Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс

чувствовала себя горой, склон которой сформировался из-за схода ледника. Ледник прокатился вниз, оставив за собой глубокие шрамы рельефа. Но в этой истории были и прекрасные моменты. Они с Беном остались в этом всём вместе, глубоко укоренившись. Сперва бывали моменты, когда Лара была уверена, что тяжесть пережитого развалит их отношения, но этого не случилось. Бен был настоящим подарком среди этой большой беды, но, увы, одного без другого не бывает. И Лара решила, что на ней род прервётся. У неё не будет детей. Хотя Бен уверял её, что всё понимает, она волновалась, что он будет сожалеть об этом решении. С другой стороны, его женой была столетняя демон-полукровка, так что и для него понимание нормального тоже изменилось. Она вспомнила слова Сесиль: «Даже то, что мы здесь, – большая удача. Каждый день счастья – это уже больше, чем нам было отпущено».

Если бы Тодд появился в тот день два года назад, она была бы другим человеком. Она вспоминала себя – наивную, глупенькую, как она стояла перед зеркалом и колдовала над свадебным платьем. Та Лара пребывала в неведении обо всём – о своей семье и магии. Мать сослужила им обеим дурную службу, прячась от этого в желании сделать их обыкновенными. Одри слишком сильно цеплялась за ценность смертной жизни, но Лара сомневалась, что лично она об этом просила. Она стремилась получить ответы, которых Одри не хотела знать, но все они не стоили главнейшей жертвы её матери. О, как она скучала по матери. Потерять Одри оказалось гораздо разрушительнее, чем потерять Тодда.

Печаль, должно быть, могла распространяться, как болезнь, поскольку тем утром Лара получила имейл от Барроу.

Ларе:

Надеюсь, у вас всё хорошо, друг мой. Вчера днём я посетил музей Орсэ. Они перенесли наши две картины на второй этаж, прямо над скульптурами. Я вечно буду благодарен вам за то, что вы предоставили «Сильви на скакуне» для показа в рамках специальной выставки и за ваше щедрое пожертвование музею после торгов на аукционе Сотбис.

Иногда в обед я сижу перед нашими картинами. Я знаю, что они висят на стене в значительной степени благодаря нашей вере и тем жертвам, на которые пошли мы оба.

Я признаюсь, что вынужден вспоминать, почему меня впервые привлекла тайна Жака Мурье и Эмиля Жиру и эта увлекательная байка о фантастическом цирке. Однажды вы задали мне этот вопрос, и я сказал вам, что меня потянуло к этому ради науки. В тот момент я верил, что это правдивый ответ. Сейчас в мире искусства я знаменит, а вы богаты, но я боюсь, что цена для нас была слишком высока. Я любил саму эту тайну. Но тайны – легенды – Тайного Цирка для меня больше нет. Всё, через что мы прошли, привело нас сюда – к скучно-бежевой стене музея.

Как я надеялся, что людям будут интересны эти картины!

Вчера днём, пока я ел свой сэндвич, скучающие подростки в наушниках шлёпали мимо, как утки, в окружении кислолицых экскурсоводов. Одна группа показала на наш диптих, а потом имела наглость спросить, где выставлены картины обоих Моне.

Причина, по которой я пишу, однако, в том, что после моего скверного настроения в musée вчера я взял такси и вернулся в институт единственно с целью снова увидеть дневники. Когда я открывал хранилище, у меня так сильно тряслись руки, что мне потребовалось две попытки, чтобы ввести правильный код. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я видел их в последний раз. Я зашёл в хранилище и вытащил коробку, я мечтал снова подержать эти тетради в руках. В них содержалась настоящая история, она завершила мой труд, благодаря ей эти картины ожили!

Я со щелчком открыл крышку и вздохнул спокойно. Три тетради всё ещё лежали там, обёрнутые в пластик. Вот здесь я не знаю, как начать. Я взял их в руки, так отчаянно желая к ним прикоснуться, что не надел перчатки, выбрал первую, обложка которой от старости стала на ощупь, как тонкая ткань. Я открыл её на первой странице – и не сразу осознал, что я вижу, вернее, чего не вижу. Я переворачивал страницу за страницей: там не было ничего, кроме сухой, поблёкшей чистой бумаги.

Слова Сесиль исчезли. Их потеря заставила меня задуматься, а были ли они вообще. Сейчас я очень сильно в себе сомневаюсь. Страницы пусты, и моё сердце разбито.

В минувшее время я начал размышлять. Большая часть настоящей истории, истории потери и любви между Эмилем и Сесиль, не рассказана на трёх зачарованных полотнах целиком. На самом деле картины и дневники дополняют друг друга – искусство Эмиля и Сесиль объединяется, чтобы рассказать самую фантастическую историю, которой Париж так и не узнал. Тот факт, что этот проклятый цирк был создан, чтобы один из наиболее могущественных демонов в истории нашёл няньку для своих дочерей-близнецов, выглядит такой абсурдной выдумкой, что в неё в конечном счёте никто не поверит.

Жиру сейчас опять входит в моду, потому меня попросили отредактировать для переиздания его биографию. В итоге я снова оказался в затруднительном положении над главой о «Дамах Тайного Цирка». Три картины доказали лишь то, что Жиру изображал цирк, но не смогли подтвердить существование самого Тайного Цирка. Никто никогда не докажет, что нечто настолько взаправду фантастическое и невероятное когда-то располагалось в Париже. Как на самом деле доказать магию? И в конце концов, нужно ли это?

Я признаю, что для меня в этих исканиях что-то оказалось утеряно. Одна из тайн мира была раскрыта, но её объяснение притупило что-то во мне. Раскрытие тайн ни к чему меня не приблизило. Для вас, я знаю, таким же опытом была утрата матери. Я часто думаю о ней. О том, как она прибыла в Париж, чтобы спасти вас.

Теперь и дневники тоже потеряны. Я не могу не чувствовать, что всё было зря. Я скучаю по тому человеку, которым был когда-то.

Я прошу прощения. Я знаю, что всё это звучит ужасно. Я лишь хотел, чтобы вы знали. Вы, возможно, единственная, кто ощущает свою потерю так же глубоко, как я.

Ваш друг, Барби Б.

Сегодня Лара работала на радио в ночную смену. Она уселась на стул, поставила «Venus in Furs» и «Escalator» группы «Sam Gopal» и позволила нестройным колебаниям струн Лу Рида мысленно возвратить её в тот прекрасный миг на трапеции. Она словно чувствовала бисерный костюм и сдерживаемый поток магии, текущий по её венам. Эта опьяняющая сила поразила её, как болезнь.

Барби был прав. Так много всего