Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

— Я надеюсь, ты понимаешь, Цинна, — мягко сказал Цезарь Гельвию Цинне чуть позже, — что это только цветочки. Все это ты должен повторить завтра, перед расширенным собранием. Но я ценю твой жест. Пойдем ко мне, выпьем вина и поговорим о твоих новых поэмах.

Кампания «царь Рима» внезапно затихла, словно ее не было и в помине. Тем, кто не присутствовал на собрании, просто сказали, что Цезарь не видит разницы между значениями слов «рекс» и «цезарь», и они это судорожно проглотили. Как Цицерон заметил Аттику (им так и не удалось решить в свою пользу вопрос с переселением неимущих в Бутрот), плохо одно — то, что люди забыли, каким может быть Цезарь, когда его выведут из себя.

Впрочем, памятное собрание не прошло без последствий. В февральские календы палата собралась под председательством Марка Антония и проголосовала за пожизненное диктаторство Гая Юлия Цезаря. Пожизненное. Никто, от Брута с Кассием до Децима Брута с Требонием, не осмелился встать слева от курульного возвышения, когда началось голосование. Декрет приняли единогласно.

2

Теперь в состав клуба «Убей Цезаря» входил двадцать один человек: Гай Требоний, Децим Брут, Стай Мурк, Тиллий Кимбр, Минуций Базил, Децим Туруллий, Квинт Лигарий, Антистий Лабеон, братья Сервилии Каски, братья Цецилии, Попиллий Лигурийский, Петроний, Понтий Аквила, Рубрий Руга, Отацилий Насон, Цезенний Лентон, Кассий Пармский, Спурий Мелий и Сервий Сульпиций Гальба. Помимо своей ненависти к Цезарю Спурий Мелий назвал еще одну весьма странную, хотя и логичную причину своего вхождения в клуб. Четыре века назад его предок, тоже Спурий Мелий, пытался сделаться царем Рима. И убить Цезаря — это для него, Спурия, единственный способ смыть позорное пятно с его семьи, которая с тех пор так и не оправилась. Впрочем, обретение Гальбы больше обрадовало основателей клуба, ибо он, как патриций и экс-претор, пользовался огромным влиянием. В ранний период галльской войны Гальба даже провел кампанию в Альпах, но так плохо, что Цезарь быстренько отослал его от себя. Кроме того, Гальба был одним из тех, кому Цезарь наставил рога.

Помимо него только шестеро членов клуба могли претендовать на некоторую известность, но, к сожалению, остальные, как мрачно говорил Требоний Дециму Бруту, были жалкой кучкой людишек, или на что-то претендующих, или уже бывших.

— Самое лучшее в ситуации — это то, что никто не проболтался. Я даже шепотка не слышал, что существует какой-то там клуб.

— Я тоже не слышал, — сказал Децим Брут. — Если бы нам удалось заполучить еще двух китов вроде Гальбы, дело бы сдвинулось с мертвой точки. Двадцать три члена — это уже команда, вполне способная биться за голову Октябрьского коня.

— А наше предприятие очень похоже на состязание за голову Октябрьского коня, — сказал, помолчав, Требоний. — Если подумать, мы хотим сделать то же самое, так? Убить лучшего боевого коня, какой есть в Риме.

— Абсолютно согласен. Цезарь на класс выше всех. Никто не может даже надеяться затмить этого сверхгероя. Если бы была надежда, не было бы нужды убивать его. Хотя у Антония грандиозные планы — ха! Требоний, Антония тоже придется убить. Что ты на это скажешь?

— Я не согласен, — сказал Требоний. — Если мы хотим жить и процветать, все должны считать нас патриотами! Убьем хоть одного из подчиненных Цезаря — и превратимся в мятежников и изгоев.

— С Долабеллой можно иметь дело, — сказал Децим Брут. — А Антоний дикарь.

Тут его управляющий постучал в дверь кабинета.

— Господин, пришел Гай Кассий.

Децим Брут и Требоний тревожно переглянулись.

— Приведи его, Бокх.

Кассий вошел с довольно неуверенным видом, что показалось странным. Обычно в неуверенности его нельзя было упрекнуть. Все, что угодно, только не это.

— Я не помешал? — спросил он, что-то почуяв.

— Нет-нет, — ответил Децим Брут, придвигая третье кресло. — Вина? Или сначала поешь?

Кассий тяжело опустился в кресло, свел вместе руки, сплел пальцы.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

Воцарилось молчание, которое почему-то трудно было прервать. Первым заговорил Кассий:

— Что вы думаете о нашем пожизненном диктаторе?

— Что мы сами сделали палку для наших спин, — ответил Требоний.

— И что мы больше никогда не будем свободными, — добавил Децим Брут.

— Я думаю так же. И Марк Брут тоже, хотя он не верит, что с этим можно что-либо сделать.

— А ты, Кассий, значит, считаешь, что можно что-нибудь сделать? — спросил Требоний.

— Можно! — воскликнул Кассий. — Его надо убить.

Он поднял янтарно-карие глаза на Требония и увидел в его унылом лице нечто такое, что заставило его затаить дыхание.

— Да я сам с удовольствием расколол бы этот жернов, висящий у нас на шеях!

— Как же ты сделал бы это? — спросил Децим Брут, напуская на себя озадаченный вид.

— Я не… я не… я пока не знаю, — заикаясь, ответил Кассий. — Вы понимаете, эта мысль появилась у меня только сейчас. Пока мы все не проголосовали за его пожизненное диктаторство, мне было как-то все равно, сколько он проживет. Но время ведь на него не влияет! Он будет таскаться на заседания сената даже в девяносто! У него фантастическое здоровье, а его ум всегда будет ясным.

По мере того как Кассий говорил, голос его становился громче. Две пары светлых сочувственных глаз внимательно следили за ним. Он понял, что попал к единомышленникам, и расслабился. Но все же решил уточнить:

— Я — единственный, кто так думает?

— Ни в коем случае, — ответил Требоний. — Фактически ты можешь вступить в клуб.

— Клуб?

— Клуб «Убей Цезаря». Мы так назвали его, чтобы в случае чего выдать все за шутку. Просто люди, которым Цезарь не нравится, собираются для заочных диспутов с ним. Убивают его, так сказать, в политическом смысле, — объяснил Требоний. — Пока в клубе двадцать один человек. Ты хочешь вступить?

Кассий решил этот вопрос с той же скоростью, с какой удрал от реки Билех в Сирию, оставив Марка Красса на произвол судьбы.

— Считайте меня членом вашего клуба, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — А теперь я с удовольствием выпью вина.

Двое основателей с вполне понятной охотой принялись знакомить Кассия с историей клуба: когда зародилась идея его создания, как она воплощалась в реальность, чего удалось достичь на текущем этапе борьбы за голову жертвенного коня. Кассий слушал с большим интересом, пока ему не перечислили имена.

— Мелочь, — откровенно прокомментировал он.

— Ты прав, — согласился Децим, — но играющая свою роль. Важно количество вовлеченных в игру. Причем политически важно. К примеру, boni никогда не было много, и они проиграли. А мы возьмем числом, чтобы наши действия не походили на тайный заговор. Мы этого не хотим.

Заговорил Требоний:

— Твое участие — как награда, которую мы уже отчаялись получить, Кассий, потому что ты обладаешь реальным влиянием. Но даже Кассия и патриция Сульпиция Гальбы может не хватить для того, чтобы наше дело выглядело актом… э-э-э… героизма, как это задумано нами. Я хочу сказать, мы — тираноубийцы, а не просто убийцы! Вот кем мы должны выглядеть, когда все будет сделано, когда все кончится. Мы должны подняться на ростру и объявить всему Риму, что проклятие тирании снято с нашей любимой родины, чтобы нас чествовали, чтобы о каком-либо судебном расследовании, наказании или порицании и речи бы не зашло. Людей, которые освобождают свою страну от тирана, не подвергают гонениям, а прославляют. Рим и раньше сбрасывал тиранию, и те, чьими руками это проделывалось, достигали верха почитания. Взять Брута, который прогнал последнего царя и казнил своих собственных сыновей, когда они пытались вернуть монархию! Или Сервилия Ахалу, убившего Спурия Мелия, когда тот попытался сделаться царем Рима…

— Брут! — прервал его Кассий. — Брут! Теперь, когда Катон мертв, мы должны заполучить в наш клуб Брута! Прямого потомка первого Брута и, через свою мать, наследника Сервилия Ахалы! Если мы сумеем убедить Брута присоединиться к нам, мы будем в безопасности, никто и не подумает судить нас.

Децим Брут напрягся, в его глазах блеснул холодный огонь.

— Я тоже прямой потомок первого Брута. Ты полагаешь, мы уже не подумали об этом? — возразил он.

— Да, но ты не потомок Сервилия Ахалы, — сказал Требоний. — Марк Брут превосходит тебя, Децим, тут бесполезно сердиться. Он самый богатый в Риме, поэтому его влияние колоссально. Он одновременно и Брут, и патриций Сервилий. Кассий прав, он нужен нам! Тогда у нас будут два Брута, и мы не проиграем!

— Хорошо, я понял, — сказал Децим, успокаиваясь. — Но, Кассий, как мы сможем втянуть его в нашу игру? Признаюсь, я недостаточно хорошо его знаю, но, судя по тому, что мне о нем известно, он не примет участия в тираноубийстве. Он покорный, пассивный, анемичный.