Рыцари былого и грядущего. Том I - Сергей Катканов

Храмовники поставили богатство на службу неимущим, постепенно изобретая всё новые технические способы сделать своё социальное служение максимально эффективным. Что получал Орден, создавая продовольственные резервы и перебрасывая ресурсы из одной провинции в другую? Ничего, кроме убытков. Выигрывал мир, то есть люди, не имевшие к Ордену никакого отношения. Христианский мир в эпоху тамплиеров забыл о том, что такое массовый повальный голод. Кажется, Европа только от тамплиеров и узнала, что она — Европа.

Сиверцев и Лоуренс сидели в шикарных апартаментах последнего в Гондерском замке за массивным дубовым столом. Сэр Эдвард мечтательно склонил голову, подперев её рукой, и блаженно улыбнулся, глядя на Андрея, который вдруг увидел перед собой мальчишку-романтика. Взгляд сурового британца стал совершенно детским и простодушным. Кажется, именно это и был настоящий Лоуренс: доверчивый, ранимый, влюбчивый ребёнок. Впрочем, Андрей понимал, что неприступный и непреклонный, суровый до жестокости и надменный британский рыцарь — это тоже настоящий Лоуренс. Сэр Эдвард тем временем мечтательно протянул:

— А не выпить ли нам, мой русский друг, по бутылочке доброго кипрского вина?

— Благородный рыцарь оказал мне большую честь таким предложением, — в тон британцу ответил Андрей, и сэр Эдвард в ответ улыбнулся понимающе и благодарно, оценив восприимчивость русского офицера к чисто британской тональности. Он извлёк из бара две массивных бутылки и, любовно глянув на них, сказал:

— Благороднейший напиток. Из наших подвалов на Кипре. И не случайно это вино носит славное имя «Коммандория». Его до сих пор производят по той технологии, которую внедрили ещё средневековые тамплиеры.

Андрей попробовал вино. Вкус был очень непривычен. Не сказать, что ему очень понравилось. Он подумал о том, что в дорогих винах надо разбираться, а тому, кто вырос на дешёвых портвейнах, тонкие оттенки вкуса вряд ли могут сразу же стать доступны. «Вот это и есть Орден, — подумал Андрей, — рыцари могут пить простую воду, но дешёвое, бездарное вино — никогда. Здесь скорее вообще откажутся от вина». Надо было хоть что-то сказать Лоуренсу. Андрей нашёлся:

— Неужели именно такое вино и пили средневековые тамплиеры?

— Такое. Когда оно у них было.

— А у французов даже поговорка есть: «Пьёт, как тамплиер».

— Ну не без этого. Хотя твои французы вечно всё преувеличат. Русские ведь любят французов и не очень жалуют нас, британцев. Без обид, мой друг, — Лоуренс успокаивающе махнул рукой в ответ на желание Андрея возразить. — И русские, и французы порывисты, восторженны, склонны к преувеличениям. Британцы более закрыты, «застёгнуты на все пуговицы», хотя тоже любят иногда «ослабить галстук».

— Значит, тамплиерское пьянство — миф?

— Если бы я тебе сказал, что профессиональные вояки после жестоких битв, после неимоверных страданий в пустыне не любили порою выпить, ты поверил бы? Да выпивали, конечно, а порою и крепко, при этом не сильно прятались от окружающих, потому что полагали себя имеющими моральное право расслабиться. Тамплиеры были лишены большинства мирских удовольствий, а вино в Ордене не было запрещено, поэтому иногда возникало желание скомпенсировать бесчисленные орденские ограничения лишним стаканчиком. Как-то надо было снимать регулярные стрессы.

— А мне казалось, что молитва — лучший антидепрессант.

— Тебе не казалось. Это так. Но ведь ты же не стал святым, едва попав в Орден. И тысячи средневековых тамплиеров тоже не были все как один святыми. Понятно, что Орден состоял из людей с разным уровнем духовного развития. Одни предпочитали лишний часок помолится, а другие — опрокинуть лишний стаканчик. Это естественный зазор между идеалом и реальностью. Мне вполне симпатична способность русских и французов приходить в восхищение при встрече с идеалом. Надо уметь восхищаться. Англичанам, реалистам и прагматикам, порою недостаёт этой способности, но мы зато и не погружаемся в бездну разочарования, едва увидев, что наш «идеал» идёт по улице пьяный, как сапожник. А если французам удавалось хотя бы изредка увидеть пьяного тамплиера, так сапожник в качестве сравнительного образа тот час получал отставку и они говорили: «Пьяный, как тамплиер». Ну давай опрокинем ещё по стаканчику за здоровье будущего великого магистра Андрея Сиверцева. Да что же вы залпом-то пьёте, господин офицер? Это же такое вино. Как можно его — залпом?

— А я — мужик. Манерам не обучен.

— Перед вами британец. Пользуйтесь случаем, и учитесь манерам у того, кто является живым воплощением хорошего тона.

Они расхохотались жизнерадостно и дружно.

«А всё-таки классный мужик этот Лоуренс, — подумал Сиверцев слегка захмелев. — Наверное, каждый человек Ордена — немного англичанин, немного француз, немного русский и немного… киприот. Эта «Коммандория» тоже классная штука».

— Только не подумайте, мистер Сиверцев, что вас теперь будут поить этим чудесным напитком регулярно и до полного насыщения. У нас с этим строго. У нас — пьянству бой, — Лоуренс, кажется, начинал дурачиться.

— За что выпьем? — нагло спросил Андрей.

— За это и выпьем. Пьянству — бой. Таков мой тост, — они едва пригубили полные стаканы. Лоуренс взял шутливо-менторский тон:

— Серьёзно вам говорю, господин офицер. В традициях Ордена — весьма сурово карать за пьянство. Возьмите каталонский устав Ордена Храма и вы убедитесь в этом. Если некий тамплиер любил выпивку больше, чем она того заслуживает, ему говорили: «Прекрасный брат, вы — пьяница и не желаете избавиться от своего порока. Внимательно послушайте нас и изберите из двух вещей то, что вам больше по нраву: либо вы покинете эти стены и отправитесь искать спасения в другом монастыре, либо вы навсегда бросите пить».

— Понял, — отчеканил Сиверцев, — позвольте, сэр Эдвард, считать ваши слова официальным предупреждением.

— Только так и никак иначе.

— Однако замечу: если в каталонским уставе появился этот пункт, значит, хотя бы изредка возникала необходимость в его применении.

— Я об этом и говорил: наши братья естественным образом пребывали на разных уровнях духовного развития. Вы сейчас получаете общее представления о том, что есть идеал тамплиеров. Не забывайте о том, что отнюдь не каждый храмовник был в полной мере носителем этого идеала. У каждого из них были свои грехи, свои слабости, но все они стремились к общему идеалу, а кто не стремился, тех выгоняли.

— Буду помнить об этом. А мне ещё очень понравилась фраза: «Прекрасный брат, вы — пьяница». Даже алкаша, который балансировал на грани изгнания из Ордена, тамплиеры называли «прекрасным братом».

— Речевая манера храмовников по-своему уникальна, ими она была сформирована и в своё время принадлежала только им, а позднее легла в основу общеевропейских преставлений о хороших манерах. Это очень важно. Это неотъемлемая часть тамплиерской заботы о душе братьев. Делая грубую и жестокую работу тамплиеры всеми силами стремились не огрубеть и не ожесточиться, на речевом уровне закрепляя как нечто обязательное для братьев взаимную вежливость, обходительность, деликатность и даже изысканность. Тамплиеры всегда подавали светским рыцарям пример красивой и любезной речи. Всякая брань, грубость в разговоре, любые ругательства осуждались уставом и влекли за собой наказание. В наше время кажется даже удивительным, что такие вещи считают нужным фиксировать в уставе, а там было сформулировано очень чёткое требование: «Говорить просто, без смеха и смиренно немногие, но разумные слова». Сейчас казарменная грубость и солдафонское хамство считаются неизбежными издержками профессии, но на самом деле в хамстве нет ничего изначально свойственного военным. Так стало только тогда, когда уничтожили военную элиту.

— Но, может быть, не столько важно, как человек говорит, важнее, каков он есть.

— Это взаимосвязано. Речевая манера — формальное проявление внутреннего содержания человека. А ведь известно, что форма имеет свойство влиять на содержание. Будешь говорить «просто и смиренно» — постепенно станешь проще и смиреннее. А смех и крик — внешние признаки утраты внутреннего равновесия. Не привыкай слишком бурно и часто смеяться, отвыкни орать и постепенно приобретёшь навыки самообладания, которые столь важны и для монаха, и для военного. Орден Храма сформировал новый тип всесторонне развитого человека. Этот новый человек был выражением принципиально новой христианской цивилизации, созданной Орденом. Естественно, носители нового цивилизационного типа и внешне во всём отличались от окружающих. И в речевой манере, и в одежде. Есть немало согласующихся свидетельств о безупречном внешнем виде тамплиеров, как в мирное, так и в военное время. При всё своём пренебрежении к мирскому, они никогда не носили латанной или пропыленной одежды, их всегда отличала подчёркнутая опрятность.