Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян

Из замка вышла женщина в простом платье служанки и с камнем в руке.

– Я – Кемма, – прокричала она рыцарям. – Мой отец был кузнецом в селении, которого больше нет. Можете называть меня Молотом Карефаля. Когда вы разорили мой дом, меня там не было, но я была у стен Арамора, когда пришел ваш час.

Затем вышел еще один, другой, третий, все называли свои имена и селения, в которых они родились, и каждый был готов погибнуть в этой бойне.

Спустя несколько минут вышел один из герцогов. Я узнал в крупном мужчине Мейлларда, герцога Пертинского. Он посмотрел на меня с горестной улыбкой.

– Что ж, парень, по крайней мере, теперь наше герцогство появится на карте. – Он повернулся к рыцарям, и голос его прогремел так громко, что я даже подумал, что земля сейчас сотрясется: – Я - Мейллард, будь я проклят, герцог Пертинский. И другого имени мне не нужно. Клянусь святым Шьюллой, Купающимся со зверями, что любому из рыцарей в черном табарде, если он родом из моего герцогства, я лично оторву голову!

Около пятидесяти человек стояли перед тысячей рыцарей, которые не двигались с места и ничего не говорили. Если их и поразила наша дерзость, то они и виду не показали. Я поглядел на небо. Наступало время заката.

Раздался чей-то голос:

– Это и есть твой великий план? Просто стоять и называть свои имена перед толпой ублюдков в доспехах и с черными сердцами, надеясь, что они умрут от смеха?

Я попытался разглядеть, кто это прокричал, но, лишь почувствовав руку Кеста на своем плече, я сообразил, что голос раздался из-за спины; сердце мое взмыло до небес, когда я обернулся и увидел всадника на сером коне в коричневом кожаном плаще без одного рукава.

– Что за жалкое собрание малодушных героев! – сказал Брасти, спешиваясь. – И что, черт побери, случилось с рукой Кеста?

Увидев его, я ощутил такую необыкновенную радость: если и доведется умереть, то пусть лучше это случится здесь и сейчас в компании людей, которые мне дороже всего на свете.

– Я думал, что ты нас оставил, – сказал я. – «Идите и спасайте мир, а я пойду спасать людей» – разве ты не так мне сказал?

– Передумал, – ухмыльнулся он.

– И по какой это причине?

Он огляделся.

– Люблю осень в Араморе, а ты?

Я обнял его и прижал к груди.

– Да ладно, Брасти, признайся, мы же все равно умрем. Глубоко в сердце ты все-таки верил в мечту короля так же сильно, как и я.

Он отстранился и посерьезнел.

– Ты так и не понял, Фалькио. Я никогда не следовал за королем, черт побери, я даже никогда не следовал за плащеносцами. В душе я очень простой человек. Я бы не пошел ни за герцогами, ни за богами со святыми, ни за Кестом, если уж на то пошло, и вообще ни за кем.

– Тогда почему?

– Ты, Фалько, все-таки идиот. Я последовал за тобой. И все мы.

Я посмотрел на Кеста, Дариану, Валиану и Эталию, и все они согласно кивнули. Почему, хотел я спросить их. Они все пришли вместе со мной сюда, чтобы погибнуть, но кто я такой, чтобы вести их за собой? Я не сделал ничего особенного – просто пытался воплотить мечту того, кто верил, что мир может стать лучше. Но… Может, я следую за тобой, сказал мне король в тот самый день.

– Так в этом и заключается весь твой план? – снова спросил Брасти. – Стоять и смотреть, как эти псы в черных табардах убьют нас? На мой взгляд, это очень уж похоже на все твои прежние планы.

– Но ты должен признать, – заметил я, – что история из этого выйдет хоть куда. У нас здесь даже настоящий бард есть, который сможет обо всем рассказать.

Он улыбнулся.

– Что ж, можно согласиться с твоим подходом: звучит всё очень благородно. Уверен, что сказание о битве Фальсио в Араморе получится романтическим и трагическим одновременно. Но вообще-то у меня есть другой план.

– В самом деле? – спросила Дариана. – У Брасти Гудбоу есть план? Наверное, звезды сейчас свалятся с небес.

Брасти не обратил внимания на ее слова и пошел вперед, встав между нами и рыцарями.

– Я никогда не рассказывал, что повелел мне король пять лет тому назад, не так ли, Фалькио?

