Школяр - Дмитрий Таланов

Второй прибывший ранее офицер, закончив опрашивать учеников, подошел к стоявшему столбом Ирению.

— Ментор, у меня есть важная новость: один из двух предположительно сгоревших нергалов остался в живых. Кое-кто заметил, что он успел спикировать в сторону деревни, подпалив только крылья.

Ирений пробудился к жизни.

— Вот как? — тихо сказал он. — Дай мне свой меч, Денард.

Получив меч, он зажал его в правой руке, держа в левой жезл, и зашагал к пенькам внешней стены. Через минуту он скрылся из виду на склоне холма.

От открытого книгой прохода в Кейплиг вдруг донесся знакомый Филю голос:

— Пропустите меня… Пустите, я хочу это видеть!

Очередь давно рассосалась: на поле остались только два офицера стражи, мадам Багила, профессор Лонерган, толкавшийся с потеряным видом Андреа, профессор Фабрициус, Филь и два недвижимых тела перед ним. Леппику уже унесли. И всё же Флаву, казалось, тесно здесь, настолько крутые он принялся закладывать зигзаги, словно фокстерьер на охоте. Ни с кем не здороваясь, он обежал вокруг Сигнальной башни, откуда убрали останки Якоба, залез на колокольную площадку, слез, осмотрел через пеньки стены игровое поле, затем с другой стороны оглядел деревню за рекой и только потом, игнорируя всех, подлетел к профессору Фабрициусу. С момента появления здесь императора тот наблюдал за ним со всё возрастающей тревогой.

— Фабрициус, — проглатывая слова, сказал Флав, не замечая стоявшего рядом Филя. — Я скоро перестану что-либо соображать, поэтому…

— Простите, сир, — перебил его потрясенный Схизматик, — вы что, выпили моего эликсира?

— Выпил, — невнятно ответил Флав. — Услыхал, что произошло, затем выпил ваше последнее «прости», которое вы оставили мне на память, и поспешил сюда. Так вот… О, а это что за тела?

Он наконец удосужился заметить, что было у него под самым носом. Едва не наступив Анне на руку, он рывком склонился вперед и забрал у Филя его жезл.

— Чего застыл, как истукан? — пробормотал он и без промедления окатил Мету из жезла голубым пламенем.

Девушка застонала, и Флав, отшатнувшись, погасил жезл.

— Извините, сир, — подался к нему Схизматик, — но если вы решили вылечить её, то это надо делать так!

Под его управлением Флав медленно провел пламенем по конечностям к телу, обвел тело по часовой стрелке и завершил проведением от головы к сердцу. После чего император стал ни на что не годен: у него закатились глаза, и он готов был упасть и уснуть.

— Страшные эликсиры ты варишь… Фабрициус, — чуть слышно пролепетал он, поддерживаемый могучим Схизматиком. — Я прискакал молодым козлом… а ухожу полумертвый.

Подскочившему к нему Лонергану он сказал:

— А, это ты… А ты создаешь страшные вещи… Если всё вокруг натворили твои десять петард, я награжу тебя, дай только выспаться.

— Награждайте его, — ответил профессор Лонерган, кивая на оставшегося позади Филя. — Это его рук дело!

Флав свесил кудрявую голову, глядя на Филя из подмышки. Толстые ноги его не шли, и к порогу его потащили два офицера.

— А тебе приказываю явиться в Кейплиг быстро, как сможешь, — сказал напоследок император и, кажется, захрапел.

Фабрициус бережно поднял на руки порозовевшую, крепко спящую Мету. Лонерган вскинул Анну. Филь поднял с земли брошенный Флавом жезл. Прошло совсем немного времени, и на поле не оказалось никого, кроме его с Андреа, которого книга не пустила на ту сторону, а Филь решил и не пытаться. Никто не сказал им «до свидания», все просто ушли, унеся с собой Железную книгу.

Ощущая опустошение в душе, Филь сказал:

— Пойдем, полдень скоро, а нам еще ловить коней, твои-то сгорели нераспряженные. Продадим одного в деревне, денег раздобудем. Может, даже хватит на седла. Нам надо успеть до заката доехать до первой заставы. Пойдем, Андреа!

Обескураженный понурый итальянец побрел за ним в ту сторону, где когда-то находились ворота. Они сгорели, за исключением пяти угловых столбов. Пламя пощадило также примыкавшую к ним каморку, где давно никто не жил, а еще до этого жил палач. На усыпанной пеплом земле лежали какие-то ошметки.

— Оттуда выпрыгнула эта гадина, — сказал Андреа, — а твоя сестра застыла столбом от страха с Арпонисом в руках. Ян вбил свой жезл гадине в глотку и только потом выстрелил. Я не подозревал, что у этого юноши такой темперамент. Филь, а что теперь будет с этим местом? Тут хороший грунт и выход камня неподалеку, можно строить всё, что пожелаешь, даже очень большое.

Они вышли за линию ворот, и Филь оглянулся. Место в самом деле было славное, а если немного стесать холм, то и очень обширное. Здесь можно было легко разместить дюжину Хальмстемов.

— Хочешь построить здесь новую Алексу? — спросил он и задумался. — Что ж, я замолвлю за тебя словечко.

— 29 —

«В библиотеке Хальмстема хранятся характеристики, данные владельцу замка некоторыми имперскими вельможами того времени. Среди них можно встретить такие: «упрямый, как баран», «неуправляемый, как Катаклизм», «не признает поражений и не осознает их», «вечный мальчик». Читая подобное, я испытываю недоумение: летом 1347 года те же вельможи поручили этому юноше дело, в успехе которого перечисленные качества сыграли ключевую роль…»

Через пять дней добравшись до Кейплига, Филь с Андреа не застали там никого ни в доме Филя, ни в замке. Из записки на столе в доме они узнали, что накануне вся знать отправилась на торжественную сдачу Хальмстема. Филю с Андреа предписывалось без промедления прибыть туда.

— Провалиться, — выругался Филь, — еще десять часов в седле. Нет, господа, сначала я высплюсь и дам отдохнуть своему замечательному коню!

За прошедший год Ветер вырос так, что стало ясно: в этом коне течет кровь Почтовых лошадей. Он проехал от Алексы до столицы, даже не вспотев, и мог бы при желании пролететь всю дорогу в полтора дня, если бы кобыла Андреа не тащилась так медленно.

Филь вывалил перед Андреа свой небольшой гардероб, предложив выбирать, что тому по душе, затем достал из тайника деньги и вернул долг в семь империалов. Прохрапев всю ночь, они на рассвете выехали в Хальмстем.

Когда они проезжали мимо поворота на Менону, сердце Филя сжалось от воспоминаний о проведенных там днях. Он был убеждён, что дорога туда для него теперь закрыта.

Он не считал себя виновным в смерти Анны, но, судя по всему, так считали все остальные. Иначе хоть кто-то сказал бы ему что-нибудь в тот страшный час, когда решались судьбы её, Меты и Габриэль. Он же, как прокаженный, полчаса стоял там, но не услышал ни от кого ни слова, кроме короткого доклада Ирения, чудовищных сентенций нергала и завершающего приказа Флава. А потом, словно он был пустым местом, его оставили, предоставив самому решать, как выбираться оттуда.