Штрафники - Григорий Свирский

Жррррать!

И вдруг я услышал слово, которое сразу заставило забиться мое сердце.

- Таш-кент! Таш-кент! ... Жрррать! - мой школьный товарищ произнес это слово бессознательно, в порыве отчаяния...

Я прогорел, как говорится до тла. На плечах у меня была довольно ветхая ополченка. Кроме голода и жажды, ничего! На последние деньки взял себе место в вагоне третьего класса, чтобы искать счастья в Санкт-Петербурге. В Петербурге этот возглас был повторен Пьером Накатниковым - моим старым товарищем по школе. Он уже в чине штатского генерала. Занят организацией армии цивилизаторов и вербует охочих людей. Отправляет их целыми транспортами куда надо...

Как видим, никто не "стоял на рубеже" активнее, чем Накатников. Естественно, я к нему.

- Отсутствие телеги, - вразумляет он меня - вот ключ для объяснения существования народов пастушеских, кочевых. Диких, нецивилизованных... И вот появляется телега - этот неудобный и тряский экипаж! - но какую революцию он производит. Где телега, там и конюшня - простодушный пастух начинает дорожить навозом... Без навоза цивилизация бы заглохла! - и вот пастух устраиват возле него жилище и, незаметно для себя, втупает в период оседлости. Понимешь ли ты, какую радикальную реформу мы можем сразу произвести в быте этих несчастных бродяг, ничем не рискуя, ничего даже с собой не принося... кроме телеги! Кроме простой русской телеги!... Пьер... прервал свои объяснения и ласково сказал мне. "Я сегодня же доложу о тебе нашему генералу, и мы запишем тебя в гвардию.. Впереди нас идут пионеры цивилизации. Это кровопускатели, - они прорубают просеки, да, пускают кровь. Совсем другое дело - наша цивилизационная гвардия... Они получают двойные прогонные и порционные деньги..."

Целый день я получал деньги... денег потребовалась куча неслыханная, ибо я в качестве ташкентского гвардейца, кроме собственных подъемных, порционных и проч., получал еще и другие суммы, потребные преимущественно на заведение цивилизующих средств...

Кода я прискакал, приемная зала была уже полна соискателей всех возрастов. Огромного роста молодцы все подходили и подходили. Говорили друг с другом вполголоса взволнованно и примерно одно и тоже: - Без нас дело не обойдется!

- Только зевать в этом деле не следует - не то как раз перебьют дорогу...

Мимо меня спешили, казалось, не люди, а нечто вроде горилл, способных раздробить зубами дуло ружья:

- Слышали? Нигилисты-то? ведь это, батюшка, клад!

- Клад-то клад. Только зевать в этом деле не нужно...

Я взлянул... Те же гориллы.

И вновь подошедшие: - Взял и ухватил! Потому что в этом деле главное ухватить!.. Тут даже ума не требуется. Ухватил и - баста... ПРОВИДЕНИЕ!!

Когда я приближался к приемной, гвардейский генерал распекал человечка с мятым лицом и добрыми виноватыми глазами. На рыжеватой словно ржавой шинели человечка погоны старшего офицера: "Я вам приказал... почему вы не исполнили?" - грозно вопрошал генерал.

- Ваше превосходительство, я был на месте и убедился, что указываемый вами рожон совсем не рожон...

- А разве об этом вас спрашивают? А знаете ли вы... что за подобные рассуждения в военное время расстреливают?.. Сегодня же подавайте в отставку...

Среди будуших завоевателей-цивилизаторов диких народов и знакомый мне по военному училищу красавец Амалат, получивший после выхода из училища имя Ивана и его старший брат Азамат, окрещенный там Петром. В корпусе оба отличались необыкновенной ненавистью к наукам и особенной страстью к восточной магии... ...им предстояла, конечно... видная военная карьера... но они сами испортили все дело. Однажды Амалат где-то в Польше запряг в телегу тройку жидов и одного из них загнал. А Амалат...и того пуще... И братья вынуждены были оставить полк...

Амалат при своем 3-х аршинном росте и соразмерной тучности... выражал такую угрюмую решительность, что самые невинные люди немедленно во всем сознавались при одном его приближении. Генерал полюбовался им, затем заметил, что в нашем предприятии найдется место для людей всякого роста

И вдруг покраснев, прибавил: "Господа! Я не оратор. Но, как челоек русский. Могу сказать: ребята, наша взяла - Одно непременное условие для цивилизатора - это русская душа!"

- А немцу можно? - раздался в толпе чей-то голос.

Небесная улыбка озарила лицо генерала.

- Немцу можно! Немцу всегда можно! Потому что у немцев всегда русская душа!

