Противостояние.Том I - Стивен Кинг

— Слушай, да ты болен, — сказал он, прислонил голову к грубому стволу вяза и закрыл глаза. От кружевной, испещренной солнечными пятнами тени, отбрасываемой листвой, в глазах у него заплясали красно-черные круги. Звук журчащей воды был сладостным и умиротворяющим. Через минуту он спустится туда, сделает глоток воды и умоется. Сейчас-сейчас, через одну минуту.

Он задремал.

Минуты шли одна за другой, и его дремота перешла в первый за много дней глубокий и спокойный сон. Его руки вяло обмякли на коленях. Его худая грудь вздымалась и опадала, а лицо из-за бороды казалось еще худее — лицо одинокого беженца, спасшегося от какого-то страшного насилия, в которое все равно никто не поверит. Мало-помалу морщины, прорезавшие его опаленное солнцем лицо, стали разглаживаться. Он соскользнул в самые глубины подсознания и отдыхал там, как маленькое речное существо, сонно пережидающее жаркое лето, зарывшись в прохладную грязь. Солнце опустилось ниже.

Пышный ряд кустов неподалеку от ручья колыхнулся, когда кто-то воровато пробирался сквозь них, потом замер и двинулся снова. Через некоторое время оттуда вылез мальчик лет тринадцати, а может, и десяти, довольно высокий для своего возраста. На нем не было никакой одежды, кроме шортов. Тело его было равномерно покрыто загаром цвета красного дерева, и лишь прямо над поясом его шортов шла странная белая полоска. На коже повсюду виднелись следы от укусов москитов и чиггеров, некоторые были свежими, но большинство — давними. В правой руке он держал нож для разделки мяса. Лезвие у ножа было длиной в фут, с зазубренной кромкой. Оно жарко горело на солнце.

Наклонясь вперед и чуть согнувшись в талии, он стал неслышно подкрадываться к вязу, пока не очутился прямо за спиной Ларри. Глаза у него были зеленовато-голубыми, цвета морской волны, со слегка приподнятыми уголками, что делало его похожим на китайца. В них отсутствовало всякое выражение, кроме разве что глубоко затаенной жестокости. Он поднял нож.

Раздался негромкий, но твердый женский голос:

— Нет.

Он обернулся к ней, склонив голову набок и прислушиваясь, и застыл, все еще не опуская нож, с разочарованно-вопросительным видом.

— Мы последим за ним и посмотрим, — произнес женский голос.

Мальчик помедлил, переводя взгляд с ножа на Ларри и с Ларри — снова на нож, взгляд, в котором безошибочно читалось его жгучее желание нанести удар, а потом ретировался той же дорогой, по которой пришел.

Ларри продолжал спать.

Первое, что ощутил Ларри, когда проснулся, что он чувствует себя хорошо. Второе — что он голоден. Третье — что солнце ведет себя неправильно: оно, похоже, двигалось по небу в обратном направлении. И четвертое — что он сейчас, пардон за выражение, хочет ссать как скаковая лошадь.

Вставая и прислушиваясь к чудесному похрустыванию суставов при потягивании, он понял, что не просто вздремнул, а проспал всю ночь. Он взглянул на часы и догадался, почему солнце вело себя неправильно. Было двадцать минут десятого утра. Он был голоден. В большом белом доме найдется еда. Консервированный суп и, быть может, вяленое мясо. В животе у него заурчало.

Прежде чем взобраться на холм, он скинул всю одежду, наклонился над ручьем и полностью обмылся. Моясь, заметил, как отощал, — что ж, поезда теперь не ходят, а прогулки пешком здорово выматывают. Встал, вытерся рубашкой и натянул штаны. Из ручья торчало несколько черных камней, и по ним он перебрался на другую сторону. Там он неожиданно замер и уставился на густой кустарник. Страх, ни разу не дававший о себе знать с тех пор, как он проснулся, вдруг взметнулся вверх как удар бича, а потом так же быстро растаял. Это была белка или дятел, а может, лисица. Всего-навсего. Он равнодушно отвернулся и принялся взбираться вверх по лужайке к большому белому дому.

На полдороге к дому на поверхность его рассудка всплыла одна мысль и лопнула там как мыльный пузырь. Она возникла неожиданно, не возвестив о своем появлении ревом фанфар, но заставила его резко остановиться.

Мысль была такая: «Почему ты не ехал на велосипеде?»

Он застыл посреди лужайки, на равном расстоянии от ручья и от дома, пораженный простотой своего открытия; Он шел пешком с тех самых пор, как избавился от «харлея». Тащился из последних сил, надрывался, свалился в конце концов от солнечного удара или чего-то похожего. А ведь все это время он мог спокойненько крутить педали и катить со скоростью быстрого бега, если бы ему так хотелось, и сейчас уже был бы на побережье, выбирал бы себе летний домик и устраивался бы в нем.

