Том 4. Творимая легенда - Федор Сологуб

Вице-губернатор спросил:

— А это что там наверху огонь виден? Это уж не нас ли выслеживают?

Исправник поглядел в ту сторону, куда показывал вице-губернатор, и сказал:

— А это на башне, Ардальон Борисыч, у нашего химика Триродова.

Вице-губернатор угрюмо спрашивал:

— Какая такая башня?

Исправник объяснял:

— А как же, это у него над домом две башни построены. Очень хороший вид оттуда открывается — река, поля, город, все как на ладошке видно.

Вице-губернатору это не понравилось. Он заворчал:

— Что за башни! Точно дворец. Он там сидит, может быть, и все в подзорную трубу выслеживает. Надо запретить, — пусть снимет башни. Это против строительного устава.

Исправник тоскливо думал:

«Чего только не придумает! Опять мне придется путаться».

Вдруг из гущи невысоких кустов раздались выстрелы. Вице-губернатор диким голосом закричал:

— Чур меня, чур! Наше место свято!

И быстро сунулся вниз. Лошади помчались. Ямщик гнал во всю мочь. Было страшно, что голоса в экипаже вдруг замолкли.

Ямщик остановил своих лошадей только в городе, на площади, у полицейского управления. Оказалось, что исправник убит. Вице-губернатор, тяжело раненный, лежал без сознания, свалившись ничком с сиденья на дно коляски.

В этот вечер Триродов вышел на дорогу. Он сделал один длинную прогулку. Тоска томила его. Он быстро шел. Уже возвращаясь, вблизи своего дома он увидел экипаж. Услышал выстрелы.

Коляска промчалась перед ним. Бледное лицо ямщика пронеслось мимо Триродова. В коляске различил Триродов грузную фигуру исправника. Казалось, что он едет один.

Триродов вернулся домой, погруженный в глубокую задумчивость. Угрюмая Еликонида встретила его у ворот. Спросила:

— Что, батюшка, стреляли, никак?

Триродов отвечал:

— Стреляли, старая, — в исправника стреляли.

Убийство исправника обсуждалось в городе на все лады.

На другое утро Триродов и Елисавета сидели в беседке над рекою в рамеевском саду. Триродов рассказал Елисавете о своей вечерней встрече. Он сказал:

— Пожалуй, будут меня подозревать.

Елисаветины синие глаза потемнели. Она сказала:

— Я чувствую, что могла бы убить.

Триродов усмехнулся. Он вынул из кармана записную книжку, достал вдетый в ее корешок карандаш и на столбике беседки начертил, немного выше головы, небольшой круг. Тихо сказал:

— Да будет место, очерченное мною, кругом смерти.

Голос его звучал как заклинание великой силы. Потом, обратившись к Елисавете, сказал:

— Вице-губернатор ранен. Нажми эту очерченную мною, но незримую кнопку, и он умрет.

Елисавета решительно встала. Воскликнула:

— Пусть умрет злой!

И протянула руку. Но, когда уже палец ее был близок от очерченного места, она побледнела и рука ее упала. Тихо сказала Елисавета:

— Нет, не могу убить человека.

Триродов, улыбаясь, смотрел на нее. Он ласково взял ее руку и сказал:

— Я испугал тебя, чтобы дать тебе возможность заглянуть в свою душу. Ты не можешь убить, да и мое заклинание на этот раз бессильно. Нажимай это место сколько хочешь — на судьбе человека это не отразится. Теперь, когда ты это знаешь, попытайся еще раз.

Елисавета спросила:

— А если он умрет?

Триродов отвечал:

— Если и умрет, то не от того, что ты сделаешь.

Елисавета опять протянула руку к жуткому кругу и опять не смогла тронуть его. Покраснела и сказала:

— Нет, не прибавлю моей воли к угасанию чужой жизни. Не мне дано убивать.

На улицах города Скородожа появилось вдруг много диких, полуодетых, грубых людей, почти всегда пьяных. Прежде эти люди таились в трущобах на окраинах города. Особенно много их ютилось по краям Навьяго поля, за кладбищем. Теперь они стали смелы и дерзки и заполонили весь город. Днем бесчинствовали, ночью воровали. Иногда поколачивали гимназистов.

Буржуа, трусливый и скупой, жаловался:

— От хулиганов житья не стало.

Гимназистам разрешили ходить в партикулярном платье, чтобы хулиганы на них не нападали.

Оборванцы лезли на гулянья, на главную улицу города, в Летний сад. Приставали к буржуям кадетской наружности. Требовали денег. Говорили:

— Жрать нечего. Даже на водку нет.

