Червь Уроборос - Эрик Эддисон

— Фи, госпожа моя! — сказала няня.

— Придержи язык, няня, — отозвалась Презмира. — Надо было бы всех вас высечь, как стадо глупых кобыл, что не могут отличить коня от осла.

Наблюдая за ней в зеркало, старуха почла за лучшее промолчать. Презмира пробормотала, будто разговаривая сама с собой:

— Я знаю человека, который не потерпел бы в этом неудачи.

Старая няня, не любившая лорда Корунда с его надменными манерами, грубыми речами и любви к вину, а также недовольная тем, что столь грубому невеже досталась столь роскошная драгоценность, каковой была ее госпожа, не поняла, что та имеет в виду.

Через некоторое время старуха тихо заговорила:

— Нынче вы вся в раздумьях, госпожа моя.

Глаза Презмиры встретились в зеркале с ее глазами.

— Почему бы и нет, если мне так хочется? — ответила она.

Этот холодный взгляд, будто гонг, вызвал в сердце няни воспоминания двадцатилетней давности: маленькая своенравная девчонка, которую было трудно заставить, но легко захватить, проступала на лице королевы сквозь годы. Внезапно она упала на колени и обхватила руками талию своей госпожи.

— Зачем вам тогда было выходить замуж, сердечко мое, — сказала она, — если вы всегда стремились поступать так, как вам хочется? Мужчинам не нравятся печальные взгляды их жен. Вы можете гонять любовника в хвост и в гриву, госпожа моя, но как только вы выйдете за него, все становится наоборот, все по его, госпожа, и приходит мысль «Если бы я только знала».

Ее хозяйка насмешливо взглянула на нее.

— Я замужем уже семь лет. Уж это-то я знаю.

— А этим вечером! — воскликнула няня. — Уже только час до полуночи, а он все сидит за столом.

Леди Презмира откинулась на спинку кресла и снова посмотрела на свое прекрасное отражение. На ее горделивых устах появилась улыбка.

— Будешь учить меня простой женской мудрости? — промолвила она, и чувственная сладость зазвенела в ее голосе. — Я расскажу тебе историю, как ты рассказывала их мне в старые времена в Норваспе, дабы заманить меня в постель. Не слышала ли ты, как старый герцог Гильманес из Мальтраэйни среди прочих образов, являющихся многим по ночам в различных местах, увидел подобие женщины со сморщенным лицом и маленького роста, что чистила его горшки и кастрюли и делала все, что должна делать служанка, добровольно и не причиняя никакого вреда? И при помощи своего искусства он узнал, что это существо обязано подчиняться ему и приносить ему все, чего бы он ни пожелал, до тех пор, пока его будет радовать то, что оно ему приносит. Но герцог этот, будучи человеком глупым и алчным, заставил своего духа-хранителя принести ему разом все времена года и все их достоинства и забавы, а также сразу все хорошее, что есть на земле. И через шесть месяцев, пресытившись всем этим и не имея более ничего такого, чего можно было бы ожидать или желать, он повесился от скуки. Я бы никогда не вышла замуж, няня, если бы не знала, что способна каждый раз давать ему новые небеса и новую землю, и никогда — дважды одно и то же.

Она взяла руки старой женщины в свои и прижала их к своей груди, будто бы желая показать им, убаюканным ненадолго в бесконечной и изобильной сладости этого места, сколь глупы были эти страхи. Вдруг Презмира сильнее сжала ее руки в своих и содрогнулась. Она наклонилась, чтобы прошептать на ухо няни:

— Я не хочу умирать. Мир без меня был бы, словно лето без роз. Карсё без меня был бы ночью без звездного света.

Ее голос замер, как ночной ветерок в летнем саду. В тишине они услышали плеск весел на реке, оклик часового, ответ с корабля.

Презмира быстро встала и подошла к окну. Она могла различить темное пятно корабля у речных ворот и суету людей вокруг него, но четко ничего видно не было.

— Вести с флота, — сказала она. — Заплети мои волосы.

Но прежде, чем это было исполнено, к дверям ее покоев подбежал маленький паж, и когда ему отворили, остановился, задыхаясь после бега, и сказал:

— Король, ваш муж, приказал передать вам, госпожа моя, дабы вы спустились к нему в большой зал. Боюсь, вести могут быть худые.

— Ты боишься, молокосос? — сказала королева. — Я прикажу выпороть тебя, если будешь досаждать мне своими страхами. Что-нибудь знаешь? В чем дело?

— Корабль сильно потрепан, о королева. Шкипер, он уединился с господином нашим королем. Никто не смеет что-либо рассказывать. Опасаются, что высокородный Адмирал…

— Опасаются! — воскликнула она, поворачиваясь, чтобы няня накинула на ее белые плечи мантию из шелка и серебряной ткани, мерцавшую у воротника пурпурными аметистами и надушенную кедром, гальбанумом и миррой[100]. Она прошла через темный коридор, вниз по винтовой мраморной лестнице и через внутренний двор, торопясь в пиршественный зал. Двор был полон переговаривавшихся людей, охваченных тревогой и любопытством, но ничего определенного известно не было, лишь слухи о большом морском побоище на юге и о великой победе, одержанной Лаксом над Демонами, о том, что Юсс и остальные демонландские лорды мертвы, а пленники прибудут вместе с утренним приливом. Однако то здесь, то там аккомпанементом к этим победоносным известиям слышались и противоположные слухи, передаваемые шепотом, подобным тому, как шипит гадюка из своего затененного логова: будто все плохо, господин Адмирал ранен, половина кораблей потеряна, исход битвы неясен, Демоны ускользнули. Леди вошла в большой зал; там уже собрались лорды и предводители Витчей, все в тревожном и молчаливом ожидании. Герцог Корс навалился на поперечную скамью перед собой, дыхание его было затруднено, а маленькие глазки остановились в пьяном оцепенении. По другую сторону, огромный и неподвижный, хмурый и молчаливый, сидел Корунд, упершись локтем в стол, положив подбородок на ладонь и уставившись в стену. Остальные собрались кучками, негромко переговариваясь. Лорд Кориний расхаживал взад-вперед за поперечной скамьей, сцепив руки за спиной, временами нетерпеливо щелкая пальцами, высоко задрав свою тяжелую челюсть и глядя надменно и дерзко. Презмира подошла к Хемингу, стоявшему рядом с тремя или четырьмя людьми, и тронула его за руку.

— Мы ничего не знаем, госпожа моя, — сказал тот. — Он у короля.

Она подошла к своему супругу.

— Ты посылал за мной?

Корунд взглянул на нее.

— Да, посылал, госпожа моя. Новости с флота. Может, что-то важное, а может, и нет. Но тебе лучше быть здесь в этот момент.

— Хорошие ли новости, плохие ли — это не пошатнет стен Карсё, — сказала она.

Вдруг тихий гул разговоров затих. В занавешенном портьерами дверном проеме стоял король. Они все поднялись навстречу ему — все, кроме Корса, который сидел пьяный в своем кресле. Корона Витчланда бросала недобрые отблески, а подобное крепостной стене лицо короля Горайса было темно, страшные глаза сверкали, а под суровой линией уст топорщилась квадратная черная борода. Подобно башне возвышался он, а за ним, в его тени, стоял посланец с флота с лицом цвета жидкого известкового раствора. Король заговорил: