Анатолий Тарасов - А. Горбунов

В истории с беспардонным увольнением Локтева и назначением Тихонова недоброжелатели не обошлись и без традиционного «ведерка грязи», опрокинутого на Тарасова. «Я, — поведал журналисту Леониду Рейзеру детский тренер Ян Каменецкий, — был далек от закулисных дел и тем более — от спорткомитетовских, ведомственных и партийных верхов. Поэтому не возьмусь судить обо всех причинах и поводах резкого тихоновского восхождения на Олимп вопреки элементарным этическим нормам. Не исключено, что к этому приложил руку Тарасов — тогда еще влиятельная личность и страшный интриган по натуре. Мог он какую-то ревность питать к Локтеву, бывшему своему подопечному…»

Скажем прямо: это неправда. Запущенная только ради того, чтобы в очередной раз оболгать Тарасова и попытаться вызвать сомнения у тех, кто знал о том, как Тарасов действительно продвигал по армейской тренерской стезе Локтева. То ли от незнания истинного положения дел, то ли от желания преподнести их в антитарасовском ключе подача «достоверной информации» — через сплошные оговорки: «не возьмусь судить…», «не исключено…», «мог… ревность питать…».

«Я полагаю, — говорит на страницах книги о Борисе Кулагине Виталий Ерфилов, многие годы плодотворно трудившийся в хоккейной школе ЦСКА, — что если бы не пришел Тихонов, то в ЦСКА и в сборную вернулся бы Тарасов! Ведь в тот момент Анатолию Владимировичу было 54 года! Всего-то! Ведь, давайте будем откровенны, Локтева-то из ЦСКА убрал Тарасов, он ведь под себя площадку расчищал. Лет пять ведь еще железно мог старшим тренером команды поработать. Но не вышло».

Даже не акцентируя внимание на том, что возраст Тарасова назван неверно (54 ему исполнилось в 1972-м), следует заметить, что версия об интриге Тарасова против Локтева и «расчистке» «площадки под себя», выдвинута человеком, и близко не осведомленным о происходившем в кабинетах ЦК КПСС, КГБ, Министерства обороны и Спорткомитета. В них фамилию «Тарасов» перестали произносить ровно с того момента, как он перестал практиковать в хоккее. Возможность возобновления им тренерской деятельности там даже не обсуждалась. И совсем уж, наверное, негоже человеку, некогда в ЦСКА работавшему, не знать о том, как складывались отношения Тарасова с Локтевым на протяжении десятилетий и каким ударом стало для Тарасова беспардонное увольнение Константина Борисовича.

Локтев, надо сказать, — один из немногих игроков, побывавших в тарасовской обойме, с которым у Тарасова никогда, за исключением одной истории, не возникало конфликтов.

История такова. Почти сразу после появления в основе ЦСКА Локтев, человек в общем-то покладистый, выразил сомнение — это новичок-то! — в необходимости всем кагалом проводить предматчевые разминки с одинаковыми для всех основательными нагрузками. Локтевский организм, так уж он у него был устроен, всячески противился задававшемуся Тарасовым объему работы. Когда Локтев через силу его выполнял, на игру он выходил уставшим и подавленным. И хоккеист, всё обдумав, решил на разминках тратить силы по минимуму. Мимо Тарасова такой подход к делу пройти не мог. Он сразу же заметил локтевскую акцию. Раз выговорил ему за недоработку, второй… А потом, когда команда ожидала отчисления, вдруг перестал заставлять игрока делать тот же объем, что и остальные.

Годы спустя Локтев поинтересовался у Тарасова, почему тренер отстал от него со своими наставлениями. Выяснилось следующее. Тарасов, видя, что парень вроде бы не лентяй, в обычных тренировках и матчах отдается делу полностью, и не понимая, почему же на разминках перед играми он ведет себя именно так, обратился к Товаровскому. Михаил Давидович задал своему ученику вопрос: «А как Локтев, о котором ты говоришь, проводит матч, разминаясь перед ним в соответствии со своими представлениями об объеме необходимой подготовки?» — «Очень хорошо». — «Так чего же тебе, Толя, еще надо?»

Эта история, стоит заметить, была занесена Тарасовым не только в свой кондуит, но и в память: с тех пор он по мере возможности дифференцированно подходил к выполнению разминочных элементов. Первой тройке — Локтеву, Альметову и Александрову, — например, дозволялось разминаться перед матчами отдельно от команды. Потом самостоятельности удостоился Моисеев, которому, наоборот, необходим был больший, нежели остальным, объем работы.

Когда Локтеву дали отставку, Тарасов понимал, что бороться за него бесполезно. Он лишь корил себя за то, что не уговорил Константина остаться в армейском клубе и продолжить тренерскую работу хотя бы в школе ЦСКА. А Локтев, обиженный — и обиженный жестоко, — решил отойти от хоккея вообще, чем совершил, по мнению Тарасова, «непростительную ошибку». В начале 1987 года Тарасов полагал, что ошибку эту еще не поздно исправить, но Локтев решения отойти от хоккея не изменил. Тарасов был убежден, что, «поступи Константин иначе, сегодня мы имели бы сильного тренера, а значит, и еще один сильный клуб».

Уровень, на котором принималось решение по переводу Виктора Тихонова из рижского «Динамо» в ЦСКА, а заодно и в сборную страны, был для Тарасова недосягаем. Армейские спортивные руководители всего лишь исполняли приказ по изгнанию Локтева из команды, выигравшей чемпионат Союза. Их непосредственному начальнику — министру обороны Дмитрию Устинову — до спорта не было дела. Однажды Всеволод Бобров, несправедливо выставленный из футбольного ЦСКА и не нашедший правды в кабинетах ЦК КПСС, в частности у тогдашнего руководителя Отдела агитации и пропаганды Евгения Тяжельникова, с помощью высокопоставленного приятеля позвонил Устинову напрямую. «Как же, как же, следим за игрой вашей команды», — ответил министр после того, как Бобров представился. Устинов даже не знал, что выдающийся хоккеист и футболист в ЦСКА уже не работает и никакой команды у него нет. Когда Бобров рассказал ему об этом и сообщил, что, собственно, это и есть цель его звонка — он просит помощи у министра, — Устинов «отфутболил» его к своему заместителю Сергею Соколову: тот, дескать, курирует спорт по министерской линии. В итоге ни Устинов, ни Соколов и пальцем не пошевелили для того, чтобы помочь Боброву.

Локтева снимали с работы те, кто принимал затем непосредственное участие в назначении Тихонова, — председатель КГБ СССР Юрий Андропов, секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин и — косвенно, поскольку ЦСКА находился всё же в его ведении, — Дмитрий Устинов. Виктор Тихонов не раз в подробностях рассказывал об антураже, сопровождавшем его назначение. Длинный кабинет, хозяин встает из-за стола, подходит поздороваться, предлагает: чай? кофе? Ведет неспешную часовую беседу о хоккее, а потом говорит — и сразу становится понятно, с какой стати член Политбюро, глава КГБ тратит драгоценное время на какой-то хоккей, — что вызвал рижского тренера по поручению Леонида Ильича, который и распорядился поставить его на ЦСКА. Андропов сказал, что, конечно же, хотел бы видеть Тихонова в московском «Динамо», но есть прямое указание генерального секретаря.