КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко

27 сентября (16 ч. 26 мин.) — советский сотрудник звонит Сильвии Дюран и говорит ей, что американец посетил их и показал письмо из советского консульства в Вашингтоне, заявив, что он продолжительное время ждет визы для себя и своей жены на поездку в Советский Союз, но ответа из Вашингтона нет и что ожидание длится уже четыре или пять месяцев. Американец показал также письмо, подтверждающее, что он является членом Комитета справедливого отношения к Кубе, заметив, что кубинцы не могут выдать ему визу без наличия советской. Сильвия Дюран говорит, что у них та же проблема, американец находится еще в их консульстве. Они не могут выдать ему транзитную визу, пока ему не будет гарантирована советская виза, однако, несмотря на это, он хочет поехать на Кубу, чтобы там ожидать ее получения. На Кубе знакомых у него нет. На этом беседа подходит к концу. Сильвия Дюран говорит, что она сделает отметку на его «карточке», а советский сотрудник в заключение произносит: «Кроме того, он нам неизвестен», — и приносит извинения за причиненное беспокойство. Сильвия Дюран отвечает, что все в порядке.

28 сентября (11 ч. 51 мин.) — Сильвия Дюран звонит в советское посольство из кубинского консульства. Она говорит, что американец вновь у нее. Ответивший просит ее подождать. Когда другой советский служащий берет трубку, Сильвия передает свою американцу, который пытается по-русски говорить с советским служащим. Последний отвечает по-английски. Американец просит его говорить по-русски, говорит, что он был в советском посольстве, беседовал с консулом и что тот записал его адрес. Советский служащий отвечает, что он это знает. Тогда американец произносит нечто загадочное: «Но он мне неизвестен. Я пришел в кубинское посольство, чтобы спросить их о моем адресе, потому что он у них имеется». Советский служащий приглашает его еще раз зайти и оставить адрес, американец соглашается.

Согласно нашим записям (прослушивания телефонов. — О.Н.), Освальд не звонил в советское и кубинское посольства до вторника 1 октября 1963 г. Предыдущие дни были воскресенье и понедельник. Содержание его последующих звонков свидетельствует, что он не вступал в контакт с советскими представителями в указанные дни.

1 октября (10 ч. 31 мин.) — неизвестный звонит советскому военному атташе и на ломаном русском языке говорит, что был у них в субботу (28 сентября) и беседовал с консулом. Ему сказали, что пошлют телеграмму в Вашингтон, и он хочет узнать, есть ли какие новости. Советский служащий просит позвонить по другому номеру: 15-60-55 — и спросить консула.

1 октября (10 ч. 35 мин.) — телефонный звонок, в котором Ли Освальд назвал свое настоящее имя (о чем телеграммой был информирован Вашингтон 9 октября 1963 г.), объясняя, что в предыдущую субботу посетил посольство и беседовал с консулом. Ему сказали, что пошлют телеграмму в Вашингтон, и он хочет знать, есть ли какие новости.

Он не может припомнить имя консула. Ответивший — охранник посольства Объедков — уточнил: «Костиков, такой темноволосый». Освальд ответил: «Да. Меня зовут Освальд». Советский служащий попросил минутку подождать и затем ответил, что пока ничего не получено. Освальд спросил: «Может быть, они ничего не сделали?» Охранник ответил, что был направлен запрос, но пока никакого ответа не получено. Освальд произнес: «И что…», но советский служащий повесил трубку.

3 октября (15 ч. 39 мин.) — неизвестный звонит по телефону советского военного атташе и сначала на ломаном испанском, а затем по-английски спрашивает о визе. Его отсылают в консульство, называя телефон 15-60-55. Звонивший записывает номер. Сотрудник атташата не отвечает на следующий вопрос, может ли звонивший получить визу, и разговор прекращается (нет серьезных оснований увязывать этот звонок с Освальдом, который, как теперь известно, в этот день въехал в США через г. Ларедо)».

На основе приведенных расшифровок наши противники сделали тогда следующий вывод: «До тех пор пока не будут обнаружены прямые доказательства советской причастности (к покушению. — О.Н.), более вероятно, что общение Освальда с сотрудниками КГБ Объедковым и Костиковым явилось роковым совпадением. Совпадением, связанным отчасти с советской привычкой ставить сотрудников разведки в посольствах на должности, где они осуществляют прием значительной части посетителей и телефонных звонков. Все пять консульских служащих советского посольства — разведчики или подозреваются в принадлежности к разведке. Несомненно, если бы Освальд был агентом, подготовленным для совершения убийства или проведения диверсий, они воспрепятствовали бы его открытым визитам и телефонным звонкам в посольство в Мехико после того, как он попытался пару раз сделать это. Наш опыт плотного изучения советской разведки в Мексике показывает, что они порой ошибаются и иногда небрежны в своих методах, но не допускают столь непростительных промахов».

С профессионально-технологической стороны вывод абсолютно правильный. Лишь в одном заблуждались наши оппоненты. В консульском отделе советского посольства в Мехико работало не пять служащих, а только трое, но все мы действительно были сотрудниками разведки. И любой посетитель, обращавшийся в отдел по различным вопросам, неизбежно вступал в контакт с представителями КГБ, сам того не подозревая, а может, и подозревая.

Твердо убежден, что, если сложить воедино наши свидетельства о встречах с Освальдом и содержание приводимых документов американской разведки, не останется места никаким спекуляциям по поводу «подлинности» Освальда, посетившего советское и кубинское посольства в сентябре 1963 года.

По моему мнению, вполне допустимы и причины путаницы с фотографией неизвестного посетителя нашего посольства, вначале принятого за Освальда, изложенные в том же документе: «В своем первичном сообщении от 9 октября резидентура в Мехико сообщила, что располагает фото предположительно американского гражданина, покидающего советское посольство 1 октября 1963 г., в день, когда Освальд звонил туда. (Строго засекреченная операция в Мехико обеспечивает нас негласными фотографиями не всех, но многих посетителей советского посольства, сделанными с помощью телеобъективов.)

Соответственно, 24 октября 1963 г. мы телеграммой запросили Военно-морское министерство выслать нам фото Ли Освальда периода его службы в морской пехоте для сравнения снимков. Мы не получили такой фотографии до 22 ноября 1963 года, но в любом случае оказалось, что человек, снятый у советского посольства, не был Освальдом. Так случилось, что ни один из нескольких оборудованных фотокамерами наблюдательных постов в Мехико не сделал снимка Освальда, пригодного для идентификации».