Сын шевалье - Мишель Зевако

И новый — последний — всплеск сил! Вдруг опять сверкает, как молния, неотразимое мулине. Раз — и предсмертный хрип: кто-то упал, чтобы уже не встать. Два — глухой стон: еще один на земле. Вжик — и слышится вопль:

— Проклятье!

Это рухнул наземь Лонваль.

Итого — тринадцать! Тринадцать убийц осталось лежать в пыли! А ведь их — считая Кончини — в самом начале боя и было тринадцать!

Но в глазах у Жеана уже потемнело… Он погиб — это ясно всем без исключения и даже ему самому.

В это мгновение Роктай — последний из дворян, оставшийся в строю, — полный жажды мести за побежденных товарищей, забывает приказ хозяина.

С отчаянным воплем «Умри, собака!» он делает глубокий выпад. И изрыгает страшное ругательство: его шпага встретила пустоту! Жеан исчез!

Банда застыла в изумлении. Тишина — а потом взрыв криков, божбы, проклятий, угроз. Все дружно бросились к двери,. заколотили в нее кулаками, ногами, рукоятями шпаг…

Но дверь оказалась крепкая, выстояла. Тогда все стремглав помчались вокруг усадьбы — искать, нельзя ли где перебраться через стену.

Кончини же тем временем, побледнев от стыда и дрожа от ярости, глядел на дорогу. Там и сям в лужах крови валялись бездыханные тела убитых, стонали и корчились от боли раненые…

Тут он вспомнил о Гренгае, Каркане и Эскаргасе. Что если за этой дверью прячутся все четыре бретера? Как знать! А вдруг они нападут на них все вчетвером? Вон сколько натворил один Жеан — ясно, что Кончини с десятком оставшихся брави не долго продержатся против этих чертей. Лучше убраться отсюда, да поскорей!

Он созвал свою банду, и мрачно, в молчании, понурив головы, они отправились в город, увозя с собой убитых и раненых.

Глава 40

В ДОМЕ ПЕРЕТТЫ-МИЛАШКИ

Сражаясь, Жеан услыхал за спиной негромкий скрежет засова, не удивился и сразу все понял. Первая мысль его была такая: «Черт побери! Я же знал, что не смею сейчас умирать!»

Он отступил, потрогал рукою дверь — та слегка подалась. Собрав все остатки сил, он продолжал отбивать самые опасные удары.

Вдруг дверь отворилась настежь. Не повернувшись, не поглядев назад, он прыгнул — и в то же мгновение услышал, как кто-то закрыл калитку, задвинул засовы, повернул ключ на два оборота и бросил его в кусты — не то из сугубой предосторожности, не то просто так, машинально.

Все это произошло в один миг…

Уже темнело. Жеан увидел силуэт юной женщины в одежде работницы, но не разглядел ее хорошенько и не поблагодарил. Она же только шепнула: «Тс-с-с!», повернулась к нему спиной, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.

Наконец она выпрямилась и сказала:

— Ушли.

И тут Жеан смог рассмотреть свою спасительницу. Она была прелестна: стройная, хрупкая, нежная, чуть выше среднего роста. Ослепительно белая кожа; дивный венец рыжеватых волос; ручки и ножки — как у аристократки. Бессознательное достоинство в движениях, серьезное, слегка печальное лицо…

Жеан Храбрый галантно поклонился ей:

— Сударыня…

И вдруг опомнился:

— Да это же ты! Перетта! Сестричка-красотка!

Перетта, сестра Гренгая и возлюбленная Карканя — а это и впрямь была она — ласково улыбнулась. Улыбка ее была полна очарования невинности, только вот при слове «сестричка» лицо ее на мгновение чуть затуманилось. Впрочем, тотчас на румяных губках вновь расцвела ясная улыбка.

Жеан подхватил ее на руки, приподнял, запечатлел на бархатистых щечках два нежных братских поцелуя. Она слегка побледнела и сказала одно лишь слово:

— Пойдемте.

Жеан послушно последовал за ней в домик посреди сада. Неожиданная встреча поразила его еще больше, чем недавняя смертельная схватка.

Давно уже Перетта мечтала выйти замуж за Жеана. Ради этой мечты (а впрочем, еще и из бессознательной врожденной гордости) она оставалась чиста в среде людей, которым чистота была неизвестна. Но вот наступило время — и она нашла в себе силы отречься от своих надежд.

Перетта была умна, сообразительна, на диво серьезна; сердце у нее было благородное и доброе. Все эти качества заменяли ей образованность и воспитание.

Она поняла: Жеан ей не ровня. Нет сомнения — он какого-то очень знатного рода и рано или поздно обязательно узнает об этом. Перетта сказала себе: «Он не может быть моим и никогда не будет. Я сумею разлюбить его.»

Правда, мы не рискнем утверждать, что она не сохранила толику надежды: ведь собой она была очень хороша и знала это. Но свои чувства у нее хватило гордости скрывать. Железная воля помогла ей справиться с любовью или даже вовсе убить ее.

Так продолжалось довольно долго. Но вот Перетта увидела: сердце Жеана занято, принадлежит другой! Она давно этого ожидала, но удар был все-таки тяжел. Воля и тут в конце концов помогла ей смирить свою страсть. Жеан и вправду сделал Перетте много добра — она же, хоть и казалась с виду строга и сдержанна, умела глубоко чувствовать. Она пересилила себя, и вся ее любовь обратилась в чистейшую признательность и сестринскую привязанность.

Но как бы она ни владела собой — всякому ясно: без страданий такие жертвы не приносятся. Вот почему мы видели, как лицо ее затуманилось…

Перетта вошла к себе в рабочую комнату, за ней туда шагнул и Жеан. Здесь она стирала и гладила для богатых клиентов. Посреди комнаты стоял стол, заваленный грудами накрахмаленного белья; кругом на веревках колыхались волны роскошных кружевных платьев и юбок.

У порога Перетта кликнула подручную — кряжистую тетку лет пятидесяти по имени Мартина — и что-то шепнула ей.

Жеан не обратил на это внимания — он пока не пришел в себя.

— Как же ты здесь очутилась… да еще так кстати? — спросил он. Голос его невольно срывался, хотя он и старался говорить весело. — Ты мне жизнь спасла, Перетта! Если бы не ты, Жеан Храбрый непременно бы погиб.

— Полноте! — возразила она, как всегда строго и с достоинством. — Что вы, сударь, так кричите? Вы и сами кое-кого спасли, только так не шумели. Подумаешь дело какое — вовремя дверь приоткрыть!

Жеан засмеялся, чтобы скрыть смущение.

— Да как же ты все-таки здесь очутилась? Что ты здесь делаешь?

— Но это же, сударь, мой дом!

— Вот оно что! Так ты переехала за город?

— Сами видите, сударь.

— Ты так разбогатела?

— Не то что разбогатела, а брат дал мне денег, я на них и завела свое дело. А идет оно хорошо; пожалуй что, если так и дальше будет, я стану даже чересчур уж богатая.

— А все равно как была тихоня, так и осталась, — подтрунивал над Переттой Жеан.

— Ну и что? Если повезло, подвернулось несколько хороших заказчиц — так сразу и в пляс пускаться?

— Какое тут повезло! Просто ты симпатичная, да работаешь как проклятая, да…