Вятская тетрадь - Владимир Николаевич Крупин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так народ, в обход официального духовенства, без ведома его, выделил и возвеличил память пустынника. Был ли он братом Трифона, как знать.
О пустыннике думаешь, стоя в Слободском перед часовней архангела Михаила. Она привезена с северо-востока области, но, видимо, судя по бумагам, это не часовня Иоанна, ведь его часовня стала надкладезной и ее остатки, может быть, мы видим над ключом ниже монастыря, там, где сейчас полощут белье. А может быть, Иоанн срубил еще одну?
Как знать. Знаем только, что консистория 27 июня 1884 года постановила по вопросу о личности Иоанна Пустынника: «Переписку по сему предмету прекратить, дело почислить решенным и сдать в архив».
Сдали в архив, а 29 августа крестьяне шли отовсюду и поминали пустынножителя. Что их привлекало? Пусть им говорили, что Иоанн никакой не святой, что мощи его тленны, их заражал пример жизни отшельника. Свободный от грехов пьянства и курения, питающийся от праведных трудов, неутомимый работник — вот кого ставил народ в образцы жизненного поведения.
ХИТРЫЕ ПОДАРКИ
Меня не могла не заинтересовать строка из Карамзина о том, что вятские воеводы откупались от московских нашествий подарками. Какими? Не сказано. Листая страницы «Трудов архивной комиссии», я набрел на письма вятского архиерея Алексия Титова к царю и царице, писанные в 1718—1721 годах. Впервые они были обнародованы в журнале «Странник», в его январской книжке за 1905 год, а оттуда перепечатаны в «Трудах» в том же году, во втором выпуске. В первом письме архиерей извиняется перед Петром за долгое молчание, говоря, что «не писал не забвением или нерадением твоея автократорская ко мне милости удержан; по истине не тем, но ово убо несвободою времени, ово же моею немощию занят, о чем прошу покорно склонного и милосердного безгневия». То есть то был занят, то болел, писать было некогда. Это декабрь 1718-го. А в январе 1720-го Алексий посылает императору подарок, да не простой.
«При сем же вашему царскому пресветлому величеству челом бью в дар аз, нижеименованный, черным лисом живым. Да повелит державство ваше онаго маленького зверька милостиво прияти и ко мне, богомольцы своему, милосердие свое царское показати».
Еще через год Алексий одаривает царицу часами вятской работы, на циферблате коих изображены лики святых, и при часах… но лучше процитировать выдержку из письма:
«Изволь, великая государыня наша царица, оные часы при своем величестве содержать, а к нам, убогим, свою государскую милость являть. Еще же вашему величеству челом бью двенадцать чашек валовых, которые у нас на Вятке строятся. Подаждь, Христе боже, из оных сосудцев вашему величеству во здравие кушать и здравствовать на многие лета…»
Но уж самый хитрый из хитрых подарков был сделан императрице Екатерине. Губернии, как известно, в Вятке до ее царствования не было. Настороженная бунтом Пугачева, делающая Россию более управляемой, Екатерина образовала ряд новых губерний. Вятские тоже встрепенулись, а как же мы? А вдруг забудут? Тут тезоименитство государыни. Надо снаряжать депутацию. А что матушке-государыне подарить?
— Меха, — сказали купцы.
— Драгоценности, — сказало дворянство.
— Эх, неразумные, — сказал архиерей, — а то не видала государыня мехов аль драгоценностей. Уж с Сибирью да Уралом нам не тягаться. Надо так, чтоб императрица ежедневно нас вспоминала, садясь за труды.
— А как так? — спросили купцы и дворяне.
— Сейчас скажу, — отвечал архиерей, разворачивая карту империи. — А вот ежели бы, достопочтенные господа, на оной карте означилась бы Вятская губерния, то каковы б были ее очертания? Орлов, Котельнич, Слободской, это все вятское. И Кай-городок, и понизовье — Уржум, Яранск, Царево-Санчурск, Малмыж — это суть наше. А еще что?
— Как что? — сказали купцы. — По Чепце все земли наши. Глазов наш.
— А Елабуга? — вопросили дворяне. — А Сарапул?
— Следовательно, границы таковы, — и архиерей стал вести по карте указующим перстом. Когда он захватывал слишком, купцы и дворяне осаживали:
— Владыка, сие костромичей, А сие казанское. Сие екатеринбургское.
— Эх, — досадовал архиерей, — слабеет вятская удаль, а то чтоб нам и Казань не присовокупить?
— Владыка, к чему ваше такое словопрение?
— А к тому, что депутацию снарядить надо честь по чести.
И архиерей изложил свой план, который был с восторгом принят. Лучшим мастерам был заказан чернильный прибор из капокорня, редкого вятского промысла.
— Чернила матушке нашей государыне надобны постоянно, — говорил архиерей. — Сколь на одного Вольтера извела, соотносясь перепискою и наставляя оного на путь истинный. Уж хоть бы кто сказал голубушке, чтоб присоветовала ему не с папой римским сутяжничать, а в православие креститься. Так-то бы пристойней, и чернила не лить.
И депутация отправилась. Любезно принятая и посаженная в кресла, депутация ждала, что скажет императрица о принятых подарках. Чернильный прибор был изумителен. Чернильницы, приспособление для перьев, песочница располагались на основании, которое было непонятной формы. Сверху значилось: «Карта губернии».
— Какова же это губерния? — подивилась императрица. — Таковых очертаний не упомню.
— Вятская, матушка, Вятская, — возопили депутаты, валясь в ноги самодержице.
Ну как было после этого не начертать указа о создании Вятской губернии?
Вася Прохорыч
Сидели с родителями, говорили о знаменитых вятских силачах, так как только