Он начал смеяться — сначала тихонько, немного напуганный звуком собственного смеха среди всей этой тишины. Смех, когда вокруг нет никого, кто посмеялся бы вместе с вами, лишь очередной признак того, что вы совершаете путешествие, взяв билет «в один конец», в эту легендарную страну вечного безумия. Но смех звучал реально и искренно, был, черт возьми, таким здоровым и таким похожим на смех прежнего Ларри Андервуда, что он дал себе волю. Он стоял, уперев руки в бока, задрав голову в небо, и просто заходился от смеха над своей собственной потрясающей глупостью.

Позади него, оттуда, где кусты возле ручья росли гуще всего, за всем этим наблюдали зелено-голубые глаза. Они следили, как Ларри, в конце концов, стал взбираться по лужайке к дому, все еще посмеиваясь и качая головой. Они проследили, как он скрылся в доме, и тогда кусты зашевелились, издав такой же шорох, какой Ларри слышал раньше, но не обратил на него внимания. Из кустов вылез мальчишка, по-прежнему голый, если не считать коротких шортов, и размахивающий ножом, зажатым в руке.

Вслед за ним показалась другая рука и погладила его по плечу. Мальчик моментально остановился. Вышла женщина. Высокая и представительная, она тем не менее, казалось, даже не шевельнула кусты. Волосы ее были густыми, иссиня-черными, с яркими проблесками чистейшей белизны, изумительно красивые волосы. Они были заплетены в косу, свисавшую через плечо и доходившую до груди. При виде этой женщины вы обратили бы внимание сначала на то, какая она высокая, потом ваш взгляд привлекли бы ее волосы — вы рассматривали бы их и думали, что почти ощущаете глазами их грубую и вместе с тем гладкую фактуру. Будь вы мужчиной, вам пришел бы в голову вопрос: а как она выглядит с распущенными волосами, разметавшимися по подушке при лунном свете? Вам было бы интересно, какова она в постели. Но она еще ни разу не отдалась ни одному мужчине. Она была чиста. Она ждала. Ей снились сны. Однажды в колледже во время спиритического сеанса она гадала на суженого, силуэт которого должен был появиться на специальном экране. И сейчас снова подумала о том, уж не этот ли человек станет первым в ее жизни мужчиной.

— Подожди, — сказала она мальчику и повернула его искаженное лицо к своему, спокойному. Она знала, в чем тут беда. — С домом все будет в порядке, Джо. Зачем он станет вредить дому?

Он оглянулся и бросил долгий обеспокоенный взгляд на дом.

— Когда он уйдет, мы пойдем вслед за ним.

Он яростно замотал головой.

— Да. Мы должны. Я должна. — Она остро чувствовала необходимость этого. Может, он и не будет тем самым первым, но даже если и так, он будет звеном в цепи, которая вела ее долгие годы, той цепи, которая теперь приближалась к своему концу.

Джо — в действительности его звали иначе — бешено замахнулся ножом, словно хотел вонзить его в нее. Она не сделала ни единого движения, чтобы защититься или убежать, и он медленно опустил нож. Он повернулся к дому и ткнул в него ножом.

— Нет, ты не сделаешь этого, — сказала она. — Потому что он человек, и он приведет нас к… — Она замолкла. «Другим людям, — хотела она закончить. — Он человек, и он приведет нас к другим людям». Но она не была уверена в том, что именно это собиралась произнести, а даже если и это, похоже, это было далеко не все, что ей действительно хотелось сказать. Она уже чувствовала, как ее раздирает в разные стороны, и пожалела, что вообще увидела Ларри. Попыталась снова погладить мальчишку, но он сердито отпрянул. Он смотрел в направлении дома, и в глазах его горела ревность. Через некоторое время он нырнул обратно в кусты и поглядел оттуда на нее с обидой. Она пошла вслед за ним, желая убедиться, что с ним все будет в порядке. Он лег, свернулся в клубок как зародыш, прижимая к груди нож, сунул большой палец в рот и закрыл глаза.

Надин вернулась туда, где ручеек превращался в маленький прудик, и встала на колени. Она зачерпнула ладонями воду, попила, а потом устроилась возле прудика, чтобы следить за домом. Взгляд ее был спокоен, а лицом она была очень похожа на Мадонну Рафаэля.

Этим же днем, только несколько позже, катя на велосипеде по отрезку шоссе 9, обрамленному с обеих сторон деревьями, Ларри Андервуд заметил маячивший впереди зеленый знак-отражатель. Он затормозил, чтобы прочитать надпись на нем, и изумился. Надпись гласила, что впереди МЭН, КУРОРТНАЯ ЗОНА. Он с трудом заставил себя поверить этому; по-видимому, он прошел неимоверное расстояние, пребывая в полуобморочном состоянии от страха. Или из его сознания просто выпало несколько дней. Он уже собрался было вновь нажать на педали, когда что-то — какой-то звук в лесу или, быть может, лишь в его воображении — заставило его торопливо оглянуться назад. Но там ничего не было, кроме пустынного шоссе 9, лентой вьющегося обратно в Нью-Хэмпшир.