Властимир - Галина Романова

Взлетев повыше, они увидели, что холм начинает медленно поворачиваться. Вытянутый сук указывал раньше на запад, а теперь стал указывать на север, так что седой ворон оказался сидящим лицом к востоку. Но он даже не заметил поворота и продолжал клевать птицу.

Дуб повернулся еще немного, выравниваясь по солнцу. Соколы с высоты оглядели холмистую равнину, рассекаемую рекой, и увидели, что со стороны реки к дубу не спеша приближаются двое всадников. Зоркие глаза хищников легко узнали князя и гусляра.

— Успели, — молвил Ярок. — Они только подъезжают.

— Любопытно знать, старик расскажет им хоть что-то?

— Должен, а если нет, то это придется сделать нам.

— Но они нас еще не видели в облике птиц и вообще в ином облике! А что, если гусляр будет стрелять? Лук у него хороший, стрелы соком колюки-травы пропитаны. Такие стрелы бьют без промаха. Захочет удаль показать…

— Они не будут стрелять в соколов — не такие люди, — возразил брат. — Мы подождем здесь.

И соколы повисли в воздухе, словно выглядывая мышей-полевок, но на самом деле следя за всадниками.

Буян и Властимир поняли, что достигли цели. Они издалека увидели, что дуб двигался, как и сказали гусляру ветры. Подъехав ближе, они увидели и самый сук — длинный, корявый, он не казался уродливым на огромном кряжистом дубе. Узловатые корни вылезали из земли почти на полсажени. Земля за века жизни дерева здесь была истощена так, что близ него были только камни да песок. Под густой тенью дуба-великана не росло ни травинки — весь холм закрывали его ветви.

Пораженные необычной величиной дуба, его толщиной и высотой, его старостью и статью, друзья не сразу заметили седого ворона. Он сидел на самом большом суку, но не на его конце, видимом издалека, а ближе к стволу, наполовину скрытый листвой. Ворон же не обратил на них внимания — он сосредоточенно клевал чирка, разбрасывая вокруг его перья. Он придерживал утку одним свободным пальцем.

Ворон размерами был не меньше орла. Его тяжелый клюв был длиной почти с ладонь Буяна. Глаза же его, светло-голубые, казались слепыми. Алая кровь чирка окрасила его грудь и придавала ворону зловещий вид.

Когда всадники поравнялись с деревом, ворон оторвался от еды и проскрипел:

— Кто вы такие?

ГЛАВА 9

Буяну и Властимиру никогда еще не доводилось видеть говорящих зверей и птиц, хотя гусляр и пел про них песни. Они сначала завертели головами, ища того, кт<^ их окликнул, и, не найдя никого, обратились к ворону.

— Это ты нас позвал, вещун? — окликнул его Буян.

— Я. Кто вы такие?

— Люди языка славянского, из дальних земель, — сказал Властимир. — Едем в путь-дороженьку не еврей волею — занесло нас неволею. Завелся на земле нашей лютый Змей, не стало от него никому житья. Одних он в плен берет, других огнем сжигает, третьих так сжирает, а кого не тронул — заставляет платить себе дани-выходы непомерные. Много уже от него зла людям сотворилеся — города пожжены, села порушены, люди в полон уведены. Решили мы в путь отправиться, чтобы поквитаться со Змеем, запретить ему ходить на землю нашу. Отправились мы, нашли его логово, да ускользнул от нас Змей. Теперь снова его ищем — он затаился где-то и мстит нам и всему народу нашему, снова города палит, людей уводит, девиц похищает… Подскажи, птица мудрая, научи, птица вещая, — где найти нам обидчика, как найти нам его логово?

Буян похлопал Властимира по плечу, хваля за красноречие. Ворон перестал клевать птицу и постучал клювом-по суку. Тот отозвался сухим легким звоном, словно был полый внутри.

— Говоришь, со Змеем ратиться решился? — вдруг хрипло рассмеялся ворон сухим старческим смешком. — Нашел его, на бой вызвал, а Змей ушел?.. Видно, не захотел он с вами силу тратить да себя умалять… Разве вы ему противники? Так — озорники, мальчишки неразумные…

Он рассмеялся, раскидывая крылья, и благоразумие опять покинуло Властимира.

— Ах ты, птица старая, глупая! — в сердцах воскликнул он. — Рано ты, пенек трухлявый, потешаешься да над нами насмехаешься! Мальцы вырастут, смена отцам будет. За то, — что худа смена та, не ее вина, а тех, кто воспитывал так худо. А раз ты стар и всем птицам отец, то хула на тебе!

Он погрозил ворону кулаком, и тот замолчал. Глаза птицы загорелись холодным синим пламенем.

— Рано насмехаюсь, говоришь? — прошипел он, взъерошивая перья. — А как же мне над вами не смеяться, когда вы на Змея отправились, а того не знаете, что нельзя его одолеть обычным оружием, а только одним-единым на всем свете белом. Знает про то Змей, потому и без опаски летает на землю вашу.

Властимир вспомнил, что недавно он убил одного Змея обычным мечом и потом ранил второго.

— И опять ты врешь, птица старая! Я дважды со Змеем ратился и простым мечом одолел его!

— То были малые Змеи, — оборвал его ворон. — Попробуй-ка большого Змея порешить. Его только один Агриков меч одолеть может, потому как в нем сила прошлых времен закована, и должен меч сей трижды зло поразить. Один раз это уже случилось в те века, когда дуб этот еще желудем был, а двум другим случаям пора, видно, еще не пришла…

— Не пришла, так придет! Не тебе судить. Говори, где тот меч спрятан?

Ворон так захохотал, что Буян невольно отпрянул, и даже Властимир почувствовал страх.

— Это знает только тот, кто сторожит его в земле далекой, незнаемой! — воскликнул ворон — Да только добраться туда вам не под силу — попасть на тот остров может только конь златогривый о трех ногах да о шести крылах. Шерсть у него серебряная, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, а промеж ушей у него камень-самоцвет. От него во мраке светло, как днем при ясном солнышке. Только сгинул тот конь в те поры, когда дуб этот был тонким прутиком, пропал в земле, где болота, озера да горы лесистые, где чудища живут незнакомые, а люди — как звери дикие.

Друзья переглянулись. Надеялись получить совет, да выяснилось, что дорога к Змею закрыта.

— Я все равно пойду, — шепнул Властимир.

— И я с тобой. Мне житья не станет, коли руки опущу сейчас, — отозвался Буян и крикнул: — Эй, ворон-вещун, последний раз спрашиваем. Дорогу туда укажи!

Ворон забил крыльями, словно пытаясь взлететь.

— Нет вам туда дороги! — закричал он. — Кто туда пойдет, назад не воротится!

В это время холм опять дрогнул.

Друзья сначала не обратили на это внимания — они видели, как он поворачивался в первый раз, и решили просто переждать. Но земля пришла в движение — вершина поворачивалась по солнцу, а подножие — против солнца. Дуб пытался противостоять этому и вдруг хрустнул по всей длине, от корней до сучьев.