянув внутрь, он не удержался от смеха. Мы подошли к нему и увидели охранника Кантрелла, вольготно раскинувшегося на охапке грязной соломы. Мужчина громко храпел и, по всей видимости, был мертвецки пьян.

— Подъем! Петушок пропел давно! — громко и весело проговорил констебль и пнул спящего носком сапога.

Тот пошевелился, сонно застонал и открыл глаза. Харснет, склонившись над нарушителем дисциплины, вперился в него яростным взглядом.

— Значит, вот как вы выполняете свой долг! — с ненавистью прошипел он. — Архиепископу будет доложено об этом.

Охранник с видимым усилием заставил себя сесть. Я услышал капающий звук и, повернув голову, увидел в углу сарая бочонок. Он был наполовину полон пивом.

— Он позаботился о том, чтобы у охранника появилось искушение, перед которым тот не смог бы устоять, — констатировал я.

— Где он? — рявкнул Харснет. — Где Кантрелл? Он в доме?

— Я не знаю, — промычал опростоволосившийся охранник. — Он не пускает меня внутрь, сэр, и заставляет постоянно находиться здесь. Он вообще какой-то ненормальный, — с надутым видом добавил он.

— Ты даже не представляешь, насколько ты близок к истине, болван, — пробурчал Харснет и отвернулся. — Идемте в дом.

Церемониться мы не стали. По знаку Харснета констебль вдребезги разбил недавно починенное окно, и один за другим мы забрались внутрь. Пьяный охранник остался во дворе и наблюдал за нами. На лице его было написано отчаяние, поскольку он понимал, что, вероятнее всего, остался без работы.

В доме нас встретила тишина.

— У меня такое чувство, будто я снова оказался в доме Годдарда, — прошептал Харснет.

Я увидел в углу окровавленную палку, которой Кантрелл якобы ударил напавшего на него незнакомца, и подумал, на голову какой из его жертв пришелся этот удар?

— Позовите констеблей, которые дежурят на улице, — предложил я. — Пускай обыщут дом.

Констебли отправились осматривать комнаты. Я велел им ни к чему не прикасаться. Через пару минут они вернулись с сообщением о том, что дом пуст.

— Давайте поглядим, что удастся найти нам, — сказал я Харснету.

В гостиной не было ничего, в соседней с ней кухне — тоже, только грязь да куски протухшей еды на разделочном столе.

Мы повернулись к массивной дубовой двери, которая, как когда-то сказал мне Кантрелл, вела в мастерскую его отца. На ней висел тяжелый замок, и, чтобы сбить его, потребовались усилия двух констеблей. Ставни на окнах мастерской были закрыты, поэтому внутри царила темнота. Возле одной из стен я заметил какие-то каменные плиты и тележку. Поколебавшись у порога, я заставил себя войти в комнату, снял со ставней железные решетки и открыл окна, впустив в помещение свет и уличный шум.

Вдоль стены рядком стояли три больших деревянных сундука, кроме того, я узнал тележку лжеторговца. Именно в ней, надевая личину коробейника, он возил разные безделушки. И тела — мертвые или находящиеся в бессознательном состоянии. Внезапно меня наполнил гнев. Он был вызван мыслью о том, что наделал Кантрелл. И я сам.

— Каким же я был дураком! — в отчаянии воскликнул я.

— Почему только вы? — откликнулся Харснет. — Он одурачил всех нас.

— Я виноват в том, что позволил обвести себя вокруг пальца. Я видел Кантрелла именно таким, каким он хотел казаться: несчастным, с которым жизнь обошлась несправедливо и жестоко.

— Необходимо обыскать эти сундуки, — негромко заметил Харснет.

— Я займусь вот этим, а вы — этим.

Я поднял крышку ближайшего ко мне сундука, содрогаясь от мысли о том, что могу там обнаружить. Но внутри была лишь кипа одежды для переодевания в различных уличных персонажей: разные лохмотья, а также парики и накладные бороды. Целый актерский гардероб.

— Все это, должно быть, стоило ему немалых денег, — прокомментировал находку Харснет.

— Многие из этих вещей выглядят старыми и неоднократно бывшими в употреблении.

В сундуке, который обыскивал Харснет, находились обернутые в лоскуты склянки с сушеными травами и какими-то жидкостями. Я с величайшей осторожностью принялся открывать их. В одной колыхалась густая желтая жидкость с горьким запахом. Я поднес пузырек к свету и проговорил:

— Думаю, это и есть тот самый двейл.

— Где он мог раздобыть его?

— Он изготовил его сам, использовав формулу мастера Годдарда.

Я взял другую бутылочку, осторожно понюхал и вылил несколько капель ее содержимого на пол. Деревянные доски зашипели и задымились.

— Витриол.

— Больше сомнений быть не может, — констатировал Харснет.

— Никаких, — подтвердил я. — Откуда в нем эта всеобъемлющая ненависть?

— От дьявола, — произнес Харснет так, словно это было очевидной истиной, и посмотрел на меня.