Том 9. Архипелаг в огне. Робур-Завоеватель. Север против Юга - Жюль Верн

На этом, однако, не кончились беды несчастных супругов. На следующий же день после смерти ребенка их повели продавать с молотка и чуть было не разлучили. У них не было никакой надежды, что у нового хозяина они окажутся вместе. И действительно, на Зерму скоро нашелся покупатель, но только на одну Зерму, без Марса. Покупатель этот был Тексар. Никакой плантации у него не было, и зачем ему понадобилась Зерма - неизвестно. Просто так, по какой-то причуде. Тикборн уже готовился покончить дело со своим приятелем, как вдруг подвернулся новый, более выгодный покупатель.

Джемс Бербанк случайно зашел на публичную продажу негров Тикборна и был тронут участью несчастной мулатки, тщетно молившей, чтобы ее не разлучали с мужем.

Бербанку нужна была кормилица для новорожденной дочки. Узнав, что среди выведенных на аукцион невольников Тикборна есть женщина, недавно потерявшая своего ребенка, он пожелал купить ее. Тронутый слезами Зермы, он купил за высокую цену не только ее, но и Марса.

Тексар знал Джемса Бербанка, который неоднократно выгонял его из своих владений как человека с сомнительной репутацией. С тех самых пор Тексар и возненавидел всеми силами души семью владельца Кэмдлес-Бея.

Тщетно Тексар пробовал бороться со своим богатым соперником и удвоил цену, которую запросил Тикборн за мулатку и ее мужа. Он только заставил Джемса Бербанка заплатить за свою покупку втридорога. В конце концов Марс и Зерма достались все же владельцу Кэмдлес-Бея.

Таким образом муж и жена только остались в выигрыше: во-первых, они не были разлучены, а во-вторых, достались гуманнейшему плантатору во всей Флориде. Это смягчило их горе; они могли теперь без ужаса смотреть на свое будущее.

Прошло шесть лет, а мулатка Зерма все еще была в полном расцвете своей своеобразной красоты. Господам своим она была предана всей душой, что уже неоднократно доказала и смогла доказать в дальнейшем. Марс тоже выказывал себя вполне достойным своей жены, с которой был навеки соединен великодушным поступком Джемса Бербанка. Он был образцом тех негров, в жилах которых течет немало креольской крови. Рослый, сильный и бесстрашный, он мог оказать неоценимые услуги своему новому хозяину.

Когда вновь купленные невольники попали на плантацию, с ними стали обращаться не как с рабами, а как со свободными людьми. Все сразу же оценили их доброту, честность и сообразительность. Марса специально приставили к молодому Джилберту Бербанку, а Зерма стала кормилицей Ди, и оба невольника превратились как бы в членов семейства Бербанков.

Зерма перенесла на маленькую Диану весь неизрасходованный запас материнской любви. Ди платила за это своей кормилице глубокой детской привязанностью, а миссис Бербанк питала к мулатке чувства дружбы и искренней признательности.

Такая же дружба существовала между Джилбертом и Марсом. Ловкий, проворный и сильный мулат обучил своего молодого господина всем видам спорта. Джемс Бербанк был очень рад, что приставил его к сыну.

Уйдя из-под власти Тикборна, Марс и Зерма были как нельзя более довольны своим положением и благословляли судьбу, избавившую их от ужаса попасть в руки Тексара. Они никогда не забывали, кому были этим обязаны.

ГЛАВА ПЯТАЯ Черная бухта

На другой день рано утром по берегу одного из островков, затерянных в глубине Черной бухты, прохаживался какой-то человек.

То был Тексар.

В нескольких шагах от него только что причалил индеец на той же самой лодке, которая подплыла накануне к «Шаннон».

То был Скуамбо.

Пройдясь несколько раз взад и вперед, Тексар остановился у одной из магнолий, пригнул нижнюю ветку и сорвал с нее лист вместе со стебельком. Потом он вырвал из записной книжки страницу, на которой было написано чернилами несколько слов, и, тонко скатав ее, подсунул под прожилки нижней стороны листа магнолии. Это было так ловко сделано, что сверху вид листа ничуть не изменился.

Затем Тексар позвал:

- Скуамбо!

- Что, господин? - откликнулся индеец.

- Поезжай куда тебе велено!

Скуамбо взял лист магнолии; усевшись в лодку, он положил его перед собой; затем, энергично работая веслом, он обогнул оконечность островка и углубился в извилистый проток, скрытый под густым сводом ветвей.

Лагуна была изрезана целой сетью таких протоков, с мутною черною водою, как в некоторых европейских садоводствах. Кто не знал всех ходов и выходов этого лабиринта, тот непременно заплутался бы в лагуне среди всех ответвлений Сент-Джонса и никогда бы оттуда не выбрался.

Скуамбо плыл уверенно и смело, направляя свой челн туда, откуда, казалось, не было никакого выхода. Он раздвигал низко нависшие над водою ветки, которые снова смыкались за ним, так что никто бы не подумал, что тут сейчас проплыла лодка.

Индеец уверенно плыл по извилистым протокам, местам еще более узким, чем те канавки, которыми дренируют луга. При его приближении взлетали вспугнутые им стаи водоплавающих птиц. Скользкие угри бесшумно извивались среди видневшихся из воды корней. Скуамбо не обращал на них никакого внимания; не заботился он и о спавших в иле кайманах, которых легко мог разбудить, задев их лодкой. Он все плыл вперед, в узких местах работая веслом, точно багром.

Утро становилось все светлее, и ночной туман поднимался к небу, разгоняемый первыми лучами солнца, но под непроницаемым зеленым сводом, закрывавшим протоки, этого не было видно. Сквозь заросли не могли проникнуть даже отвесные лучи полуденного солнца. Впрочем, это болотистое, сырое место и не нуждалось в ярком дневном свете; для пресмыкающихся и гадов, кишащих в этой черноватой воде, для всех разновидностей болотных растений, плавающих на ее поверхности, полусвет был гораздо приятнее.

Около получаса Скуамбо лавировал между островками. Когда он, наконец, остановился, челнок достиг одного из самых отдаленных закоулков бухты.

В этом месте кончалась уже болотистая часть лагуны, деревья росли не так густо и пропускали лучи солнца.

Дальше открывалась большая низменная равнина, окаймленная лесом. На ней росло пять-шесть деревьев. Болотистая почва была покрыта кочками и, как матрац, пружинилась под ногами. Кое-где в причудливом беспорядке на ней разбросаны были чахлые деревца сассофрасса и кустики лиловатых ягод.

Привязав свой челнок к стволу прибрежного дерева, Скуамбо сошел на берег. Ночной туман редел. Пустынный луг выступал все яснее из окутывавшей его дымки. Среди пяти или шести деревьев, очертания которых смутно вырисовывались во мгле, росла невысокая магнолия.

Индеец направился прямо к дереву. Наклонив одну из веток магнолии, он прикрепил к ней лист, данный ему Тексаром, и, когда выпущенная из рук ветвь вернулась в прежнее свое положение, этот лист затерялся среди зелени.