Буржуям это не нравилось. Они пытались молча пройти. Оборванцы ругались. Стращали полицией. Говорили:

— Вот дадут нам три дня сроку, мы вас всех перережем, и вас, и ваших гимназистов-забастовщиков.

Кадеты, рассказывая об этом своим знакомым, восклицали:

— Можете представить!

Эсдеки злорадствовали.

Для охраны прислали в город казаков. Несколько купцов встретили их угощением: поднесли хлеб, колбасу и чай. Но буржуа и казаками был недоволен. Преступные же элементы населения, чувствуя, что не до них, пользовались обстоятельствами. Участились случаи грабежа. Часто стали насиловать женщин и девиц.

Через несколько дней после экзамена в школе Триродова он получил такую бумагу:

М. Н. П.

РУБАНСКИЙ

Учебный округ

ДИРЕКТОР Доктору химии, отставному

народных училищ коллежскому асессору

Георгию Триродову

СКОРОДОЖСКОЙ ГУБ.

19 июня 19** года.

№ 2136

г. Скородож

Его Превосходительство Господин Попечитель Рубанского Учебного Округа предложением от 12 сего июня за № 19233, последовавшим в разрешение представления моего от 2 сего июня за № 2007, уведомил меня, для надлежащего исполнения, что он считает необходимым учрежденную и содержимую Вами, Милостивый Государь, в имении Вашем при деревне Просяные Поляны Скородожского уезда школу с приютом для детей обоего пола, в виду обнаружившегося вредного направления означенной школы, закрыть и педагогический персонал оной уволить от занимаемых им должностей с 12 сего июня. Вследствие сего предлагаю Вам, Милостивый Государь, выданное Вам разрешение на открытие и содержание вышеназванной школы-приюта возвратить немедленно по получении сего в мою Канцелярию для представления его в Канцелярию Учебного Округа.

Директор Г. Дулебов

Письмоводитель Влад. Петренко

Когда Елисавета пришла в тот же день к Триродову, он показал ей эту бумагу. Она сказала:

— Надо жаловаться в министерство.

Триродов спокойно сказал:

— Из этого ничего не выйдет.

Елисавета спросила:

— Что же ты будешь делать? Ведь нельзя же так оставить!

Триродов отвечал:

— Поговорю с маркизом Телятниковым. Он на днях сюда приедет. А если он не заставит отменить это распоряжение, то придется взять детей в оранжерею и, может быть, отвезти на луну.

Близ города Скородожа стояло село Непогодово. Близ села находилась усадьба Кербаха. Туда похаживал иногда Остров. Нередко, когда Кербах был в городе, Остров наведывался и в село. Там было неспокойно.

В окрестностях этого села повсюду горели усадьбы землевладельцев. Поджигали крестьяне. Горели хлеб, амбары, скот. В то же время разбрасывались и приколачивались к стенам волостных и сельских правлений прокламации, иногда печатные, иногда переписанные самими крестьянами с печатных. Ходили по рукам и жадно прочитывались прокламации и брошюрки. Было немало и литературы «всамделишной», — написанной грамотеями из местных крестьян. Это было все не очень грамотно, но очень сильно, резко и гневно.

Экономия Кербаха (так он называл свое имение) лежала в самой середине земель села Непогодова. Она клином врезалась в надельную и в усадебную землю крестьян. Даже церковь была охвачена с двух сторон владениями Кербаха. В церковной ограде было двое ворот; из них одни выходили на общую дорогу; другие ворота вели на экономическую землю; они всегда были на запоре.

Сам Кербах редко бывал в этом имении. Он купил его года три назад по случаю, очень дешево. Говорили, что имение на самом деле принадлежит какому-то еврею, а Кербах — только подставное лицо. Всем в экономии заведовал управляющий Лещук, деловитый и бойкий выходец из южных губерний. Мужики часто жаловались на него Кербаху, но безуспешно.

В начале июня сгорела в имении Кербаха рига, в которой сложен был инвентарь. Через день в том же имении сгорела большая каменная конюшня. Погибло несколько лошадей. Еще дня через два одновременно сгорели две дачи. Мужики разбили винную лавку. Перепились. Было радостно, весело и драчливо. Окружили дом Кербаха. Подожгли дом. Дом сгорел дотла. Веселое и жаркое пламя радовало поджигателей. Рояль, зеркала, мебель крестьяне вытащили из усадьбы и разбили на улице.

Поджоги и убийства разливались по всей губернии. Воинской силы было недостаточно. Губернатор посылал в столицу тревожные телеграммы. Ему ответили, что отправлены войска и что наконец едет в Скородож маркиз Телятников, облеченный большою властью.