РУССКОЕ МОНАШЕСТВО Возникновение. Развитие. Сущность. 988—1917 - Игорь Смолич

Впоследствии, уже будучи митрополитом Петербургским, в 1782 г. Гавриил для восстановления подвижнического жития в Александро–Невской лавре перевел туда пять монахов из Софрониевой пустыни, известной строгостью своего устава и жизни [1307]. Валаамский монастырь, почти полностью разрушенный пожарами в 1–й половине XVIII в., так что монашеская жизнь в нем пришла в совершенный упадок, был приведен в порядок стараниями нового настоятеля (1782–1801), строгого подвижника Назария († 1809) из Саровской пустыни. Назарий был достаточно строгим иноком, смиренным и простым. На отца Назария владыке Гавриилу указал епископ Тамбовский Феофил (1788–1811), сам много сделавший для улучшения жизни монастырей своей епархии. Но настоятель и братия не хотели лишаться старца, и настоятель в письме владыке Гавриилу охарактеризовал Назария как простого, неученого, почти глупого человека. «У меня много своих умников, — написал в ответ настоятелю владыка Гавриил, — пришлите мне вашего глупца». В Валаамском монастыре владыка Гавриил тоже ввел общежительный устав [1308]. Ученику Паисия старцу Адриану поручено было возобновить Коневецкий монастырь [1309]. В Кирилло–Новоезерском монастыре, которым управлял старец Феофан Соколов (1793–1832), уже упомянутый здесь келейник Гавриила, благодаря введению общежительного устава и старчеству Феофана возникли совершенно новые условия, и почти разрушенный монастырь стал местом аскетических подвигов [1310]. Советы и рекомендации Гавриила по улучшению монастырского быта не прошли бесследно и для многих монастырей, расположенных вне его епархии. Например, московский Симонов монастырь своим возрождением обязан в основном митрополиту Гавриилу, ибо Гавриил послал туда настоятелем архимандрита Игнатия из Тихвинского монастыря, одного из последних учеников Паисия [1311].

Велики заслуги владыки Гавриила и в том, что он стремился сделать доступными для монахов сочинения аскетического содержания. Благодаря его стараниям в Петербурге вышло первое издание «Добротолюбия» — сборника, который прочно вошел в круг аскетического чтения монахов, а позже и верующих мирян. Вся деятельность Гавриила, повлиявшая на жизнь монастырей более поздней эпохи —1–й половины XIX в., была первым шагом в создании основ подлинно аскетического монашеского жития и весьма способствовала развитию старчества. Благодаря ей даже там, где старчество не смогло укорениться, в жизни монахов все же произошли значительные перемены к лучшему.

5. Саровская пустынь и препод. Серафим

В последней четверти XVIII и особенно в 1–й половине XIX в. одной из обителей, отличавшихся особой строгостью жизни своих насельников, стала сравнительно новая Саровская пустынь. Своим расцветом она обязана целому ряду монахов и настоятелей — здесь мы видим пример того, что наличие даже малого числа подвижников может преобразить всю жизнь обители и надолго создать в ней подлинно монастырскую атмосферу.

Саровская пустынь, расположенная в 40 км от города Темникова в Тамбовской епархии, почти на границе с соседней Нижегородской, приобрела значение духовного центра сразу для обеих этих епархий и их монастырей. Возникла она сравнительно поздно, около 1692 г., ее основателем был иеромонах Исаакий († 1737), который настоятельствовал в пустыни до 1731 г., потом передал управление игумену Дорофею (1731–1746), а сам принял великую схиму (1731) с именем Иоанн [1312]. Он ввел очень строгий общежительный устав, подобный уставу Афонской горы, который хранился и при его преемниках. Для Саровской пустыни большой удачей было то, что в течение 150 лет управление ею находилось в руках настоящих монахов–подвижников. Почти все настоятели этой эпохи — Дорофей (1731–1746), Филарет (1746–1749), Ефрем (1758–1777), Пахомий (1777–1794), Исаия I (1794–1807), Нифонт (1807–1842), Исаия II (1846–1858) — были достойными иноками: управляя обителью, они стремились не только неукоснительно хранить правила общежительного устава, но и наполнить эти правила жизнью, придать им внутренний духовный смысл; они умели правильно воспитывать новоначальных иноков, стекавшихся в Саровскую пустынь. Можно сказать, что в ту пору в Саровской пустыни настоятель являлся и духовным отцом (pater spiritualis), как это часто бывало в древней Церкви. Внутренняя, духовная жизнь пустыни была укоренена в древнехристианской аскезе.

Прослеживая историю Саровской пустыни, мы видим ряд монахов строгой жизни, которые прославили пустынь, сделали ее центром притяжения для новоначальных иноков. Некоторые из них заслуживают особого упоминания. Иеромонах Иоаким (1732–1802) провел в обители без перерыва около 50 лет, он был псаломщиком и библиотекарем, много времени посвящал переписыванию аскетических творений (Макария Великого, Ефрема Сирина и др.) [1313], но не забывал и мира, лежащего за монастырской оградой, и оказывал большое влияние на окрестных жителей. Вероятно, именно благодаря ему обитель стала почитаться в народе как святое место. Уже известный нам старец Назарий (1735–1809) спасался здесь до своего перевода в Валаамский монастырь, здесь же он провел и последние годы жизни. Еще следует упомянуть его ученика Марка Пустынника († 1817), современника прп. Серафима, иеромонаха Питирима († 1789), иеромонаха Илариона (1776–1841) из Валаамского монастыря, ученика старца Назария. Иларион пришел в Саров в 1797 г. и провел в пустыни 44 года, был духовником обители и много способствовал сохранению ее духовной атмосферы; после него остались прекрасные «Письма» о христианской жизни, содержание которых говорит о влиянии прп. Серафима. После его кончины главной опорой пустыни стал игумен Исаия II (Путилов; 1786–1858, настоятель в 1846–1858 гг.), сын богатого купца; он пришел в Саров в 1805 г. и подвизался здесь до 1858 г., ни разу не выйдя за монастырскую ограду; в пору его настоятельства и по его почину иеромонах Авель написал историю пустыни [1314].

Но никто не прославил пустынь так, как ее смиренный инок, которого в 1903 г. Русская Церковь причислила к лику святых, — прп. Серафим Саровский. И ни один другой русский святой не соединил так чудно в своем образе отречение от мира и служение ему, как Серафим, явивший пример подлинной христианской святости. Мы уже пытались однажды дать характеристику этому подвижнику и угоднику Божию, здесь мы вкратце повторим ее [1315].

Прп. Серафим помогал многим людям, пребывавшим в миру, хотя сам не соприкасался с событиями, которыми жил этот мир. Подобно древним христианским подвижникам и некоторым из своих собратий по Саровской пустыни, Серафим более 50 лет пустынножительствовал в лесном уединении, лишь в последние годы своей земной жизни (1759–1833) он, после долгого подвига, в сознании своей духовной зрелости, возымел дерзновение в течение 8 лет (1825–1833) отзываться на беды и нужды этого мира и оказывать мирским людям духовную помощь; его старческое служение излучает дивный свет христианской любви к миру, который внутри самого себя он победил до конца.

Как и многие другие русские подвижники, Серафим вышел из состоятельной купеческой семьи. Это очень характерная черта в биографиях русских подвижников благочестия, воспитывавшихся в атмосфере мирской деловитости, свойственной их предкам в нескольких поколениях, — у них было много возможностей, чтобы наслаждаться благами этого мира и не думать об отречении от него, но снова и снова видим мы примеры того, как дух благочестия выказывает свою силу в жизни русской христианской семьи, и над многими и многими приобретает б€ольшую власть, чем земные искушения. И Прохор Мошнин был одним из тех, кто уже с юности в ничто вменял ценности этого мира. Молодого, крепкого, статного Прохора манила иноческая жизнь.

В возрасте около 20 лет он пришел в Саровскую пустынь по совету, который получил во время поездки на богомолье в Киево–Печерскую лавру от спасавшегося там старца Досифея († 1788). В течение семи лет послушнического искуса старцем Прохора был иеромонах Иосиф. В 1786 г. Прохор постригся в монахи с именем Серафим. Вскоре после этого епископом Феофилом, который поддерживал тесные отношения с пустынью, Серафим был рукоположен в иеродиаконы (1793). В эти годы, как он поведал незадолго до своей кончины, ему были видения: ему являлись Преблагословенная Дева Мария и Сам Иисус Христос и благословляли его. Ни у одного другого русского святого Богородица не была в такой степени средоточием мистического опыта и предметом столь благочестивого почитания, как у прп. Серафима [1316]. Эта черта религиозно–мистического опыта Серафима не только отличает его от современных ему подвижников, но ставит его на особое место в истории русской мистики, или, лучше сказать, русских мистических исканий. В нашей книге мы особо выделили это обстоятельство и подробно охарактеризовали его.