Наконец перепись кончилась. Оказалось 400 русских, 200 немцев с русскими душами, тридцать три инородца без души, но с развитыми мускулами, и 33 поляка... Последних генерал тотчас вычеркнул. Но они воспротивились этому.

- У нас тоже русские души!

- ... Вы католики, господа, - усовещивал генерал: - а этого я ни в коем случае потерпеть не могу.

- Какие мы католики - мы и в церкви никогда не бываем!

- А! Если так - это другое дело!..

И так, господа цивилизаторы, - на ТАШКЕНТ!

Из-за спины генерала вышел человечек в ржавой шинели, которого только что распекали. Произнес тихо, буднично: - ... Ребята! Бери у бородатых, что кому надо, но на бороду не плюй! Погладь бороду-то. Погладь!..

Снова клочок старой карты Средней Азии с еще горящим и не затухшим кружочком. Ташкент!

Провожает меня старый приятель Прокоп. Он не одобряет моего патриотического психоза и "цивилизаторских затей". Всю дорогу кипит: Франция выдумала две вещи: ширину взглядов и канкан. Из того числа: канкан принят Митрофаном с благодарностью, а от ширины взглядов отплевывается и до днесь со всею страстностью своей восприимчивой натуры.

Митрофаны изменились? Да они и знать ничего не хотят. Жрррать!! Лишь одно свое право упорно отстаивают - право обуздывать, свободно простирать руки, куда дозволят. .. Вчера обуздывали Чечню, сегодня Ташкент...

Не внял я Прокопу. На другой день, в шинели ополченца, отправился на железную дорогу и взял место в спальном вагоне второго класса... Через плечо у меня висела дорожная сумка, в которой хранились казенные деньги.

Рядом такие же ликующие ополченцы, открывающие сумки с припасенным запасом спиртного...

Все это я помню...

Но каким образом я оказался в Ростове на Дону?! Где моя сумка?!

Я ехал, я ехал, я ехал... Господи! Тут есть какое-то волшебство. Злой волшебник превратил в Ташкент... Рязанскую губернию...Рязанскую или Тульскую?!

Я помню: я пил...

В Таганроге меня арестовали... Где казенная сумка?

- Я помню: я пил...

Что случилось? Где я нахожусь?

Кругом меня ходят какие-то тени и говорят "стоя на рубеже..."

"Заготовление телег!!" Но ведь надобны средства, mon cher! Телега, конечно, это не бог знает драгоценность какая, но ведь надо построить ее! Где средства? Где ж средства... коли я их ВСЕ ПРОПИЛ...mon cher!

...Думающие и страждущие справедливости интеллигенты тут же бросились искать партии, далекие от болтунов либерализма; другие - крайне решительные, которым по духу и силе "цивилизовать" Ташкент..

Вечером, Прокоп подобревший ко мне, битому жизнью, умудренному, заставил меня надеть фрак и белый галстук, а в десять часов мы уже были в салонах князя Обалдуй- Тараканова.

Раут был в полном разгаре: в гостиной стоял говор; лакеи бесшумно разносили чай и печенье. Нас встретил хозяин, который произнес: - Рад-с. Нам, консерваторам, не мешает как можно теснее стоять друг около друга.

Мы, консерваторы, страдали изолированностью - и это нас погубило... Я теперь принимаю всех... Я, впрочем, надеюсь, что вы консерватор?

Хозяин постоянно был на ногах и переходил от одной группы беседующих к другой. Это был человек довольно высокий, тощий и совершенно прямой... Очевидно, тут все держалось внешнею выправкой, скрывавшей внутреннее недоумение, которое отличает людей раздраженных и не понимающих причину своего раздражения.

Общий план зала. Объектив наплывает то на одного гостя князя, то на другого.

Средним планом: седовласый младенец шамкает в испуге: - Куда мы идем?!

Снова общий план зала. Гости, один за другим, без звука, - жестами, мимикой, - повторяют друг другу одно и то же: "Куда мы идем?!!

Мы останавливаемся на мгновенье у различных столов. За ближайшим образуется патриотическое общество по самому дешевому производству, для армии и флотов, колбасы из еловых шишек и никуда не годных мясных обрезков. Тут же сочиняется патриотическое воззвание к народу с широко известными виршами:

"О Росс непобедимый,

О твердокаменная грудь!"

Гости вдруг повернултсь к одной из групп, где обсуждается какой-то явно спасительный для России прожект. Прожект о "расстрелянии", составленный ветлужским помещиком Поскудниковым.

Поскудников горделиво читает свое произведение: - Отчего все ужасное происходит? Конечно же, от недостатка спасительной строгости. - Если бы, например, было своевременно прибегнуть к расстрелянии, то и общество было бы спасено, и молодое поколение ограждено от заразы заблуждений...

Зал внимает с надеждой: кто-то из гостей не ахает-стонет, а предлагает спасение.