Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

– Здесь тоже люди. Хочешь, будем чаще ездить в город?

Таня фыркнула.

– Какие тут люди? Поговорить не с кем о человеческом. Они ничего не смыслят в поэзи; ты тоже, кстати.

– Я тоже, – согласился Майк.

Поэзи – единственное, чем Таня всерьез занималась. Не поэзия, в которой Майк не слишком разбирался, но которую уважал, а именно поэзи, замысловатая игра в слова. Майк благоразумно помалкивал, когда доводилось слышать Танины экзерсисы, хотя не находил в них ни логики, ни чувства. Неживая красота гладкой фразы, изящного рядка звучных слов; выдержанный ритм, безупречная рифма. Словом, поэзи; в Танином родном Заозерске от нее сходили с ума. Милое хобби, изюминка, придававшая Тане особое очарование и выделявшая ее среди других знакомых Майка. Игра, правил которой он сам не постиг.

– Не уезжай, – сказал он еще раз. – Ведь ты не вернешься.

– Не вернусь. – Таня вздрогнула, как будто сама не ожидала этих слов. – Майк, ну… Я очень люблю тебя, правда. Ты замечательный… – Она расправила на коленях пеструю юбку и решилась: – Ты совершенно чудный парень – но мне тут скучно! Я с ума схожу, на стенку лезу, а ты не видишь!

– Вижу, – с грустью заметил Майк. – Я стараюсь…

– Знаю, – перебила она. – Если ты пронес меня на руках вдоль реки или нарвал цветов – спасибо, конечно… Майк, но ведь тоска же смертная! Я не могу жить одной любовью. Мне нечего делать, не с кем поговорить.

– Со мной.

– О чем? Что речка сегодня шумит громче, а небо синее, чем вчера? И что в аппаратной барахлит этот… как его? Даже не выговорить! Сериалы с тобой обсуждать? Ты их не смотришь, обзываешь дурью.

– Дурь и есть.

– Вот-вот. А там о прекрасном, о возвышенном. Они учат любить…

– Учат портить друг другу жизнь и нервы. Ерунда это все. – Майк остановил вездеход. – Танюшка, я не разбираюсь в твоей поэзи. Я не в состоянии полдня обсуждать рифму в двух строчках или эти… графические антонимы.

– Омонимы, – поправила жена.

– Именно. Я не умею доказывать что-то там про алли… терацию, – запнулся Майк и на едином дыхании закончил: – и не отличаю стопу от строфы, а дактиль от анапеста, но я люблю тебя. Больше, чем в идиотских сериалах.

– Не заводись. Сериалы хорошие, ты просто ничего не понимаешь.

– Да черт с ними. Я не хочу, чтоб ты уезжала.

– Я не могу здесь! – почти выкрикнула Таня. – Ну как ты не поймешь?! Ты смеешься над поэзи, а для меня это жизнь. Я должна писать, у меня был талант, все говорили! А тут не могу, мне тошно, двух строк срифмовать не в состоянии. Я должна общаться с людьми, которые понимают, – а здесь весь город обойди, ни одного не сыщешь, кто разбирается. Поехали, не то опоздаю.

Майк тронул с места.

– Есть связь. Хочешь общаться – общайся, хоть со всем Заозерском. Я оплачу разговоры.

– Опять не понимаешь! Что можно сказать по связи?

– Если есть, что сказать…

– Вечер при свечах, компанией – это да. Коктейли хорошие, закуски изысканные… И платье сошьешь такое, что все упадут, и прическу сделаешь… И когда все послушают и похвалят, тогда будет толк: и рифмы приходят, и все такое. Они мне нужны – на то и друзья.

– Там ты одна из всех, а здесь единственная. Танюшка, я же люблю тебя. И старался, чтоб тебе было хорошо.

– Старался, – горько повторила Таня. – Майк, я больше не могу. Это не жизнь. Я не желаю ругаться с тобой и бить посуду…

– Отличное средство против скуки, – усмехнулся Майк.

– Знаю я средство от скуки! Я еще раз повторю: это не жизнь. Раз приходится изменять мужу, чтобы как-то скрасить…

– Что?

– Да-да! Со Степаном твоим, распрекрасным напарником, – запальчиво бросила Таня. – Коли дошло до измен – с браком пора кончать.

Она подождала, что ответит Майк. Он молчал, смотрел на дорогу.

– Все равно скучно, – вздохнула Таня. – Сил моих больше нет. Я решила, и не отговаривай.

Песчаная лента дороги ползла под колеса, золотились стволы старых кедров.

– Про Степана ты врешь, – прервал молчание Майк.

– Вру, – с усталым безразличием отозвалась жена. – Я не решилась – он бы уже на другой день тебе разболтал. Но хотела. Долго воображала, как стала бы тебе изменять. Майк, пойми: мне здесь нечем занять свою душу, я гибну!

– Воображаемыми изменами занимают не душу, а праздный ум.

– Значит, у меня нет души, – кротко промолвила Таня. – Тем более надо отсюда бежать.

– Ладно. Давай улетим вместе. Я найду работу в Заозерске…

– Майк, – шепнула Таня, и он умолк. – Майк. Ты чудный, изумительный, ты самый лучший из всех, кого я знаю, – но я не… Нам с тобой будет нечего делать в Заозерске, нечего друг другу сказать. Я не хочу.

Всю оставшуюся дорогу промолчали. Майк довез жену до аэропорта, вместе с ней прошел в маленький зал ожидания, где собралось с полсотни людей. На Майка и Таню смотрели, как обычно глядят на молодую ладную пару – добродушно, с удовольствием, с легкой завистью.

Таня глянула на часы.

– Не жди.

– Я не стану закатывать сцен. – Он не сводил с жены тоскующих глаз. – Мне было с тобой очень хорошо. Танюшка, – он взял ее за руки.

– Не надо, пожалуйста. Уходи. Майк! – Она уткнулась лицом ему в грудь. – Ну уходи же!

– Не уезжай. – Он обнял ее, оберегая от всех мыслимых несчастий – большой, сильный, надежный. – Не уезжай, Танюшка!

Таня вырвалась.

– Прости. Не сердись на меня.

«Возвращайся», – хотел сказать Майк, но смолчал. Проводил взглядом: Таня побежала к двери с надписью «Регистрация», смешалась с другими пассажирами. Не оглянулась, не махнула рукой. Значит, ее больше нет.

Стиснув зубы, перемалывая жерновами воли боль в груди, Майк вернулся к вездеходу. Таня… С самого начала было ясно, что у них ничего не выйдет. Но они были влюблены и надеялись. Танюшка…

Он заехал на почту и получил адресованную жене посылку от ее родителей. Тут же отправил назад в Заозерск. И еще получил большой красивый конверт, на котором переливались горные пейзажи. Так посмотришь – один пейзаж, эдак повернешь – другой. И название: «Лучистый Талисман». Майк нахмурился, соображая. Ах вон что! Это лотерея. Помнится, Таня вдохновилась предложением какой-то фирмы и отправила им десятка два участвующих в розыгрыше карточек.

Он вскрыл конверт. Надо же – повезло. Татьяна выиграла бесплатную путевку на двоих. «Красивейшие места», «незабываемые впечатления на всю жизнь». Кто бы мог подумать…

Путевка была безымянная: двое счастливцев должны пройти собеседование, а уж потом будут вписаны