Я окинул взглядом двести ярдов, которые отделяли нас от отряда рыцарей в доспехах. Солнце садилось за горизонт, и по перестуку копыт и звону сбруи я понимал, что они готовятся к атаке.

– Конечно, мне хотелось бы об этом узнать, Брасти, но сейчас время не самое подходящее.

Он тоже поглядел на рыцарей.

– Неужели? Думаю, что другого времени у нас и не будет.

– Согласен. Хорошо. И что же он тебе повелел?

Брасти улыбнулся.

– Меня он позвал самым последним, помнишь? К тому времени он уже устал и начал раздражаться – помнишь, каким он иногда становился? Я это понял, потому что пошутил, когда вошел в тронный зал, а он ответил: «Знаешь что, Брасти? Ты настоящий ублюдок. Думаешь, твой лук делает тебя каким-то особенным, но я‑то знаю, что таким образом ты просто суешь палец в зад этому миру».

Брасти засмеялся, а вместе с ним и Кест. Король редко ругался, и никто не мог довести его лучше, чем Брасти.

Но я так и не понял, к чему он все это рассказал.

– Ну и? – спросил я.

– И что?

– И какое последнее повеление он тебе дал?

– A-а, ты об этом. Он был раздражен, что, в общем, неудивительно, потому что вот-вот ожидал прихода герцогов, собиравшихся убить его. Я уже хотел уйти, но меня задело, что он так и не дал мне последнего повеления. Король всегда вел себя так, словно я чем-то хуже всех остальных, просто потому что я не смотрел ему в рот, будто он свет мира.

– Время выходит, – напомнил Кест, кивнув на рыцарей.

Первый ряд медленно двинулся вперед.

– Ага, понял. В общем, я повернулся к королю и спросил: «И что? Для меня никаких божественных повелений не будет, ваше величество? Никакого великого поручения?» Он криво ухмыльнулся и сказал: «Для тебя? Ты всегда был ублюдком, и я убедился, что до последнего дня ты так ублюдком и останешься, Брасти. Ты и твой дурацкий лук. Но знаешь что? Этому миру нужно больше ублюдков. Вот так. Это и есть мое повеление. А теперь убирайся отсюда».

– И всё? – спросил я. – «Этому миру нужно больше ублюдков»?

Брасти кивнул.

– То есть все последние пять лет ты вел себя как заноза в заднице, потому что…

Он улыбнулся.

– Потому что исполнял повеление короля.

У короля, конечно, то еще чувство юмора. Оно всегда проявлялось в самое неподходящее время. Но Брасти еще не закончил.

– Должен кое в чем признаться: выяснилось, что до сих пор я не понимал, что король имел в виду.

– Как это? – спросил Кест.

Брасти поднял Невоздержанность и положил на тетиву черную стрелу. Затем быстро повернулся к нам и провозгласил:

– На нас надвигается тысяча рыцарей в доспехах.

Он направил стрелу вверх, натянул тетиву и выстрелил.

Стрела поднялась в небо, словно хотела дотянуться до солнца, а затем повернула и по узкой дуге неумолимо полетела к земле, упав в пятистах ярдах от нас.

Слишком поздно рыцари поняли, что происходит, и попытались выбраться из строя, но отряд стоял тесными рядами, и, когда двухфутовая стрела упала с неба, она мгновенно пробила шлем и убила рыцаря.

Брасти оглянулся.

– Один готов. Осталось девятьсот девяносто девять.

Кто-то из командиров пролаял приказ, и рыцари понеслись вперед. Еще немного, и они сметут нас.

– Умирать, так с музыкой, – сказал Кест, подняв палаш левой рукой.

Брасти фыркнул.

– Все еще держишься за меч? Разве я только что не продемонстрировал тебе преимущества лука?

– Если ты не сможешь повторить этого еще девятьсот девяносто девять раз за пару минут, то о чем разговор?

Лучник улыбнулся, выглядя слишком самоуверенным для человека, которого ждет неминуемая смерть.

– Гляди!

Рыцари уже проскакали половину дистанции, которая нас разделяла, они пронеслись мимо густых кустов, обрамлявших луг с обеих сторон, и вдруг из этих кустов в небо полетели стрелы, впиваясь в рыцарей, скакавших в первом ряду. С воплями люди и копи повалились на землю, в них врезались те, что неслись сзади. Сначала в небо взлетело не меньше ста стрел, спустя несколько секунд – другая сотня.