Охота. Я и военные преступники - Карла дель Понте

Президенту Совета безопасности потребовалось несколько недель для выпуска официального заявления, в котором снова не содержалось ничего, кроме требований. Сербию и Черногорию вновь призывали к сотрудничеству с трибуналом и к немедленному аресту Младича и Караджича. Заявление президента Совета было абсолютно беззубым. За несколько дней до моего выступления в Нью-Йорке сотрудник министерства иностранных дел в Белграде нанес нам очередное оскорбление. Во вторник 13 июля в 9–30 утра сотрудники трибунала вручили властям ордер на арест Горана Хаджича, президента самопровозглашенной республики, созданной Милошевичем и Югославской национальной армией в Хорватии в 1991 году. Трибунал обвинял Хаджича в преследовании и насилии в отношении хорватов и представителей других этнических групп на территории сербской республики в Хорватии. Сербские солдаты и члены полувоенных образований убили сотни гражданских лиц, в том числе женщин и стариков, десятки тысяч людей были вынуждены покинуть свои дома. Человек, поддерживавший идеи трибунала, следил за Хаджичем вплоть до вынесения обвинения. Хаджич жил в Нови-Саде. Этот город расположен на берегу Дуная, к северо-западу от Белграда. Хаджич в шортах и футболке работал в саду, когда у него зазвонил мобильный телефон. Это произошло через несколько часов после того, как в Белград был доставлен ордер на его арест. Звонок, поступивший из министерства иностранных дел, длился всего несколько секунд. Хаджич скрылся в доме и появился через несколько минут полностью одетым и с чемоданом. Он сел в машину и уехал. Наблюдатель сделал фотографии — на них Хаджич разговаривает по телефону, выходит из дома и уезжает. Мы предъявили эти фотографии международному сообществу, чтобы показать, что на самом деле делают белградские власти. В тот же день мы получили информацию о том, что генерал Ратко Младич живет близ сербского города Заечар, возле границы с Болгарией.

Давление со стороны США и Евросоюза, мой доклад Совету безопасности о постоянном отказе Белграда от сотрудничества, статьи иностранных журналистов, посвященные девятой годовщине резни в Сребренице, и скандальные фотографии бегства Хаджича подтолкнули премьер-министра Коштуницу изменить отношение к трибуналу. Следы Хаджича еще не остыли, когда Коштуница назначил ответственным за отношения с трибуналом Небойшу Вуйовича. Затем премьер отправил Вуйовича сообщить нам, что Белград очень серьезно относится к исполнению своих обязательств. Вуйович отказался войти в здание трибунала через парадный вход. Его незамеченным провели в мой кабинет. Наш разговор шел за большим столом. Вуйович сообщил, что отношения с трибуналом — главный приоритет международной политики Белграда. От этого, по его словам, зависело будущее Сербии. Характер сотрудничества с трибуналом определял, будет ли Сербия принята в Евросоюз и сможет ли рассчитывать на военное сотрудничество с НАТО. Вуйович сказал, что Сербия хочет как можно быстрее и рациональнее решить все проблемы, связанные с трибуналом. Все это мы слышали и 14 месяцев назад.

Потом Вуйович произнес речь, которую мы с моими помощниками впоследствии прозвали «медведь в лесу»: именно такую аналогию наш гость использовал при рассказе о том, как Сербия выявляет менее значимых разыскиваемых, убеждает их сдаться добровольно и, таким образом, способствует изоляции и задержанию Младича. Арест «медведя в лесу» — дело двух-трех месяцев. Гражданские и военные службы безопасности Белграда, по словам Вуйовича, активно сотрудничают с иностранными разведками, занимающимися поисками Младича. Но представитель Белграда предупредил нас, что других обвиняемых, в том числе Горана Хаджича и четырех генералов полиции и армии, которых трибунал разыскивал по обвинению в участии в этнических чистках в Косово, Сретена Лукича, Владимира Лазаревича, Властимира Джорджевича и Небойшу Павковича, нужно судить в Сербии. Только после этого можно говорить о передаче этих лиц Гааге. Вуйович сказал, что влиятельные члены сербского общества, в том числе и глава сербской православной церкви, Святейший Патриарх Павел, сделали Младичу «абсолютно ясное предложение». Вуйович заявил, что за неделю до его визита в стране началась широкая кампания по убеждению сербского народа в том, что сотрудничество с трибуналом необходимо. В этой кампании активно участвовало национальное телевидение. Затем Вуйович добавил: «Мы понимаем, что произошло в Сребренице, и хотим положить конец разногласиям… Мы считаем, что интересы прокурорской службы и нашего государства совпадают: мы хотим войти в Евросоюз, а вы — завершить работу трибунала… Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, если вы поможете нам». При этой встрече присутствовал представитель Соединенных Штатов, который фиксировал все сказанное посланцем Белграда.

Я тогда подумала, что либо все то, что сербы выслушивали в течение почти десяти лет, наконец-то дошло до Коштуницы, либо Коштуница решил предложить что-то американцам, которые могут помочь ему построить грандиозную muro di gomma. Я затронула неприятный вопрос — бегство Горана Хаджича. «Мы знали, где он находился, — сказала я. — Обвинение хранилось в тайне. Но информация все же просочилась в СМИ». Вуйович сказал, что Коштуница не имел никакого отношения ни к бегству Хаджича, ни к утечке. Он заявил, что обвинение поступило в самый неподходящий момент — именно тогда, когда Белград начал проводить новую стратегию.

Я скептически отнеслась к способности Белграда провести суды над теми, кто обвиняется в совершении военных преступлений. Сербская система правосудия в тот момент представляла нечто вроде виртуальной реальности. Все ключевые посты по-прежнему занимали назначенцы Милошевича и его сторонники. Но я знала, что США предоставляют сербскому правительству значительную техническую помощь по созданию местной судебной палаты по расследованию военных преступлений. Вскоре Белград должен был получить финансовую помощь для защиты важных свидетелей. Я предложила изучить эффективность сложившейся юридической системы с помощью запроса к судебной палате трибунала о передаче под юрисдикцию Белграда одного относительно несложного дела. Конечно, речь не шла о деле Хаджича или одного из четырех генералов, обвиняемых в этнических чистках в Косово. «Вы должны отдать мне Хаджича и Младича, — заявила я. — А позже и тех генералов, о которых мы говорили… Хаджича вы должны арестовать на этой неделе, а Младича на следующей».

Мне в очередной раз рассказали о том, что у Младича «есть целая охранная сеть, связанная с военными. Эти люди предпочтут убить генерала, чем выдать его трибуналу». Я тут же переключилась на генерала Кргу, начальника генерального штаба югославской армии, недавно переименованной в армию Сербии и Черногории. Вместе со ставленником Коштуницы и ангелом-хранителем Младича, генералом Ако Томичем, генерал Крга несколько месяцев тому назад уверял меня, что армия не охраняет Младича. «Вам может помочь генерал Крга, — саркастически заметила я, постаравшись сделать свое замечание максимально ядовитым. — В мае 2003 года я передала Белграду информацию о местонахождении Младича… и знаю, что она тут же стала ему известна Младичу». После беседы Вуйович и представитель США вышли из здания трибунала через черный ход абсолютно незамеченными.